Законопроект «О внесении изменений в УПК РФ (в части избрания и применения мер пресечения в виде залога, запрета определенных действий и домашнего ареста)» был внесен в конце 2015 года в Государственную Думу РФ. На этот раз, помимо прочего, предлагается ввести в УПК новую меру пресечения – запрет определенных действий.
Эту законодательную инициативу прокомментировал РАПСИ адвокат Коллегии адвокатов города Москвы «Барщевский и Партнеры» Алексей Гуров.
Закон, будучи отражением общественных отношений, со временем развивается, совершенствуется. И хотя громоздкая законодательная процедура, как правило, не позволяет закону всегда идти в ногу со временем, в целом следует признать, что процесс совершенствования законодательства необходим, полезен и, пожалуй, неизбежен.
Иллюстрацией сказанному служит очередная законодательная инициатива, направленная на совершенствование уголовного судопроизводства.
Необходимость внесения изменений в УПК РФ обосновывается авторами законопроекта в контексте целого комплекса проблем. Следует признать, что ситуация в сфере применения мер пресечения на сегодняшний день далека от идеальной. Речь, в первую очередь, идет о чрезмерном применении заключения под стражу, что уже признается структурной проблемой уголовного судопроизводства РФ. В этой связи понятно желание как-то разнообразить виды мер пресечения с тем, чтобы суд (следователь, дознаватель) имели реальную возможность соблюсти баланс между необходимостью достижения целей уголовного судопроизводства и соблюдения прав и законных интересов лиц, в него вовлеченных. При этом законодатель почему-то забывает о том, что закон только тогда будет эффективным, когда правоприменителю понятно не только его содержание, но и механизм его реализации.
Мера пресечения только тогда будет эффективной, когда ее применение достигает поставленной цели с наименьшими ограничениями прав и свобод участников уголовного судопроизводства. Цель применения мер пресечения вытекает из содержания статьи 97 УПК РФ – сделать невозможным (или, по меньшей мере, крайне затруднительным) воспрепятствование производству по уголовному делу со стороны подозреваемого, обвиняемого. На сегодняшний день для достижения этой цели в арсенале следователя (дознавателя) и суда имеется семь мер пресечения, три из которых (залог, домашний арест, заключение под стражу) применяются только по судебному решению.
Анализ текста самого законопроекта, а также пояснительной записки к нему не оставляет сомнений в том, какие определенные действия предлагается запретить подозреваемому, обвиняемому (выходить за пределы жилого помещения, в котором он проживает, в определенные периоды времени; находиться в определенных местах, а также ближе установленного расстояния до определенных объектов и (или) лиц; общаться с определенными лицами; отправлять и получать почтово-телеграфные отправления и др.). Перечень таких запретов практически дословно повторяет положения части 7 статьи 107 УПК РФ (домашний арест). Разница лишь в том, что указанные ограничения не следуют домашнему аресту, а рассматриваются как самостоятельная мера пресечения, не связанная с изоляцией подозреваемого (обвиняемого) в жилище.
На первый взгляд инициатива оправдана. У суда появится возможность максимально полно учесть интересы подозреваемых и обвиняемых, не нанося ущерба интересам уголовного судопроизводства. Однако анализ текста законопроекта приводит нас к убеждению, что в случае принятия законопроекта в УПК РФ появится еще одна мера пресечения, которая не будет работать.
Законодатель в пояснительной записке к законопроекту совершенно справедливо констатирует, что значительная доля заключения под стражу в числе избираемых мер пресечения во многом обусловлена недостаточной эффективностью залога и домашнего ареста. Вот только такая недостаточная эффективность связана, по нашему мнению, не со слабым разнообразием мер пресечения, а с недостатками механизма их реализации.
В научной литературе высказаны мнения о том, что современный уровень развития электронных технологий не позволяет проконтролировать полное исполнение запрета, особенно в части использования средств связи и сети Интернет. В таких условиях обязанность контролирующих органов обеспечить предлагаемый законопроектом запрет лицу «находиться в определенных местах, а также ближе установленного расстояния до определенных объектов и (или) лиц», превращается всего лишь в декларацию.
И если в случае с домашним арестом изоляция (полная либо частичная) лица в жилом помещении выступает в качестве определенной гарантии надлежащего исполнения подозреваемым, обвиняемым наложенных запретов, то отсутствие таких гарантий вряд ли будет способствовать наиболее эффективному достижению целей применения меры пресечения в виде запрета определенных действий.
Подводя итог, отметим, что в целом применение мер пресечения на сегодняшний день нельзя признать эффективным, оно нуждается в реформировании. Справедливости ради подчеркнём, что причина такого положения дел видится нам не только и не столько в сфере законодательного регулирования, сколько в правоприменительной практике. Однако существующих на сегодняшний день мер пресечения при условии совершенствования механизма их реализации, как представляется, вполне достаточно для достижения целей их применения. Закрепление еще одной меры пресечения приведет лишь к тому, что еще одна мера пресечения будет неэффективной.
