РАПСИ запускает новую рубрику, в которой будет изучать предпосылки возникновения и распространения религиозного экстремизма, а также правовой опыт борьбы с ним в современной России, а также в другие временные периоды и в других странах. В этой рубрике будет публиковаться аналитика профильных специалистов, обзор актуальной литературы и информация о действии правовых стратегий.

В России уровень террористической активности, связанной с деятельностью исламских экстремистов, оставался крайне высоким на протяжении последнего десятилетия XX века. Однако его удалось не только снизить, но и предотвратить возобновление роста угрозы терроризма в 2010-е годы. 

Европейские страны, напротив, продолжают регулярно сталкиваться с проблемой насилия со стороны представителей религиозных экстремистских течений. Больше всего в этом отношении не повезло Франции.

Сегодня сравнительному анализу опыта борьбы с терроризмом в разных странах посвящено немало статей профессиональных политологов и журналистов. Но насколько правомерно это сравнение, и какие стратегии противодействия могут быть заимствованы и внедрены сотрудниками правоохранительных служб?

Если в России большинство терактов было совершено ее гражданами, выступавшими за выход северокавказских республик из состава страны, то во  Франции теракты на почве религиозного экстремизма, в основном, совершаются мигрантами из мусульманских стран и их потомками, уже имеющими французское гражданство. В условиях, когда численность коренного мусульманского населения и мигрантов в России неуклонно растет, опыт Французской республики, столкнувшейся со значительным ростом мусульманской общины, может быть полезен.

Доля мусульманского населения по разным подсчетам в обоих странах примерно одинаковая и составляет приблизительно 10% от общего числа жителей. В СМИ часто фигурирует риторика об «исламизации Европы» к 2050 году. Заместитель председателя Духовного управления мусульман Дамир Мухетдинов недавно заявил, что и в России к 2050 году доля мусульман среди россиян может достигнуть 50%. Подобные прогнозы являются лишь прогнозами, но из-за них растет уровень исламофобии в обществе, что мешает интеграции мигрантов.

По этой причине французское правительство в основу стратегии борьбы с экстремизмом ставит превентивные меры по препятствию радикализации французских мусульман, занимается внедрением изменений в иммиграционную и интеграционную политику, а также проводит программу по дерадикализации, которая предполагает «возвращение» в общество тех, кто ранее был осужден за экстремизм. Последнее представляется особенно актуальным после распада так называемого Исламского государства, боевики которого в большей своей части вернулись на родину. Во Франции большинство из них выйдут из тюрем, в которых они отбывают срок за экстремистскую деятельность, к 2023 году. Известно, что сегодня они выбирают тактику ведения борьбы с «неверными» изнутри, создавая ячейки для подготовки террористов в Европе. Основным препятствием для программ по интеграции мусульман и тех, кто был осужден за экстремизм, является изолированность «проблемных пригородов», где проживают мигранты. 

В России же основная деятельность по противодействию религиозному экстремизму ведется непосредственно в республиках с преимущественным мусульманским населением. Со второй̆ половины 2011 года и до настоящего времени, с учетом стабилизации политической̆ обстановки в стране, включая регион Северного Кавказа, террористические атаки стали носить локальный̆ характер и направлены, прежде всего, на местных силовиков и политических деятелей̆. По этой причине правоохранительные службы кавказских республик в союзе с федеральными силовыми структурами борются с исламскими радикалами на местах.  

Однако в крупных городах России постоянно растет уровень трудовой миграции из мусульманских республик Центральной Азии. При этом, мигранты довольно сильно сепарированы от остального российского населения по причине отсутствия программ по их адаптации и интеграции, а также курсов русского языка как иностранного в школах. Следовательно, дети растут в изолированной среде и воспитываются в традициях своих родителей. 

Здесь уместно провести сравнение с положением мигрантов во Франции, что позволяет спрогнозировать опасность сепарации мусульманской общины по религиозному признаку и необходимость проведения политики по ее интеграции в светское и мультикультурное российское общество. Тем более, что в России есть пример успешного сосуществования мусульман и христиан, например, в пределах республики Татарстан. Духовное управление мусульман, которое пользуется реальной поддержкой исламского населения, выступает посредником в проведении общероссийской политики. 

Французскому руководству не удалось создать подобный орган: члены Совета мусульманского культа сильно разобщены в видении целей этой организации, а те религиозные лидеры, которые были назначены правительством, не пользуются популярностью среди мусульман. Учитывая, что среди мусульманских ассоциаций во Франции до сих пор функционирует те, которые были организованы последователями «Братьев-мусульман» и продолжают симпатизировать салафитской идеологии, становится понятно, почему во Французском совете мусульманского культа не бывает согласия. 

Таким образом, опыт борьбы с радикальными исламистскими элементами в обоих странах может быть полезен друг другу, как в выстраивании отношений с мусульманской общиной, так и интеграции мусульман-мигрантов. Кроме того, обоим странам необходимо выстраивать свою внешнюю политику с учетом интересов проживающего в них мусульманского населения (печальная статистика показывает, что при каждой эскалации конфликта между Израилем и Палестиной, а также при активном участии западных стран в боевых действиях на Ближнем Востоке, количество терактов в Европе, совершенных сочувствующими местными мусульманами, резко возрастало).

Наталия Плетнёва