Аркадий Смолин, обозреватель РАПСИ

Пожар в Козихинском переулке представляется подходящим поводом для обсуждения полного запрета точечной застройки в Москве. Практика разрушения естественной городской среды с целью получения разовой сверхприбыли, конечно, противоречит всем канонам урбанизма и прав человека. Однако такая узкая постановка проблемы, на самом деле, лишь скрывает более важный и системный порок.

До сих пор внимание СМИ и общественности в "Козихинской проблеме" сконцентрировано на двух вещах: разрушительных последствиях возведения гостиницы в неподготовленном месте, и "антинародной" роли компании Никиты Михалкова в этом вопросе.

Как утверждают члены инициативной группы защитников Малого Козихинского, у них на руках есть документы, подтверждающие, что строительные работы не должны вестись на зыбком грунте, где всегда были болота и пруды. Тем более, если речь идет о семиэтажном здании отеля с двумя подземными парковками. Однако застройщик принял решение рыть котлован - на 12 метров вглубь упакованного в асфальт Козихинского болота.

Немногим интереснее ситуация вокруг участия Михалкова в этой истории. В девяностые годы его студии "ТРИТЭ" были переданы в аренду здания XIX века, позже оформленные творческой организацией в собственность. Этим летом они были снесены, поскольку не имели статуса охраняемых памятников.

Сам режиссер потребность в сносе объяснил опасной ветхостью строения, по стенам которого "шли трещины шириной в ладонь, регулярно прорывало трубы, по мере того как возникала очередная опасность обрушения потолка, его подпирали деревянными балками". Очевидно, что творческая работа в таких условиях не представлялась возможной. Однако потребность творческо-производственного объединения в семи этажах элитной гостиницы Михалков не пояснил.

Культура мошенничества

Интерес в данном случае представляет не столько спор о состоянии объекта, сколько схема предоставления известным деятелям культуры земли на самых льготных условиях. А также полное отсутствие действенных механизмов контроля, что позволяет культурным и социально-значимым проектам по ходу строительства полностью растворяться в "побочной" коммерческой составляющей.

В девяностые годы эта схема была успешно отшлифована на практике, превратившись во влиятельный инструмент планировки и градостроительства. Надо признать, что Михалков проявил невиданную скромность в рамках предоставленных ему законодательством возможностей.

Для сравнения эксперты приводят пример рожденного под эгидой драматурга Михаила Шатрова проекта культурно-делового центра "Красные холмы". По аналогичной схеме, вместо дворца искусств, который должен был состоять из концертного зала, театральной сцены, художественной галереи, библиотеки, было построено 160 тыс. кв.м. высотных офисных башен. А 34-этажная гостиница стала в то время одним из самых высоких зданий в Москве, располагаясь при этом в Замоскворечье, где строительство высоких зданий было вовсе запрещено. В качестве же культурной ширмы от первоначального проекта остался лишь Международный дом музыки.

Квинтэссенцией эффективности применения этой схемы эксперты называют школу оперного искусства Галины Вишневской на Остоженке. Располагаясь на самой дорогой улице столицы, школа занимает около 4 тыс. кв.м в элитном жилом и офисном комплексе общей площадью более 26,9 тыс. кв.м. По словам очевидцев, классы школы пения лепятся вокруг роскошного оперного зала в настолько труднодоступных местах, что разминуться на ведущих к ним лестницах зачастую не могут два человека.

Возвращаясь к "Козихинской проблеме", заметим, что дома и земля в сердце исторического центра города были предоставлены творческому объединению, а не девелоперской компании. В ином случае, по закону, следовало провести открытый конкурс на предоставление заказа на соответствующие работы.

Приметы колониализма

Между тем, отношение властей к протестам жильцов позволяет серьезнее отнестись к появившимся в Сети тезисам о правовой несостоятельности Российской Федерации как государства (республики) в данный момент времени. Для признания правомерности этого утверждения достаточно перестать исходить из того убеждения, что властные структуры РФ заботятся об общественном благе.

По словам координатора движений "Левый фронт" и "Московский совет" Сергея Удальцова, на 8 декабря была назначена встреча противников строительства в Козихинском переулке с префектом округа. Однако когда активисты собрались у здания префектуры, им сообщили, что встреча отменяется. Сегодня же стало известно, что префект ЦАО столицы Сергей Байдаков пообещал, что  строительство в Малом Козихинском переулке продолжится.

Сомнительно выглядят также обстоятельства пожара и роль государственных служб в этой истории. Жильцы дома подозревают, что поджог был организован компаниями, занимающимися строительством гостиницы. Приводятся аргументы в виде необычно скоропалительных выводов МЧС, опровергших возможность поджога, медлительности пожарных, которые разбили окна нижних этажей (чем якобы помогли распространиться пламени на весь дом), а также наличие непосредственных угроз со стороны застройщиков, предшествовавших пожару. На наш взгляд, именно последнему факту имеет смысл уделить особое внимание.

Санкционирование насилия

По закону не имеет принципиального значения: поджигали ли сотрудничающие с Михалковым структуры дом, избивали ли нашисты Кашина, заказывал ли Стрельченко ликвидацию Бекетова и т.д. Важен символический эффект от этих преступлений: критика приближенных к власти структур по-прежнему жестоко наказуема. Бесперспективность же следствия по этим делам пока может служить рекламой политического принципа "санкционирование насилия в обмен на лояльность".

В результате подобных акций силового воздействия на корню ликвидируются зародыши институтов контроля над действиями властей. Фактически, мы можем наблюдать, как президентский призыв бороться с коррупцией на практике сталкивается с ее пропагандой. Ведь демонстративное наказание оппонентов можно рассматривать как жест, символизирующий безнаказанность определенной касты – попасть в которую можно только через коррупционные узы.

Интересно, что принципиально важный документ для решения этой проблемы уже внесен в Госдуму, но был практически всеми неправильно понят. Это закон о защите журналистов. По сложившейся традиции, он был истрактован как подписание очередного пакта между властью и усилившимися игроками на политическом рынке. Лишенное представление о функционировании гражданских институтов общество пришло к выводу, что журналисты намеренно раздули скандал вокруг избиения Кашина, чтобы выбить себе новые привилегии.

Типичная подмена понятий. На самом деле, в данном законе речь идет не о конкретной профессии, а о принципе работы – общественной деятельности, направленной на защиту интересов всего социума. Любой человек выполняющий заказ общества на получение социальных благ (как это делает журналист, предоставляющий объективную информацию, в т.ч. и о деятельности властных структур) должен быть абсолютно неприкосновенен. Как неприкосновенны, допустим, беременные женщины. Сокращение рождаемости страна еще может пережить, а уничтожение общественных институтов – явный признак геноцида или гражданской войны.

Презумпция виновности

Вполне вероятно, люди занимающиеся строительством гостиницы и офисов для "ТРИТЭ" не имеют никакого отношения к пожару дома, жильцы которого препятствовали успешной реализации их планов. Однако почему-то нет никаких сомнений, что в случае внедрения у нас практики презумпции виновности в ситуации экономической или правовой несопоставимости противоборствующих сторон (а права и возможности Михалкова и жильцов пусть даже элитного дома – несопоставимы) могла бы предотвратить этот пожар.

Под презумпцией виновности в данном случае мы понимаем возложение на чиновника или крупного предпринимателя ответственности за личную безопасность и сохранность имущества гражданина, аргументировано обвиняющего его в конкретных преступлениях и правонарушениях. Любой несчастный случай, происшедший с оппонентом до конца разбирательства по его жалобе, должен рассматриваться как отягчающий фактор вины.
Такое простое решение, на наш взгляд, сделает диалог востребованной формой решения проблем для всех слоев общества, а применение насилия – экономически нерентабельным для власть имущих.