Аркадий Смолин, обозреватель РАПСИ

Единый государственный экзамен в 2011 году оказался сорван. Масштабы только раскрытых случаев мошенничества не позволяют дать происшедшему более мягкое обзначение. В борьбе с ЕГЭ школьники, их родители, студенты, учителя и даже чиновники системы образования – все общество – проявили невиданный для России уровень солидарности. В этой детективной истории главный вопрос заключается в том, было ли "убийство" ЕГЭ антигосударственным сговором или самообороной гражданского общества?

Программирование личности

Развязка этой истории стала очевидна еще в прошлом году, когда президент РФ Дмитрий Медведев назвал формулировки вопросов теста по истории для ЕГЭ провокационными.

"Для ответа на вопрос, какие изменения произошли в Красной армии в годы войны, даются следующие варианты ответов: введены погоны; введение должности полевого священника; формирование специальной службы для выкупа пленных у противника! Просто удивительно, чудовищно! Если мы и дальше будем по таким учебникам готовить наших школьников, представляете, какие у них знания будут о периоде войны!" - отметил Медведев пример неуважения к истории, проявляемого подобными вопросами.

Случай, на который президент обратил внимание, можно назвать "синдромом присяжных заседателей". До принятия специальных законов, суд присяжных часто использовался в качестве безотказного карательного инструмента. Ведь одна только последовательность вопросов и специфика формулировок в опросном листе могла вынудить присяжных помимо их воли признать человека виновным.

При этом, выбирая из обвинительных вариантов ответа наименее жесткий, присяжные сами начинали верить в вину подсудимого, ведь они были вынуждены отстаивать "свое" решение. Сегодня эта особенность психологии человека (некритическое восприятие оценочной информации в вопросе) активно используется в пиаре – например, при выборе темы для соцопросов.

Как признаются специалисты, в ЕГЭ "синдром присяжных заседателей" вовсе  не ограничивается одной только исторической дисциплиной.
Хотя, сам по себе, ЕГЭ – абсолютно нейтральный механизм. Результаты его работы целиком зависят от заложенных функций. ЕГЭ не увеличивает количество пороков системы образования – только делает их заметными.

Преступный полигон

Почему же в России ЕГЭ превратился в полигон для мошенничества и коррупции? Отчего после его введения начал стремительно падать интерес к чтению среди молодежи, а социальные опросы стали демонстрировать все более фантастические примеры невежества?

Возможно, причина в формализации критериев оценки качества образовательного процесса. Механический подход логичным образом привел к тому, что результат для всех заинтересованных групп стал важнее знаний.

Чиновники оценивают общую статистику, обращая внимание только на обнаруженные нарушения (то есть природа фантастических результатов в некоторых нацреспубликах даже не расследуется). Итоги работы педагогов подводятся по результатам ЕГЭ: поощрение или увольнение учителя зачастую зависит от оценок его учеников. Поэтому сдать экзамен за ученика для педагога иногда оказывается проще и выгоднее, чем дать ему полноценные знания. К примеру, в татарстанском поселке Апастово школьники во время проведения ЕГЭ передали учителям, находившимся за территорией школы, около 40 флэшек с сфотографированными заданиями.

Погоня за результатом превращает учебу в спорт (победа в котором сегодня почти уже невозможна без допинга и "работы с судьями"). Некоторые ученики признаются, что их даже педагоги учили прятать шпаргалку перед ЕГЭ. Другие рассказывают, что весь последний год на уроках они механически зубрили правила и тренировались ставить крестики. Большая часть родителей проявляет заинтересованность в противоправном получении нужного результата на ЕГЭ.

Такая ситуация практически сводит на нет возможность получения полноценных знаний в старших классах. У учеников атрофируется творческое мышление (в ближайшей перспективе это приведет к падению инновационного потенциала государства). Механическая природа ЕГЭ, не адаптированная для нужд общества путем государственных разъяснительных программ, приводит к единственно возможной стратегии преодоления этой преграды минимально затратными способами.

Заморозка системы

При этом для обвинения общества в злонамеренном саботаже государственной инициативы улик явно недостаточно. Символический характер сумм вознаграждения за интернет-помощь в решении задач ЕГЭ (как правило, от 200 до 1000 рублей) свидетельствует, что участники этих кампаний не столько обогащаются, сколько демонстрируют "белые пятна" в работе ЕГЭ.

Так, Вячеслав Борисов, спровоцировавший главный в этом году скандал, связанный с выпускными экзаменами (созданная им группа "ВКонтакте" помогла примерно 350 тысячам школьников получить решенные задания во время ЕГЭ) называет себя преданным поклонником Единого госэкзамена. "Идея объективного экзамена, такого как ЕГЭ, без нарушений и списывания, мне нравится… Видя изнанку и недостатки, я решил показать их государству - объем утекшего материала", - пояснил мотивацию своих действий Борисов.

И как на все это реагируют "настройщики" системы ЕГЭ (по их собственным словам, все еще находящегося в стадии доработки)? Никакого публичного (а решение таких вопросов в правовом государстве должно находиться в ведении общества) поиска конструктивных путей искоренения недоработок. Никаких аргументов, объясняющих важность честной сдачи экзамена. Наконец, никакого информирования выпускников и студентов об их ответственности (знали ли школьники, что их результаты могут быть аннулированы, а студенты – об угрозе отчисления; вряд ли).

Вместо этого министр образования Андрей Фурсенко размышляет о природе лжи в духе Редьярда Киплинга: "обман есть обман, воровство есть воровство, подлог есть подлог". В ответ на вопрос об эффективности системы ЕГЭ предлагает "менять подходы, менталитет людей".

О перспективах перемен в методике проведения ЕГЭ, пожалуй, можно судить по такому высказыванию министра: "До тех пор, пока мы не укореним в обществе негативное отношение ко всем этим явлениям, они будут происходить". Исчерпывающе.

То, что Фурсенко не высказывает прямо, озвучивает пресс-секретарь Рособрнадзора Сергей Шатунов: "При чем здесь халатность Минобразования? Чего допустили? Что родились такие студенты, которые легко нарушают закон, получают деньги и потом всех обвиняют в том, что это так легко сделать? Там проблемы с родителями и с обществом, которое так легко к этому относиться. Никакое министерство в этом не виновато".

Получается, если не работает закон – нужно не поправки вносить, а менять общество. Или словами Джеймса Джойса: "мы не можем сменить родину, так давайте сменим тему".

Еще раз повторим, приведенную выше аксиому: тестирование является абсолютно нейтральным инструментом, который материализует скрытые качества всех участвующих в его проведении субъектов (не только учеников и педагогов, но и авторов вопросов, методологов, организаторов, формирующих для ЕГЭ тот уровень антикоррупционной безопасности, к которому привыкли).

Закон vs право

С юридической точки зрения школьники, студенты и учителя, воспользовавшиеся слабыми местами ЕГЭ, безусловно, виновны. Они заслужили наказание за нарушение закона. И они его получат. Причастных к инциденту уволят, ученики, за которых сдавали ЕГЭ, школу в этом году не закончат, студентов из вуза отчислили, а против учителей могут возбудить уголовное дело.

Всех как-нибудь накажут. Однако тот факт, что об истинных причинах возникновения такой ситуации рассказано, видимо, так и не будет – позволяет воспринимать ЕГЭ как вышедший из-под контроля механизм (подобно искусственному интеллекту ХЭЛа из "Космической одиссеи 2001" Стэнли Кубрика, который во имя отлаженной работы программы уничтожил почти всех людей в зоне доступа).

С правовой же точки зрения, общество ведет героическую борьбу за свое будущее. Ведь простым людям никто не объяснил даже такие элементарные вещи – зачем нужно ЕГЭ, какие конкурентные преимущества он дает (не при поступлении в вузы, а в жизни). Общество воспринимает ЕГЭ, в его нынешнем формате, как систему, нивелирующую мышление человека до механической памяти – до уровня рефлексов. В таком виде ЕГЭ может готовить только исполнителей, обслуживающий персонал - "массовку", лишенную доступа к социальному лифту.

Общество не воспринимает ЕГЭ как закон. Оно воспринимает его как проблему, которую надо преодолеть. Наряду с призывом в армию, это еще один "низовой" гражданский институт самообучения мошенническим, коррупционным и другим преступным навыкам. Не находя применения в учебе, творческий потенциал талантливых учеников раскрывается в махинациях, что приводит к феерическому обогащению мошеннического арсенала.

Так что "заглушкой" сотовой связи в школах, где проходит ЕГЭ, проблему явно не решить – формирующееся на негативной идентичности гражданское общество легко найдет ответ и для этой задачи.

Перспективы ЕГЭ

Реакция общества на ЕГЭ, с каждым годом предпринимающем все более масштабный и консолидированный отпор госинициативе, показывает, что недовольство ЕГЭ способствует формированию оппозиционного и анархичного потенциала в широких массах активных людей. Отказ от дискуссии по такой животрепещущей теме понижает доверие и к другим государственным законам и институтам.

За десять лет ни одна целевая группа, качество жизни которых должен был повысить ЕГЭ, так и не получила вразумительного подтверждения пользы такой формы экзамена. Когда общество отказывается принимать новый социальный институт, в западных странах обычно признают эксперимент неудавшимся и либо отменяют его, либо оставляют в качестве добровольной альтернативы. Существование ЕГЭ в нынешнем виде – признак неуважения к обществу.

Диагностировать "вегетативное состояние" ЕГЭ нам позволяет очевидное бессилие всероссийского тестирования в решении главной задачи, ради которой проект был создан – борьбы с коррупцией и злоупотреблениями. Наоборот, регионы с более высоким уровнем коррупции с введением ЕГЭ получили серьезные конкурентные преимущества. Например, главным событием этой весны в Краснодарском крае, насколько нам известно, стал массовый перевод детей в школы Адыгеи.

Можно, конечно, попытаться спасти ЕГЭ терапевтическими методами. Например, воспользовавшись зарубежным опытом, превратить выпускной экзамен в консультационный аппарат – демонстрирующий склонности выпускника к тем или иным предметам. А оценивать качество его знаний и перспективы дальнейшей учебы по результатам первой сессии. Так происходит во многих европейских университетах, где за определенную плату на первый курс берут почти всех подряд, а отсевом занимаются зимой.

Однако, в любом случае, ликвидация площадки, на которой выпускники объясняли бы свои решения и аргументировали собственную точку зрения, в конце концов, может привести к тому, что людей, способных осмыслить такие абстрактные понятия как права человека и моральный императив, вскоре попросту не останется.