Почему попытки заменить добровольчеством традиционный воинский порядок, основанный на строгом соблюдении законов и уставов, на дисциплине и мерах принуждения со стороны государства, после революции провалились и нанесли большой урон российской армии рассказывает в восьмидесятом материале своего тематического цикла юрист, кандидат исторических наук, депутат Государственной Думы первого созыва Александр Минжуренко.

Развитие Русской революции выражалось в нарастании уровней демократизации и во всё большем проявлении анархических тенденций. «Демократизация» – термин, разумеется, позитивный с точки зрения государства и права, «анархия» – отрицательный, но в России 1917 года между этими двумя явлениями граница оказалось очень размытой. 

Неискушенные в политике народные массы, неожиданно включенные в революционные процессы с правом решающего голоса, конечно, не видели, где заканчивается демократия и начинается анархия. Очень непросто было удержать рабочих, солдат и крестьян в рамках законности и порядка.

Да и как можно было здоровым силам и власти взывать к «законности», коли все законы страны были приняты еще при ненавистном и уже свергнутом «царском режиме». Апеллировать к закону в это время было даже рискованно: ведь царизм свергли, в частности, и из-за его «плохих законов». Поэтому, отстаивая законность, можно было попасть в защитники старого режима, в контрреволюционеры. В итоге страну поразил правовой нигилизм в весьма крайних формах проявления.

Особенно тяжелые последствия такие отношения к праву и долгу имели в армии. Все военные уставы были приняты еще при царе, а следовательно, их строгое исполнение можно было уже поставить под сомнение, что и происходило. Армией фактически управляли не военачальники, а выборные солдатские комитеты. А солдаты, думая, прежде всего, о своем выживании на этой войне, всё чаще отказывались идти в бой, тем более идти в наступление.

Из этой трудной ситуации было два выхода. Один предлагали генералы: суровыми мерами восстановить дисциплину в войсках, утвердить законность и единоначалие. Но военный министр и премьер Керенский не решался на это: он ведь позиционировал себя выдвиженцем от народа, поэтому на принятие репрессивных мер не мог пойти.

Керенский всерьез уповал на другой путь: что произошедшая революция вызовет невиданный подъем патриотических настроений в народе, который поднимется на защиту теперь уже воистину своей, освобожденной от «угнетателей», Родины. Война якобы теперь изменила свой характер: отныне солдаты должны защищать не только Родину, но и революцию и все дарованные ею свободы. 

И вот, согласно таким убеждениям премьер-министра, было принято решение сделать упор на добровольческие части, где будут сосредоточены верные присяге, долгу и революции солдаты и офицеры. 

Однако Верховный главнокомандующий генерал Алексеев не поддержал эту идею. Он был отстранен от должности и на его место назначен генерал Брусилов – сторонник добровольчества.

Таким образом, было начато формирование особых добровольческих частей в двух видах: первый – из солдат и офицеров на фронте, второй – из добровольцев тыла. 

3 июня создан Всероссийский центральный комитет по организации Добровольческой революционной армии. Председателем комитета был выбран М.А. Муравьев. В «волонтеры тыла» записывались те, кто не подлежал призыву в армию: учащаяся молодежь, юнкера, интеллигенция и рабочие. К концу октября в двух полках и более чем пятидесяти батальонах числилось более 50 тысяч человек.

Добровольческие части не были одеты в какую-то единую форму. И названия у них имелись разные: батальоны смерти, ударные батальоны, дружины смерти, революционные батальоны. Отличительным знаком у них было изображение черепа со скрещенными костями на кокарде и шеврон красно-черного цвета, красный цвет символизировал защиту свободы, а черный – нежелание жить, если погибнет Россия.

Газеты восторженно писали об огромном притоке желающих записаться в ударные добровольческие батальоны. Туда ринулись даже романтически и патриотически настроенные подростки. Речь шла о тысячах и десятках тысяч добровольцев. 

Но гигантский по растянутости фронт требовал сотен тысяч и даже миллионов солдат, поэтому ударники не могли стать решающей силой и переломить ситуацию. Что же касается того, что их подвиги должны были по замыслу «воодушевить» остальных военнослужащих, то и в этом случае инициаторов идеи ждало глубокое разочарование. 

О том, как относились к ударникам в войсках писал командующий Западным, а затем Юго-Западным фронтом генерал А.И. Деникин: «В полках к ним относились сдержанно или даже злобно. А когда пришло время наступления, они пошли на колючую проволоку, угрюмые, одинокие, пошли под градом вражьих пуль и зачастую злых насмешек своих товарищей, потерявших стыд и совесть. Потом их стали посылать бессменно изо дня в день и на разведку, и в охранение, и на усмирения – за весь полк, так как все остальные вышли из повиновения».

Военные сводки полны описаний случаев, когда ударные батальоны добивались успеха в наступлении, несли большие потери, но не были поддержаны остальными воинскими частями. 

Бывало и хуже: ударникам стреляли в спину свои же. Так Ревельский морской батальон смерти захватил в атаке четыре линии обороны противника и запросил поддержки со стороны пехоты. Но из наших окопов по морякам был открыт огонь. Под перекрестным огнем – противника и своих – ударники отошли назад. Потери были огромными: из 300 добровольцев не ранеными остались лишь 15 человек. Погиб и командир батальона штабс-капитан Егоров, а три офицера: подпоручик Симаков, мичманы Орлов и Зубков застрелились.  

Не вдохновили солдат и подвиги женщин добровольцев. Женский батальон смерти Марии Бочкаревой численностью в 170 человек в одном из боев потерял 30 человек убитыми и 70 ранеными, но также, кроме насмешек, не получил никакого признания и поддержки от мужской части полка.

Генерал Н. Головин, подводя итоги летнего наступления Юго-Западного фронта, привел данные о потерях: убитыми были 1 122 офицера и 37 500 рядовых. Почти все погибшие были ударниками.

В итоге добровольческие части действительно оказались «батальонами смерти». Результатом реализации этих «благих намерений» с добровольчеством из всех частей были вычленены наиболее боеспособные и верные присяге солдаты и офицеры и отправлены на явную погибель. Генералы докладывали: «элементы долга и порядка уничтожены в полках практически полностью».  

После такой «зачистки» личного состава от дисциплинированных и патриотически настроенных солдат управляемость и боеспособность частей резко снизились. Разложение и деморализация армии продолжались нарастающими темпами. Ситуация в стране всё более приближалась к катастрофической.

Продолжение читайте на сайте 28 мая