Аркадий Смолин, обозреватель РАПСИ

 

В ближайшее время усилиями законодателей в России может быть ликвидирован анахроничный институт брака. Елена Мизулина инициировала проект внесения поправок в законы, касающиеся прав детей и их родителей при разводе. Применение их в российских условиях превратит семейные отношения в идеальный инструмент шантажа, бытового рейдерства и угрозу для жизни, как детей, так и их родителей.

Депутаты предлагают внести изменения в Гражданский и Семейный кодексы, а также в Кодекс об административных правонарушениях. Во время первого рассмотрения Госдумой законопроект содержал только две поправки. Предлагалось при расторжении брака наделить суд правом еще до вынесения финального вердикта определять временное место жительства детей и порядок осуществления родительских прав. Кроме того, родителей, запрещающих ребенку видеться с бывшим супругом, и его укрывающих, предлагалось штрафовать на сумму от 2 до 3 тысяч рублей. Однако ко второму чтению Мизулина подготовила новый проект поправок, которые заменяют административную ответственность за эти правонарушения на уголовную.

Теперь попытки спрятать ребенка от неадекватного экс-супруга (алкоголика, наркомана или профессиональной шантажистки, например) может обернуться десятилетним сроком заключения (если, например, "кража" ребенка была подготовлена "организованной преступной группой" в составе бабушки и дедушки). В случае принятия законопроекта в его нынешнем виде, убийство опостылевшего супруга может грозить меньшим наказанием, чем попытки оградить ребенка от нежелательного влияния. Помимо непосредственной угрозы для жизни и здоровья всех членов семьи, такие драконовские меры создают инструменты эффективного шантажа при разделе имущества и недвижимости.

При этом, конечно, саму идею такого законопроекта нельзя назвать вредительской. Поправки позволяют эффективно применять на практике нормы ювенальной юстиции, а также лоббируют интересы крупных бизнесменов и звезд шоу-бизнеса, жены которых давно превратили лояльность российского законодательства в сфере расторжения брака в личный бизнес.

По европейским выкройкам

Проблема данных поправок в том, что это не единичный непродуманный законопроект (он-то как раз довольно профессионально продуман), который достаточно легко исправить даже постфактум, а общая тенденция. Российское законодательное поле все больше начинает принимать форму лоскутного одеяла. Не ограничиваясь ратификацией международных конвенций, мы в довесок заимствуем правовые нормы из разнородных систем, почти не адаптируя их под местную специфику.

Законопроект Мизулиной выглядит вполне обоснованным в контексте присоединения России к Гаагской конвенции против похищения детей.

Соответствующий законопроект на этой неделе был внесен правительством в Госдуму. Теперь его ратификация нижней палатой парламента – по сути, техническая процедура.

Согласно конвенции, более 80 стран-участниц обязуются "создать процедуры для обеспечения незамедлительного возвращения детей в государство их постоянного проживания", если те были незаконно вывезены на территорию другой страны. Конвенция также направлена на "обеспечение того, чтобы права опеки и доступа, предусмотренные законодательством одного договаривающегося государства, эффективно соблюдались в других договаривающихся государствах".

По задумке, присоединение к конвенции "станет действенной превентивной мерой, которая позволит сократить случаи похищения детей и гарантировать обеспечение защиты их прав". Вроде бы разумная инициатива – тем более после громких скандалов с кражей детей Салонен, Андре и пр. На бумаге законопроект выглядит патриотично, поскольку позволяет жестко удерживать детей в России. Вопрос в том, какую форму он примет на практике.

Ответить на этот вопрос, возможно, поможет общее представление о происхождении Конвенции о гражданско-правовых аспектах международного похищения детей. Она была инициирована государствами Британского Содружества, которые стремились урегулировать юридический порядок между странами, объединенными одним языком (английским) и схожими правовыми системами. Фактически это означало внедрение минимальных ограничений в едином правовом поле, не ограниченном ни свободой перемещения, ни балансом прав супругов.

Надо заметить, что изначально закон имел весьма размытые формы. Эффективным нормативным актом он стал благодаря англо-саксонской системе прецедентного права. Именно она помогла нивелировать перекосы, сгладить радикализм решений, автоматически внося поправки в закон после каждого резонансного процесса. Лишь после этого усовершенствованную Конвенцию адаптивно приняли другие страны.

В России прецедентное право отсутствует, свобода перемещения ограничена, единого экономического, правового и языкового пространства практически ни с кем нет. При этом налицо попытка прямого, не адаптированного, внедрения Гаагской конвенции. Это приведет к закрепощению граждан, распространению "потенциальной виновности" (т.е. невозможность соблюсти все законы по причине противоречивости и неполноты их формулировки, что означает широкое применение рычагов давления на человека, как супругом, так и государственными органами) и нежеланием формально оформлять отношения и детей. То есть можно в скором времени ожидать замены традиционного брака на "гражданский", "гостевой" и другие формы, а также массовое появление прочерков в графе "отец".

Дегуманизация наказания

Пока президент говорит о гуманизации наказаний, депутаты занимаются фактически контрреволюционной деятельностью, продвигая замену административного наказания на уголовное. По словам Мизулиной, десятилетний срок является "профилактической нормой, сдерживающей родителей от опасных для ребенка действий". По всей видимости, следует ожидать, что к третьему чтению Мизулина предложит пожизненно сажать родителей, например, за неуплату алиментов. Естественно, только в целях "профилактики".

Можно, конечно, посчитать такую риторику перегибом, сославшись на пояснение Мизулиной, что "уголовная ответственность наступает в случае, если родитель ранее привлекался к административной ответственности". Но это как раз тот самый случай, когда "потенциальная виновность", о которой говорилось выше, полностью оправдывает свое существование.

Не меньше половины водителей хоть раз пренебрегали оплатой штрафа за нарушение ПДД; после финансового кризиса значительно увеличилось число людей, отказавшихся платить по кредиту; не говоря уже о том, что типичной причиной неуплаты алиментов, часто предшествующей краже ребенка, бывает нецелевое использование экс-супругом "детских" средств. Это только самые типичные примеры причин привлечения к административной ответственности. Все они грозят десятилетним сроком, в случае нежелания поддаваться на шантаж экс-супруга.

По всей видимости, Мизулина под "профилактикой" имеет в виду безответственное отношение к букве закона. Известно, что большинство родителей в той или иной степени игнорируют постановление суда. С той же проблемой сталкиваются и в других странах. Однако наиболее успешными статистическими показателями могут похвастаться те государства, которые предпочитают совершенствовать Административный кодекс: наказывают внушительными штрафами, а не сроком.

Постоперационная профилактика

Потребность в ратификации Гаагской конвенции не подлежит сомнению. Однако необходимо учитывать тот факт, что в подавляющем большинстве стран, которые подписались под Конвенцией, на высоком уровне развития находятся различные органы, оказывающие психологическую помощь супругам, психологи и социальные работники, органы опеки и попечительства. Так что, у суда есть все основания для выявления истинных причин развода и инструменты контроля качества жизни ребенка после распада семьи.

У нас же предложение определять место проживания ребенка уже на предварительном этапе означает либо состязание "кто больше занесет судье", либо автоматическую передачу ребенка матери, даже если она алкоголичка или наркоманка. По словам юристов, наши органы опеки и попечительства закон наделил только карательными функциями, в то время как службы сопровождения семьи, разрешающие сложные семейные ситуации, в России до сих пор отсутствуют.

О качестве и продуманности законопроектов можно судить по поправкам, которые предлагается внести в пункт 1 статьи 86 Семейного кодекса РФ. Они установят случаи, когда суд может "привлечь родителя, проживающего отдельно от ребенка, к участию в несении дополнительных расходов на ребенка, связанных с наймом (поднаймом) жилого помещения".

В проекте не только отсутствует норма, в которой прописано распределение расходов за арендованные для ребенка квадратные метры между бывшими супругами, но и определение обстоятельств, которые не позволяют родителю обеспечить ребенка жилым помещением для проживания. Таким образом, проект закона позволяет максимально свободно трактовать его на практике, что является явным признаком коррупционного инструмента.

Национальное право

В заключение все-таки хочется пояснить, что сами по себе инициативы Мизулиной бесспорно заслуживают внимания. Проблема не в том, что они вредны сами по себе, а в том – что в таком виде они неприменимы для российской правовой системы. Ведь главное отличие русского права от европейских стандартов – в отсутствии правового формализма.

Среди юристов наше национальное право часто принято называть индикативным – т.е. никакие строгие нормы поведения здесь не будут выполняться, зато особенно востребованы правила, задающие направление движения построения принципов социального взаимодействия.

Поэтому модель модернизации российской правовой системы по правилам лоскутного шитья вряд ли окажется востребованной. Даже самые идеальные нормы, заимствованные из разных западных правовых систем не могут прижиться на нашей почве по причине отсутствия большинства необходимых социальных институтов, гражданских обществ, а также "творческого подхода" к трактовке закона правоприменителями…

В итоге заимствованные нормы не только не встраиваются в национальную правовую систему, но даже лишаются связей с международными аналогами, потому что неизбежно подвергаются искажениям, сталкиваясь с российской практикой (иначе они превращаются в репрессивный инструмент). Как показывает опыт нашей страны, если новые законы не будут учитывать сложившуюся специфику социальных взаимоотношений, то граждане быстро научатся использовать эти чуждые их характеру нормы в своих корыстных интересах.