Обнародованные весной и в начале лета декларации о доходах за прошлый год российских чиновников, их супругов и детей наводят на мысль о том, что в качестве инструмента борьбы с коррупцией подобную финансовую отчетность сегодня рассматривать пока ещё преждевременно. Возможное декларирование расходов также мало что изменит: для начала следует запретить должностным лицам на законных основаниях получать какие бы то ни было подарки. Популярная же в обществе и среди некоторых правоведов идея введения конфискации in rem у нас в стране может привести к тому, что данный правовой институт станет инструментом для злоупотреблений и шантажа.
Елена Панфилова, генеральный директор "Центра антикоррупционных исследований и инициатив "Трансперенси Интернешнл-Россия" (Transparency International Russia)
Что декларировать
На первый взгляд, возможное введение для должностных лиц и членов их семей обязанности декларировать не только доходы, но и расходы, логично и обоснованно. Особенно это актуально, если происходят грандиозные логические неувязки с реальностью, когда имущество чиновника явно не соответствует уровню его ежегодного дохода. Оговорюсь сразу: при условии, что должностное лицо еще вчера не работало в бизнесе.
Общество должно знать, на что именно тратятся госслужащие вместе с домочадцами. И это не потому, что мы желаем непременно заглянуть к кому-то из них в карман. Согласитесь, необходимо прояснять ситуации, каким образом госслужащий с официальным доходом за 2009-й год в 1-2 миллиона рублей параллельно декларирует, что в прошлом же году стал собственником автомобиля Maybach 2009-го же модельного года. Сейчас появление подобного имущества худо-бедно можно объяснить подарками. Но в ближайшее время на такие дары может быть введен полный запрет. Если это произойдет, декларирование расходов будет выглядеть эффективным инструментом контроля за незаконным обогащением. Если же, конечно, ему будет придан официальный статус.
Полный же отказ от деклараций о расходах возможен лишь там, где общественный контроль за заработками должностных лиц работает много лет подряд. По понятным причинам, Россия в перечень таких стран сегодня не входит.
Кому отчитываться
Ещё один интересный и важный вопрос: кто именно из родственников публичных должностных лиц должен ежегодно отчитываться о размерах собственного благосостояния.
На днях председатель Высшего арбитражного суда РФ Антон Иванов предложил расширить перечень родственников, которых следует обязать к подаче деклараций. По его мнению, место несовершеннолетних детей должны занять совершеннолетние дети, братья, сестры, бабушки, дедушки. Супруга или супругу из этого списка, понятное дело, вычеркивать не стоит.
Это здравая позиция. Можно пойти дальше, взяв за основу перечень близких публичных должностных лиц, который содержится в документах FATF - межправительственной организации Financial Action Task Force on Money Laundering, созданной в 1989 году для выработки и реализации коллективных мер борьбы с "отмыванием" преступных доходов и финансированием терроризма. Там четко прописано и кто такие публичные должностные лица, и кто такие члены их семей, которых надо отслеживать с точки зрения "отмывания" незаконно полученных доходов.
В свое время, в ходе подготовки первого национального плана противодействия коррупции мы настаивали, что не должно быть разночтений, когда в целях борьбы с коррупцией наблюдают за одной группой родни, а при борьбе с "отмыванием" - за совершенно другой. Предлагалось составить единый список близких родственников, опираясь на международные образцы: мамы, папы, братья, сестры, и любые дети. К слову, FATF в этом отношении предлагает действовать радикальнее, включая в свой перечень бывших супругов, срок развода которых не превышает двух лет. Это по-своему логично, поскольку незаконно нажитое имущество несложно вывести из-под контроля при помощи обычного развода. Мы не были столь "кровожадными", предложив внести в список только "актуальных" супругов.
Данные предложения содержались в ряде проектов федерального закона о противодействии коррупции. Однако, когда их начинали обсуждать чиновники и депутаты, тут же раздался жуткий крик о нарушении прав человека. Мол, зачем проверять кого-то помимо супруга или супруги, а также малых детей? С какой радости все должны знать, что за душой у других родственников чиновника?
На все это имеется сразу несколько разумных возражений. Во-первых, работа в госаппарате или правоохранительных органах - вещь сугубо добровольная. Те, кто чересчур печется о сохранности частной жизни своих близких, могут делать карьеру в более спокойных от общественного внимания местах. Например, в частном бизнесе.
Во-вторых, если у означенных пап, мам, братьев или сестер имеется какой-то бизнес, о нем и так все известно. Разумеется, при условии, что владелец бизнеса исправно платит налоги: налоговая инспекция и регистрационные органы в таких случаях знают предпринимателя как облупленного.
Мне представляется, что истинная причина недовольства лежала вовсе не в заботе о privacy кого-то из близких должностных лиц или тех же депутатов. Просто декларирование доходов и имущества более широким кругом родственников, чем сейчас, наглядно показывает все эти нехитрые схемы с переписыванием собственности и предприятий, которыми владеют публичные люди, на родню.
Кстати, изучение деклараций о доходах одних только депутатских жен выявило, что в последние годы было очень популярно переписывание имущества (в первую очередь, квартир и домов) именно на супруга или супругу. Данная тенденция проявилась в ходе нашего исследования, когда мы сравнили свежие декларации парламентариев с их же декларациями 2007 года, когда те были еще кандидатами в депутаты.
Кого шантажировать
В последнее время идет много разговоров вокруг конфискации in rem. В международной практике она применяется в случаях, если коррупционера невозможно по каким-то причинам привлечь к уголовной ответственности (например, он скрылся), но имеются четкие доказательство того, что его имущество (которое никуда при этом не делось - и так бывает) приобретено на коррупционные доходы. Конфискация in rem позволяет изымать собственность, если ее стоимость явно не соответствует законным доходам лица. В свою очередь, подозреваемому во взяточничестве приходится самостоятельно доказывать законность приобретения имущества.
Данный правовой институт вызывает у меня противоречивые оценки. С одной стороны, в теории подобная конфискация - очень правильная штука. Если некоего чиновника взяли даже на сравнительно небольшой взятке, скажем, $10 тысяч, и обнаружили, что в его декларациях записано одно, а по факту на нем "висят" яхты, виллы и лимузины, то в таких случаях надо конфисковывать все вещи, происхождение которых он не может разумным образом обосновать.
Докажет подозреваемый в коррупции, что все это богатство ему завещала бабушка, считайте, повезло. Если же такой чиновник ни дня не работал в бизнесе, но при этом каким-то образом сколотил весомое состояние, попавшись даже на незначительной взятке он теряет, по сути, если не все, то очень и очень многое. Но тут важна тонкая следственная работа, наличие неоспоримых доказательств, что обнаруженное имущество никак не вяжется с легитимными доходами. Разумеется, должно быть и судебное решение.
Отмечу, что такой способ борьбы с коррупционерами хорошо работает в странах, где взяточничество с системного уровня сведено к отдельным случаям. При этом должны нормально функционировать правоохранительная и судебная системы, когда у общества нет ни малейшего сомнения в непредвзятости следственного и судебного процессов. Так было, к примеру, в Италии, где несколько лет назад судебная система страны пошла войной на коррупцию.
Поэтому вот тут у меня начинается "романс сомнений". Почему-то сразу вспоминается, что часть 4 статьи 159 Уголовного кодекса РФ ("Мошенничество") у нас на практике применяется сейчас не столько ради поимки реального криминалитета и торжества справедливости, сколько для "окорачивания" строптивых бизнесменов. Жесткий антикоррупционный инструмент в руках злоумышленника, облеченного властью, немедленно превращается в орудие для шантажа или очередной разновидности рейдерства.
Согласитесь, некрупных и нечистых на руку чиновников в России довольно много. И именно им в случае неправильного применения данного правового института уготована роль дойных коров.
В силу этого мне представляется, что конфискация in rem в полном объеме у нас в стране не начнет работать еще довольно долго. Причем за отсрочку ее использования могут выступать две противоположных по своим устремлениям группы людей. Одни, как и я, будут опасаться, что подобная мера развяжет руки преступникам в погонах и без оных. Опасения других будут более приземленными: они будут банально бороться за сохранение собственного имущества и возможностей для дальнейшего безнаказанного незаконного обогащения.
