После октября 1917 года криминогенная ситуация в России настолько стремительно ухудшалась, что стала угрозой положению власти большевиков. Но самой большой опасностью для неокрепшего Советского государства оказался стихийный саботаж чиновников и технических работников государственного аппарата. О создании новой организации для решения этих проблем рассказывает в сто первом материале своего тематического цикла юрист, кандидат исторических наук, депутат Государственной Думы первого созыва Александр Минжуренко.

Образованная по декрету от 28 октября 1917 года при местных Советах рабочая милиция была непрофессиональной и не представляла собой регулярный государственный орган охраны правопорядка. Поэтому она не могла справиться с нарастающим валом преступности.  

Чиновники не признавали новую власть и отказывались на нее работать.

5 декабря 1917 года правительство получило сведения о том, что разрозненные действия государственных служащих приобретают организованные формы. Со дня на день могла наступить всеобщая забастовка чиновников и работников банков. Это грозило полной потерей управляемости страной.

Добровольная рабочая милиция для решения таких вопросов была совершенно не приспособлена. Стала очевидной необходимость спешного создания чрезвычайного государственного органа по преодолению данной опасности. 

6 декабря на Совнаркоме обсуждался вопрос «О возможности забастовки служащих в правительственных учреждениях во всероссийском масштабе». Члену ЦК партии большевиков и члену президиума ВЦИК Феликсу Эдмундовичу Дзержинскому поручили подготовить доклад на эту тему. И 7 декабря он выступил на заседании правительства с проектом «Об организации и составе комиссии по борьбе с саботажем». 

В итоге 7 декабря 1917 года был принят декрет об учреждении «Всероссийской чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией и саботажем» при Совнаркоме. Председателем этой комиссии (ВЧК) был утвержден Дзержинский.

Функции и полномочия создаваемой структуры были поначалу определены довольно неточно. Также, как и революционные трибуналы, появившиеся наряду с обычными судами, это были органы чрезвычайной юстиции.  

Дзержинский в докладе говорил, что органы ВЧК будут предназначены только для предварительного расследования. Однако на практике функции этих органов сразу резко расширились. Это ведомство стало осуществлять и судебные функции и исполнительные. Участвовали руководители ВЧК и в разработке законодательства.

О суровости действий чекистов много написано в исторической литературе. Но если говорить о начальном периоде создания и деятельности этих органов, во всяком случае до начала широкой Гражданской войны и объявления политики «красного террора» 5 сентября 1918 года, то надо отметить, что вожди революции (кроме Троцкого) явно надеялись справиться с саботажниками и контрреволюционерами относительно мягкими мерами.

Напомним, что смертная казнь в России была отменена еще Временным правительством 12 марта 1917 г. Затем 12 июля 1917 г., в связи с разложением Действующей армии, смертная казнь за воинские преступления была восстановлена на фронте. Но уже в первый день существования Советской власти - в октябре на Втором съезде Советов – смертная казнь была отменена и на фронте. 

Да и развернуть массовые репрессии ВЧК поначалу была не в состоянии хотя бы потому, что к концу 1917 года ее штат составлял всего 40 человек. В марте 1918 года в ней было уже 120 сотрудников.

С саботажем чекисты начали бороться главным образом следующими способами: в административном порядке применялись прямые меры воздействия на конкретных участников забастовок, которых могли лишить продовольственных карточек. Это была действенная мера, учитывая то, что в свободной торговле хлеба не было, а на «черном рынке» он стоил больших денег. 

Организаторов саботажа в лице руководителей учреждений могли арестовать за то, что они своим сотрудникам, покидавшим рабочие места, выдавали жалованье за несколько месяцев вперед. 

Составлялись и опубликовывались в газетах списки саботажников в рубрике с заголовком «Враги народа». Подвергалось конфискации имущество, которое, по мнению чекистов, использовалось «в контрреволюционных целях».

В связи с тем, что саботаж чиновников и служащих имел место не только в столице, центральные власти предложили местным Советам также создать аналогичные структуры на местах. Им предоставлялось исключительное право на аресты, обыски, реквизиции и конфискации. Известно, что уже к июлю 1918 года в провинции действовали 40 губернских таких комиссий (ГубЧК) и 365 уездных чрезвычайных комиссий.

18 февраля 1918 года германские войска начали широкое наступление на Восточном фронте. В связи с этим правительство приняло 21 февраля декрет «Социалистическое Отечество в опасности!», проект которого составил Троцкий. В нем перечислялись срочные и чрезвычайные меры, предпринимаемые для защиты страны.

Пункт 8 декрета гласил: «Неприятельские агенты, спекулянты, громилы, хулиганы, контрреволюционные агитаторы, германские шпионы расстреливаются на месте преступления». Проведение таких расстрелов без всякого суда и следствия возлагалось на ВЧК. И 23 февраля Дзержинский объявил всему населению о том, что «контрреволюционеры» будут «беспощадно расстреливаться отрядами комиссии на месте преступления». 

И это при том, что в российском законодательстве смертная казнь отсутствовала. Вожди просто в спешке «забыли» ее законным образом восстановить. И будет она восстановлена в Советской России только 13 июня 1918 года. 

Этот штрих наглядно свидетельствует, насколько небрежно относилась новая власть к «формальностям» в области права. Неоднократно вожди революции заявляли, что «революционная целесообразность» превыше всех писаных законов. А понимание этой «целесообразности», в отсутствие каких-либо ее рамок и пределов, у различных исполнителей могло сильно отличаться. 

Подлежавшие расстрелам лица были определены в декрете крайне расплывчато, и это определение допускало весьма расширительное толкование. Это сразу вызвало протесты левых эсеров, входивших в то время в состав правительства. Нарком юстиции И.З. Штейнберг, оценив «огромный террористический потенциал этой суровой полицейской меры», в споре с Лениным пытался отстаивать принципы «революционной справедливости и правосудия». 

Ему не удалось переубедить главу правительства, и он тогда в раздражении сказал: «Зачем тогда нам вообще комиссариат юстиции? Давайте назовём его честно комиссариат социального истребления, и дело с концом!». Как пишет Штейнберг в своих воспоминаниях, после этих слов «лицо Ленина внезапно просветлело, и он ответил: «Хорошо сказано, именно так и надо бы его назвать, но мы не можем сказать это прямо».

Тем не менее в первой половине 1918 года крайние меры применялись чекистами относительно редко. В стране на тот момент еще не создалась социально-психологическая атмосфера острой гражданской войны. 

Сложившееся в течение 1917 года правосознание граждан, привыкших за этот период к господству «митинговой демократии», не допускало грубого применения силы по отношению к инакомыслящим оппонентам. Поэтому за этот период официально было расстреляно во исполнение декрета всего 22 человека. Причем это были в основном бандиты и крупные спекулянты, а не политические противники большевиков.

Однако на местах уже в этот период отмечались случаи бессудной расправы над общественными деятелями антибольшевистских направлений. Отсутствие четкой правовой регламентации и контроля за деятельностью чрезвычайных комиссий неизбежно вело к произволу в работе чекистов.

Продолжение читайте на сайте 22 октября