В эти дни в Москве с кратким визитом побывал глава королевского ведомства по борьбе с коррупцией Великобритании (Her Majesty Serious Fraud Office) Ричард Олдерман (Richard Alderman). В Высшей школе экономики (ВШЭ) 15 марта по приглашению центра "Трансперенси Интернешнл-Р" он выступил с лекцией, в ходе которой рассказал о перспективах вступления в силу нового британского закона UK Bribery Act.

В интервью РАПСИ господин Олдерман объяснил, почему в мировой практике крайне редко применяется такой мощный антикоррупционный инструмент, как полный запрет деятельности юридических лиц, и рассказал, что британцам тоже порой бывает трудно судить взяточника именно за взятку.

 

Правда и ложь коррупционной нетерпимости

 

- В ходе выступления в ВШЭ вы много времени уделили различным аспектам деятельности юридических лиц как на территории Британии, так и за ее пределами. Согласно UK Bribery Act, который скоро вступит в силу, возглавляемая вами служба сможет в полной мере расследовать коррупционную активность также и некоторых физических лиц, в том числе и иностранцев, если она хоть немного затрагивает интересы представителей вашей страны. Зачем это нужно?

- Есть два случая, при наступлении которых физические лица смогут быть привлечены к ответственности. Во-первых, это могут быть британские подданные. Либо же это должно быть лицо, занимающее в компании, в том числе иностранной, но имеющей определенное отношение к Великобритании, какую-либо должность. Такое лицо совершенно не обязательно должно быть британским гражданином. Это сделано для того, чтобы высшее руководство любой компании, деятельность которой имеет отношение к Великобритании, очень серьезно относилось к своим обязанностям и осознавало всю полноту ответственности за собственные действия. Следует особо отметить, что по британским законам ответственность за корпоративные преступления такого рода несет топ-менеджмент, а не любой сотрудник.

- Иностранцы время от времени являются участниками российских коррупционных скандалов. К примеру, скандинавы из IKEA вообще не так давно заявили, что не будут дальше развивать собственный бизнес, так как не желают спонсировать зарвавшихся российских чиновников. Между тем у нас в стране сегодня спокойно функционируют сотни английских коммерческих структур – от гигантов типа British Petroleum до мало кому известных небольших фирм. Ваших соотечественников российские правила игры, получается, устраивают?

- В офис SFO приходят представители многих наших компаний, которые рассказывают о том, как им работается в той или иной стране. Многие утверждают, что придерживаются политики zero tolerance – полной коррупционной нетерпимости. Когда я это слышу, получается непростой разговор. Мне приходится переспрашивать – так ли это? Может, это ваше руководство проповедует, что все хорошо, а реальная коррупция происходит, что называется, под ковром? Как вы можете быть стопроцентно уверены, что в стране с системной коррупцией можно работать только по закону? Поэтому нередко приходится говорить, что мы ожидаем от соотечественников реальной "нулевой терпимости", рассказывать о санкциях, которые наступят, если они забудут про свои обещания.

При этом мы стараемся быть реалистами и даем им время, чтобы навести в своих делах порядок. Ведь его нельзя добиться по мановению волшебной палочки.

- Как показывает практика, многие российские компании, замешанные в коррупционных скандалах, о собственной репутации вспоминают в последнюю очередь. Может, уместно запрещать таким юридическим лицам вести бизнес в других странах?

- Исключение какой-то структуры из сферы экономики или запрет на деятельность в том или ином государстве – часто чрезмерная санкция. Если мы говорим о компании, которая занимается взяточничеством и всячески дает понять, что и в дальнейшем собирается пользоваться данным методом решения собственных проблем, такой запрет уместен. Однако в том случае, если акт взяточничества совершили два-три человека из ста тысяч сотрудников, а сама компания вовремя отреагировала, уволив их, а также позволила провести в отношении себя необходимые правовые действия, справедливо ли будет исключать ее из тендеров или иными путями осложнять до предела функционирование данной структуры? Думаю, что это уже слишком.

Справка РАПСИ: UK Bribery Act, документ, принятый британскими властями 8 апреля 2010 года, должен вступить в силу в этом году. Согласно нему, компетентные органы Великобритании, в частности, вправе расследовать коррупционную деятельность юридических и некоторых категорий физических лиц, если она так или иначе затрагивает интересы британского государства, его подданных или компаний, находящихся в британской юрисдикции.

Трудности квалификации

- Какие инструменты для борьбы с коррупцией уместно использовать любому государству, в том числе и России?

- В первую очередь следует помнить об эффективности положений Конвенции по борьбе с коррупцией в международной экономической деятельности, которая в 1999 году была принята  Организацией экономического сотрудничества и развития (ОЭСР). В ней заложены очень серьезные мониторинговые механизмы, которые позволяют проверять, насколько хорошо государство исполняет то, под чем оно подписалось (РФ данную конвенцию ещё не ратифицировала – прим. РАПСИ). Не будем забывать и Конвенцию ООН по борьбе с коррупцией 2003 года, которую ваша страна ратифицировала с некоторыми исключениями.

- В национальных законах ряда государств прописаны серьезные экономические санкции против участников коррупционных цепочек. В российский Уголовный кодекс сейчас вводятся положения, по которым взяточники, взяткодатели, посредники будут наказываться штрафами, кратными размеру взятки. Достаточна ли такая мера, чтобы существенно уменьшить число случаев коррупции?

- Большие штрафы для коррупционеров означают лишь, что общество в целом желает бороться со взяточниками. Но только одной этой меры явно недостаточно. Очень важно противостоять подобному типу поведения на ранних стадиях. Если говорить о юридических лицах, их вовлеченность в коррупционную деятельность должна неминуемо отражаться на корпоративной репутации. Когда я разговариваю с представителями компаний, которые в свое время прошли через сито антикоррупционных расследований, осуждение, часто слышу, как они пострадали. И речь нередко идет не о крупных финансовых потерях. Они много говорят о времени, которое понадобилось, чтобы справиться с проблемами, связанными с расследованием. Жалуются, что руководство компании вместо того, чтобы спокойно заниматься бизнесом, пыталось спасти остатки репутации. И все рассказчики приходят к одному выводу: лучше бы они не делали того, что сделали. В этой связи очень важно и общественное мнение, общая убежденность, что подобное поведение совершенно неприемлемо.

- Число осужденных за коррупционные преступления в России сравнительно невелико – несколько тысяч человек в год. И данный показатель в последнее время только снижается. Одна из причин: на стадии следствия факт дачи или получения взятки бывает крайне сложно доказать, соблюдая при этом все процессуальные нормы. Поэтому куда больше лиц осуждается по "родственным" уголовным статьям, например, за мошенничество. Это – только российская проблема?

- Действительно, и нам в Британии порой приходится ломать голову, как квалифицировать то или иное деяние или ситуацию, где фигурирует взятка. И часто используются не только статьи, устанавливающие наказание непосредственно за коррупцию, но и такие составы преступлений, как, скажем, мошенничество или сокрытие улик. При этом в настоящее время законодательством Великобритании установлены куда меньшие санкции за взяточничество, чем за мошенничество. Мы идем в суд, выбрав тот состав преступления, который наиболее полно отражает суть содеянного. И уже суд должен увидеть, что именно мы наиболее полно доказали – факт дачи или получения взятки, мошенничество, что-то еще, или же все вместе.

- Нет ли в таком случае опасности, что пойманного взяточника, осужденного формально за мошенничество, не настигнут санкции, которые предусмотрены для тех, кто замешан в коррупции?

-  Приведу такой пример. В свое время в большом скандале с программой ООН в отношении Ирака "Нефть в обмен на продовольствие" ряд фигурантов были обвинены в достаточно специфических нарушениях, которые напрямую не являлись ни взяточничеством, ни мошенничеством. Речь шла, скорее, о нарушении режима международных санкций. Тем не менее, рабочая группа ОЭСР включала и включает в свою антикоррупционную статистику даже такие случаи.

- Итоги многих российских расследований, проводившихся как правоохранительными органами, так и журналистами, свидетельствуют: значительная часть наших коррупционеров предпочитает тратить деньги, полученные на родине в виде взяток не дома, в России, а за рубежом, в то числе в Великобритании. SFO имеет полномочия отслеживать такие случаи?

- Вопрос, конечно, очень сложный. Мы прекрасно осведомлены о репутации Лондона как центра, в котором аккумулируются деньги, полученные, мягко говоря, странными путями. Правовая система Великобритании пытается как-то повлиять на данную ситуацию. В качестве примера приведу дело нигерийского военного диктатора Сани Абача, часть денег которого была найдена на Британских островах. Я не могу утверждать, что все они вернулись в Нигерию. Но определенные попытки добиться этого точно предпринимались. Было очень интересно видеть реакцию швейцарских властей, которые молниеносно отреагировали на запросы заморозить счета тунисских и египетских деятелей после недавних известных событий в Северной Африке. Не удивительно, что многие в последнее время с надеждой смотрят и на Лондон в ожидании аналогичных содержательных действий.

Справка РАПСИ: Serious Fraud Office (SFO) был создан в 1987 году. Сегодня в данной структуре работает около 300 сотрудников, годовой бюджет – 36 миллионов фунтов стерлингов. В настоящее время расследует около ста крупных дел в отношении компаний (в том числе иностранных) и физических лиц, половина из которых напрямую связана с коррупцией. Ричард Олдерман возглавляет данную структуру с апреля 2008 года.

 

Беседовал Владимир Новиков