В обществе продолжается дискуссия, как получилось, что выстроенная советскими властями «идеальная судебная система» продолжает давать сбои, аналитики, в частности, связывали это с деятельностью защитников, однако адвокаты опровергают эти обвинения. 

РАПСИ продолжает знакомить читателей с правовыми новостями столетней давности, на дворе 24 августа 1921 года. 

К вопросу о революционной законности

Статья тов. Курского «Последнее слово о советской юстиции» и последующие вызвали в редакцию ряд писем и статей.

Особенно интересными являются статьи тт. М. Левитина и С. Каменева.

«Революционная законность, - пишет т. Левитин, — это принцип, устанавливающий уверенность каждого гражданина в том, что всякое нарушение революционного закона, с чьей бы стороны оно ни последовало, найдет законный отклик у тех органов, которые специально существуют, дабы следить за соблюдением законов». Автор высказывает затем сожаление, что по такому серьезному принципиальному вопросу нет определенного, выявленного мнения Н. К. Ю. «Товарищ же Курский, упрекая кого-то в «тоске по буржуазной законности» (почему «буржуазной», когда речь все время идет о революционной законности?), не дал себе труда хоть чем-нибудь это положение доказать».

«Изменив в корне прежние отношения к органам юстиции в центре и на местах, мы действительно получим ту организацию, которая сделает излишней дискуссию и даст подлинную пролетарскую юстицию», - пишет тов. Курский. – «Но об этом-то мы и говорили. И, конечно, мы вправе надеяться, что разомкнуть заколдованный круг должен не кто-нибудь, а специально на то существующий Н. К. Ю.», заканчивает тов. Левитин.

Тов. С. Каменев прежде всего протестует против приписывания защитникам желания поставить судебную власть над всеми общественными установлениями и сделать ее самодовлеющей. Речь идет не о надклассовой юстиции, а о том, каковы должны быть отношения исполнительных органов власти, исполкомов и президиумов к органам судебной власти. Советы – это органы, которым принадлежит вся власть в центре и на местах, и ясно, что и юстиция, как один из органов диктатуры пролетариата, не может быть независимой от советов. И все-таки можно говорить о независимости суда в условиях диктатуры пролетариата и именно при власти советов и при фактическом и юридическом суверенитете их, и это не будет выражением буржуазной теории о разделении властей. Настало время для урегулирования отношений судебной и исполнительной власти: законодательная власть издает законы, регулирующие новые общественные отношения на местах, советы их проводят, а судебная власть следит за нарушением их. В государстве, организованном по централистическому принципу, центральная власть в лице органов, охраняющих изданные ею законы, должна иметь независимых до известной степени от местных органов власти проводников ее тенденции. А сейчас таких органов два: РКИ и юстиция. Политику, проводимую сейчас по отношению к РКИ, необходимо проводить и по отношению к органам юстиции, а главным образом, к Народному суду. Зависимость судьи, утверждаемого губисполкомами и ответственного перед ними, нельзя, однако, понимать в том смысле, что судье можно сказать: «такого-то осуди, непременно посади, а такого-то оправдай». «А таких случаев, – говорит т. С. Каменев, — не мало». В возражении, что исполком способен не менее судьи правильно решить дело, корениться глубокая ошибка. Исполком, конечно, может не хуже всякого судьи разобраться в деле, но он не в состоянии это делать, не превратившись в судебное учреждение. А на практике получается влияние не советов, а отдельных лиц, так как фактически дают указания 2–3 товарища, а остальные поддерживают их из доверия к ним. Подбором судей, обвинителей, правом обжалования советы достаточно обеспечены в смысле влияния на судебную политику в целом, но непосредственное вмешательство крайне вредно.

«Все это, - заканчивает тов. Каменев, - далеко от «надклассовой юстиции», но также далеко от того, что правотворчество и функции судебных органов осуществляется и должны осуществляться, как пишет тов. Черлюнчакевич, в органах, ничего общего с юстицией не имеющих. Это все равно, если бы Наркомпрос стал торговать, а Внешторг открывать школы. Как ни странно, но Наркомздрав, тов. Семашко, назвав выпад тов. Курского по поводу несуществующих ламентаций о буржуазной законности опасным, более прав, чем Наркомюст, тов. Курский. Мысль же члена коллегии Н. К. Ю., тов. Черлюнчакевича, что у нас могут судить не только суды и трибуналы, но и учреждения, ничего общего с юстицией не имеющие, более чем опасна – она вредна, и с такой политикой далеко не уедешь. Резюме же таково: юстиция не надклассовая, органы юстиции зависимы от советов в общем направлении своей политики, но суд самостоятелен в своих приговорах и решениях. Проводники задач юстиции на местах – заведующие Губюстами, тесно связаны с центром. Смена их должна быть только мотивированной и санкционирована центром».

Тов. Эбе не «тоской по буржуазной законности» объясняет желание, чтоб исполнялись декреты, а тем фактом, что у нас существует «Собрание Узаконений Рабоче-Крестьянского правительства». Для оживления деятельности аппарата юстиции автор, как и все другие, считает необходимым привлечь к работе всех коммунистов, имеющих подготовку в судебном деле, и затем всех юристов и лиц, ранее работавших по ведомству юстиции.

Заведующий тверским Губюстом тов. Геслер также пишет о том, что ответственные руководители судебного дела должны отзываться только с санкции и согласия Наркомюста, и также констатирует, что советская юстиция страдает и от недостатка квалифицированных работников, и от голода в буквальном смысле слова, и сильнее всего от отношения к ней своих же коммунистических кругов, смотрящих на дело юстиции как на учреждение, социалистической республике не нужное.

Тов. А. Товбина говорит, что на основании многих фактов можно утверждать, что с юстицией не только не хотели считаться, но всячески мешали ей работать. Она утверждает, что ни партийными, ни советскими органами ничего не было сделано, чтобы пропагандировать идею красного права среди широких масс трудящихся. Тов. Товбина говорит о вмешательстве всех органов власти в деятельность юстиции и отмечает случаи, когда работники юстиции подвергались репрессиям за то, что не угодили власть имущим. Выход тов. Товбина видит во вмешательстве в вопрос о положении юстиции высших партийных и советских органов.

Как видим, авторы всех этих статей из общего вопроса о необходимости укрепления революционной законности берут, главным образом, положение органов судебного ведомства, на чьей обязанности также лежит проведение идеи революционной законности. Но этим, конечно, вопрос не исчерпывается, ибо революционная законность должна проводиться всеми органами власти и всеми учреждениями.

Между прочим, никем не упоминается об отсутствии точной подсудности, что уже одно идет вразрез с законностью. Мало того, это ведет к тому, что по одному и тому же делу, по которому привлеченный к следствию освобождается от суда или наказания, он затем другим органом снова привлекается и даже арестовывается.

Мы лично имеем в виду революционную законность, проводимую как судебными органами, так и всеми органами власти и учреждениями, начиная от контрольных комиссий РКП и кончая волостными исполкомами. Но во всяком случае нельзя и мыслить проведение революционной законности в общем масштабе без наличия единого органа, наблюдающего за точным ее проведением.

В этом смысле и надо понимать фиксирование авторами всех приведенных статей своего внимания на Н. К. Ю., как учреждения, по самому существованию своему призванного блюсти закономерность в стране.

А. Кудрин.

(Известия В. Ц. И. К.)

Подготовил Евгений Новиков 

*Стилистика, орфография и пунктуация публикаций сохранены