В обществе назрело раздражение в отношении новой советской буржуазии: несмотря на активную борьбу с этим классом в стране появилась прослойка новых буржуа, которые «на глазах у голодного населения» ходят в рестораны, носят драгоценности, закупаются в цветочных магазинах и кондитерских, следуют новейшим модным тенденциям. Наглость и расточительность советских буржуа породило идею ввести налог на роскошь, коим обложить все модные светские учреждения и мероприятия, а также владельцев ювелирных украшений и лошадей. 

РАПСИ продолжает знакомить читателей с правовыми новостями столетней давности.

На дворе 11 ноября 1921 года.[i] 

Обложение расточительности.

Ни в оной самой богатой капиталистической стране нет сейчас такой разнузданной расточительности, такого мотовства и обжорства, какие царят сейчас у нас среди совбуров и вновь испеченной буржуазии. В Париже, Лондоне, Нью-Йорке – роскошь от изобилия, у нас – роскошь среди неслыханного обнищания, среди невиданного голода; там капиталист проедает небольшой процент своих доходов, здесь проедают весь доход или огромную его долю.

Наша буржуазия находится в периоде первоначального накопления, но не хочет накоплять, и на глазах у голодного населения бесцеремонно съедает то, что она ворует у государства или выжимает из голодного населения.

Государство имеет полную возможность бороться с этой расточительностью; у него имеется ля этого могучее орудие – налог.

Все частные, торговые и промышленные предприятия, производящие или торгующие предметами роскоши и буржуазного комфорта (рестораны и кафе, кондитерские и булочные, выпускающие «тонкие» изделия, появившиеся на углах наших улиц, лихачи, цветочные магазины, магазины и мастерские мод, ювелирные магазины, гастрономические магазины, магазины южных фруктов и т. д.), должны быть обложены дополнительным промысловым налогом. Должно быть разрешено носить драгоценности, но за право ношения их владельцы должны платить государству приличные суммы; лица, имеющие собственных выездных лошадей, должны уплачивать соответствующий сбор и прочее, и т. п. Словом, совбур должен дорогой ценой покупать право проедать свои «безгрешные» доходы.

Налоги на непроизводительные расходы будут иметь троякое значение. С одной стороны, они явятся почти запретительной пошлиной для непроизводительного проедания доходов и тем самым будут поощрительной пошлиной для производительного их применения; выражаясь языком «австрийской школы», столь любезной сердцу рантье, эти налоги понизят «предельную полезность» расходов, затрачиваемых на проедание, и повысят «предельную полезность» производительных расходов, затрачиваемых на накопление.

С другой стороны, поскольку, несмотря на такие налоги, совбуры все же будут есть торты, покупать цветы, кататься на лихачах, платить бешеные деньги «за фасон» платья и т. д. – постольку добрая доля ассигнованных ими на мотовство и обжорство средств будет попадать в кассу советского государства и получать производительное применение.

Наконец, в настоящих условиях при всеобщем обнищании и голоде налоги на роскошь диктуются всей общественной психологией (под «обществом», конечно, надо понимать не посетителей гастрономических магазинов и кафе). Советское государство не может снисходительно смотреть на то, как сытые лакомятся на глазах у голодных масс; голодный имеет право требовать устранения бьющего в глаза и раздражающего его публичного обжорства; по меньшей мере, он должен знать, что участники кутежа дорого платят за свое удовольствие.

Обложение расточительности должно быть одной из основных частей советской финансовой системы, и можно, по меньшей мере, удивляться, что до сих пор мы не имеем не только соответствующего декрета, но даже и какого-либо проекта несмотря на то, что уже почти полгода разрабатываем налоговую систему, и имеем уже целый букет законов о налогах. Объясняется это быть может тем, что ученые спецы, консультирующие в Наркомфине, охотно повторяют «зады» и «разрабатывают» старые царские законы о промысловом налоге, о гербовом сборе и т. п., и не имеют никакой охоты заниматься налогами на роскошь, на которые неодобрительно смотрит буржуазная финансовая теория и которых не имеется в буржуазных кодексах.

Следует заметить, что обложение непроизводительных расходов имеет значение не столько по своим кассовым результатам (хотя и в этом отношении, если всерьез заняться этим делом, можно сколотить приличную статью государственных доходов), сколько как орудие экономической политики. Здесь точно так же, быть может, лежит причина того, почему Наркомфин, который сейчас разрабатывает только «доходные» декреты, не уделяет внимание налогам на непроизводительные расходы.

Однако, если даже считать, что обложение роскоши не сулит крупных поступлений, оно все же по указанным причинам является первоочередным. Пусть кассы Наркомфина не получат от него большой прибыли, но, если оно заставит одну часть нашей новой буржуазии отказаться от проедания своих денег, а другую часть загонит в подполье, заставив ее кутить не на виду у всех, а по притонам, то и это уже будет огромный плюс. А если к этому прибавить, что налог на расточительность даст, во всяком случае, больше, чем «жертвы» буржуазии в пользу голодающих, то необходимость его немедленного проведения станет совершенно очевидным.

Д. Кузовков.

(Известия В. Ц. И. К.)

Подготовил Евгений Новиков

[i] Стилистика, орфография и пунктуация публикации сохранены