О первых сложностях на пути воплощения судьбоносной для Российской империи перестройки судебной системы продолжаем рассказ в новой публикации.
Осуществление судебной реформы 1860-х годов не было легким и быстрым делом.
Во-первых, реформа требовала финансовых затрат. Государственный Совет в 1862 году обнародовал ее примерную стоимость – около 9 миллионов рублей. По тем временам это была просто колоссальная сумма. Понимая, что огромные средства на перестройку судов вызовут справедливые вопросы, Совет поспешил публично выступить в ее поддержку: «Никакая цифра не должна останавливать введение в действие судебного преобразования, безусловная важность и безотлагательная потребность которого не подлежит сомнению и давно уже признана правительством».
Во-вторых, судам не хватало подготовленного персонала юристов, несмотря на то что в стране на тот момент действовало шесть университетов, четыре лицея и училище правоведения. Корень этой проблемы крылся в том, что по меткому замечанию одного из современников реформы в то время «все служебные преимущества и законные выгоды были не на стороне судебного ведомства».
В-третьих, реформе отчаянно сопротивлялись как в регионах, привыкших отправлять «судопроизводство по-старому», так и некоторые представители правящих кругов в столице и в Москве.
Жаркие споры и обсуждения привели к тому, что Государственный Совет решил ввести Судебные уставы первоначально только в санкт-петербургском и московском судебных округах, в которые входило 10 губерний. Во всей европейской части Российской империи планировалось открыть новые суды в течение четырех лет, но достоверно известно, что даже спустя четверть века с начала реформы это не было осуществлено в полной мере.
Император 19 октября 1865 года утвердил положение о введении в действие Судебных уставов в двух вышеназванных судебных округах. Реформа начала воплощаться в конкретные действия, как говорится, «на земле».
Удивительно, но первой проблемой стал поиск в Санкт-Петербурге подходящего для суда здания. Самый «казенный» город России оказался неподготовленным для размещения окружного суда и судебной палаты. С трудом удалось приспособить для них здание старого арсенала.
Второй и более серьезной проблемой стал отбор персонала. Нужно было найти сразу, одновременно найти кандидатов на огромное число должностей: 8 сенаторов, 50 председателей и их товарищей, 144 члена палат и окружных судов, 192 судебных следователя, 123 чина прокурорского надзора. Но это удалось сделать так хорошо и своевременно, что издание той эпохи «Вестник Европы» писало: «Судебная реформа доказала, что наше общество не так безлюдно, как на то ссылаются часто, желая доказать, что у нас реформы преждевременны. Реформа сделана чуть не вчера, а далеко не вчера родились люди, взявшие на себя самоотвержением и охотой тяжкие обязанности судей. Не служит ли это доказательством, что так называемое безлюдье бывает часто не что иное, как отсутствие возможностей для людей честного характера, прямого ума обнаружить свою деятельность?»
Александр II 14 апреля 1866 года приехал в блещущее свежим ремонтом здание нового суда на Литейном проспекте. Императору был представлен новоназначенный судебный персонал, к которому он обратился с напутственным словом: «Я надеюсь, господа, что вы оправдаете оказанное вам доверие и будете исполнять новые ваши обязанности добросовестно, по долгу чести и верноподданнической присяги, что, впрочем, одно и то же». Торжественное открытие здания состоялось в день рождения царя-освободителя 17 апреля 1866 года.
В чем же была суть реформы? Спустя три десятилетия, в 1897 году ее метко очертил министр юстиции Н.В. Муравьев: «Суд совершается устно, то есть судьи видят перед собой живых людей слышат их живую речь, судят по непосредственным личным своим впечатлениям, а не по мертвым бумагам, которые так часто бывают слепы и глухи к жизненной правде. Суд творится публично, открыто, на виду у всех, на глазах у общества и не с ограниченным, как бы едва терпимым допущением посторонних слушателей и зрителей, а с той широкой обычной гласностью, которая составляет основную черту новой юстиции, вошла в её плоть и кровь и предполагает не только одно удовлетворение любопытства или любознательности, но и свободное обсуждение и критику. Всякий считается правым и честным, пока противное не будет доказано тем, кто ищет или обвиняет».
Андрей Кирхин
*Мнение редакции может не совпадать с мнением автора
