Аркадий Смолин, обозреватель РАПСИ
Теракт в Домодедово зафиксировал удивительное явление, которое на наших глазах появилось на свет в России. Его можно назвать "постапокалиптическое функционирование государства". Иными, более традиционным терминами, определить действия террористов, спецслужб и общества сегодня уже не представляется возможным.
Современные эсхатологи склоняются к точке зрения, что конец света произойдет незаметно. После него еще долгое время люди будут автоматически продолжать делать свою работу, лишенную всякого смысла и содержания. Если придерживаться этой версии, то террористы будут взрывать бомбы, не выдвигая никаких требований, сотрудники спецслужб будут совершенствовать свои индивидуальные навыки, не заботясь о единой стратегии, руководство аэропорта будет продолжать бесконечный ремонт здания, обдумывая источники сиюминутной выгоды, общество будет покупать иллюзию порядка, уступая свои права, а отверженные, которыми стали милиционеры, будут искупать вину за всеобщие грехи.
Поэтому российскую разновидность терроризма даже невозможно систематизировать: это не гражданская война, потому что у подрывников нет определенной этнической принадлежности; это не диверсионная война, потому что у терактов нет четко выраженной цели; это не анархия, потому что взрывы повторяются периодически, как стихийные природные бедствия. Больше всего российский терроризм похож на симптомы смертельно тяжелой болезни государственного организма. Как судороги, которые сопровождают паралич.
Поэтому успешный опыт США и Израиля, за последние десять лет заставившие своих сограждан забыть об угрозе теракта, для нас практически бесполезен. Этот опыт построен на консолидации усилий всех государственных служб, религиозных и общественных объединений, навыков каждого гражданина. На Западе за десять лет не было ни одного громкого теракта во многом потому, что там четко определены роль и место каждого человека на любом объекте повышенной опасности, его мера полномочий и ответственности.
У нас же ведомства существуют в автономном режиме. Создается впечатление, что российские службы, ответственные за безопасность, ведут борьбу не столько с террористами, сколько друг с другом за их "мертвые души". После прошлого теракта в Домодедово (пять лет назад две смертницы взорвали самолеты), руководство аэропорта сумело добиться от государства разрешения создать собственную службу безопасности. Им были предоставлены максимально широкие права – фактически милиция осталась только на входе.
По словам нашего источника, в штат приняли несколько сотен ЧОПовцев, на них были выделены большие деньги, возглавили службу безопасности бывшие выходцы из спецслужб. Возникает логичный вопрос: неужели таких профессионалов не научили отличать террористов в толпе? Ведь любой обреченный на смерть человек находится в критическом психологическом состоянии. На самом деле, перед взрывом каждый посетитель Домодедово мог наблюдать картину, как по залу гуляют люди в форме охранников, многие из которых, судя по их лицам, приехали из Ближнего зарубежья. Видимо, это были самые высокооплачиваемые гастарбайтеры в мире.
Проблема, по словам криминологов, в том, что служба безопасности аэропорта не знает своих обязанностей или не исполняет их, а аппаратура, которая должна работать в Домодедово, не функционировала. Впрочем, позволим себе предположить, что дело вовсе не в металлодетекторах, которые были установлены в аэропорту пять лет назад после того, как в воздухе были взорваны два самолета, вылетевших из "Домодедово". Ведь проникли в зону вылета смертницы, дав охраннику взятку в размере 1000 рублей.
Любая самая совершенная аппаратура окажется бесполезной, если пользоваться ей будут нравственно несовершенные люди. Даже консолидация усилий всех служб безопасности не окажет существенного влияния на решение проблемы терроризма, пока не будут ограничены финансовые сети террористов и передвижения нелегальных средств. Без подпитки идеями радикальных религиозных учений террористы продолжат свое существование, гораздо сложнее им будет выжить, если их перестанет кормить тотальная коррупция.
По итогам теракта в Домодедово в жертву народному возмущению отдали милицию. И лишь после этого слегка пожурили ФСБ. Хотя управление на транспорте – вовсе не то структурное подразделение, которое отвечает за предотвращение терроризма в России. Для этого у нас в стране существует Федеральная служба безопасности: в федеральном законе прямо сказано, что в число основных задач ФСБ входит борьба с любыми проявлениями терроризма.
Согласно этому закону у ФСБ должна быть эффективная агентурная сеть, чтобы предупреждать и пресекать террористические акты, должны быть взяты под контроль места производства пластита, пути его транспортировки, не говоря уже о местах обучения смертников. Между прочим, успех американских спецслужб, которые после 11 сентября практически ликвидировали терроризм, стало сотрудничество с исламскими организациями: мусульмане сами пытаются переубедить молодых радикалов, и уже несколько раз передавали властям информацию, на основании которой удалось вычислить потенциальных террористов.
31 декабря 2010 года взорвался дом на территории московского стрелкового клуба. При взрыве погибла женщина, муж которой отбывает срок за участие в незаконных бандформированиях. Вскоре задержали ее подругу. Обе женщины должны были устроить два взрыва на Красной площади в новогоднюю ночь. От теракта москвичей спас не профессионализм спецслужб, а лишь неосторожность смертницы.
Между тем, сотрудники ФСБ признаются, что о подготовке к этому теракту, как и о взрыве в Домодедово, к ним поступала информация. Получается, сотрудники ФСБ попросту не могут систематизировать разрозненные данные. Вспомним, что и информация о взрыве быстрее была опубликована в "Твиттере", чем достигла руководящего состава по сложной внутриведомственной связи силовых структур. Для каких же целей тогда предназначена такая громоздкая структура?!
Ответ подсказал руководитель одной из спецслужб, рассказавший, что борьбой с терактами и с ростом экстремистских настроений в ФСБ занято примерно равное количество людей, однако у тех, кто борется с экстремизмом, показатели явно лучше. Если кто-то не понимает, под экстремизмом в данном случае подразумеваются политические акции оппозиции и перформансы арт-группы "Война".
ФСБ-шники гордятся числом предотвращенных терактов. Между тем, даже в США и Израиле признают, что раскрытый теракт – дело случая, везения. Задача спецслужб – предупредить саму возможность теракта. Если бомба готова, если смертник находится в шаговой доступности от цели назначения – спецслужбы свою работу провалили. И отвечать за проваленную операцию должны, конечно, не только исполнители, но и руководство.
Никого не обвиняя, заметим, что теракты экономически выгодны спецслужбам – каждая бомба увеличивает их вес в государственной табели о рангах. Причем взорванная бомба существенно ускоряет этот процесс по сравнению с обезвреженной. Фактически мы имеем дело с грантовой системой, где собственно грантом выступает взрыв. После каждого крупного теракта, чиновники становятся заложниками спецслужб, которые требуют больше финансирования и полномочий для предотвращения будущих атак.
Например, после захвата школы в Беслане в 2004 году был объявлен курс на "закручивание гаек", после московских терактов в марте 2010 года были приняты поправки к закону о ФСБ, расширяющие ее полномочия. В 2006 году был создан Национальный антитеррористический комитет (НАК), который возглавляет директор ФСБ Александр Бортников, и в который вошли все заинтересованные министерства и ведомства. В положениях, касающихся данного комитета, четко прописано, что основной его обязанностью является разработка мер направленных на противодействие терроризму, устранение сопутствующих ему причин и условий, а также защита объектов потенциальных террористических посягательств.
По разным данным, один только центральный аппарат НАК включает более 100 человек. Во всех регионах России были созданы антитеррористические комиссии, координируемые центральной штаб-квартирой. Чем именно они заняты нам не было доложено ни после взрывов в метро, ни после теракта в Домодедово. Мы помним, как широко освещалось создание информационной базы данных НАК на членов террористических организаций. С тех пор об эффективности ее функционирования ничего не слышно.
Последние семь лет финансирование всех силовых структур в России росло, при этом никто не знает, как были потрачены бюджетные деньги. Собственное расследование начала Счетная палата России, однако ведомству Сергея Степашина вряд ли по силам заставить руководство ФСБ и НАК рассказать, что именно было сделано для действенной защиты жизни и безопасности простых россиян. Регулярно проводятся заседания НАК, причем одно из последних как раз касалось вопроса обеспечения безопасности на транспорте. Этот вопрос, по словам очевидцев, вообще поднимается на заседаниях НАК перманентно, однако никаких существенных подвижек в нем пока незаметно.
В 2009 и 2010 годах директор ФСБ впервые за долгое время не отчитался перед прессой о результатах деятельности своего ведомства. По некоторым догадкам можно сделать вывод, что это было связано с происшедшим двумя днями ранее подрывом «Невского экспресса». А уже на следующий год пренебрежение СМИ и обществом было введено в традицию ведомства. Демонстрируя свою полную неподконтрольность, ФСБ выказывает либо чрезмерную уверенность в своих силах, либо явные признаки страха.
Отсутствие жесткого контроля, в том числе со стороны общества, за политикой спецслужб, очевидно, привело к тому, что силовые структуры отучились вовремя реагировать как на актуальную террористическую угрозу, так и в целом отстали от развития бандформирований в эволюционном плане.
Действующая стратегия борьбы с терроризмом была выработана в 2004 году, окончательно оформлена в 2006. Основным ее приоритетом стало недопущение нападений больших групп боевиков, угрожающих контролю над управляемостью в регионе или стране в целом. Для противодействия этой угрозе шло наращивание военной мощи, силы спецназа и т.д. Между тем, террористы давно принципиально изменили тактику. С 2006 года они перешли к действиям малыми группами, вернулись к практике использования смертников, резко увеличили количество точечных нападений на объекты инфраструктуры и сотрудников силовых структур.
Нынешние методы силовых спецслужб давно устарели, однако вместо того, чтобы организовать новую, более мобильную службу, федеральные власти в конце 2009 года распустили департамент МВД по борьбе с оргпреступностью и терроризмом. После чего в 2010 году количество терактов на Северном Кавказе выросло вдвое по сравнению с предыдущим годом.
Пожалуй, главным промежуточным итогом российской войны с терроризмом в XXI веке стало осознание того факта, что нынешним инструментарием коренной перелом в это противостояние внести уже не получится. Причем лимит помощи законодательства также кажется исчерпанным. Уже принято и отрегулировано в законодательном порядке все, что могло оказать воздействие на положение террористов в стране. Депутаты и специалисты признают, продолжая совершенствовать законодательство, мы не можем достичь другого качества борьбы.
На самом деле, зарубежный опыт подсказывает нам, что не существует никакой секретной формулы в эффективной борьбе с терроризмом. Есть только несколько главных элементов, которые присутствуют в работе любой эффективной службы безопасности: сбор и анализ разведданных; борьба с коррупцией и другими финансовыми потоками, подпитывающими террористов; открытая судебная система; привлечение лидеров религиозных объединений; понимание, смысла требований террористов…
Впрочем, эти советы актуальны для витальных государств, которые ради заботы о здоровье всего организма внимательно прислушиваются к жалобам каждого своего органа. Нашему "постапокалиптическому синдрому" может соответствовать только имитация изменений. Например, такая, как установка рамок металлоискателя. Предположим, эта мера поможет предотвратить теракт в условном "Домодедово". Однако если жесткие меры безопасности отпугнут террориста от проведения теракта в здании аэропорта, он просто достигнет того же результата в другом людном месте: вокзале, метро, кинотеатре, торговом центре…
Проблема не в конкретных террористах, не в конкретных сотрудниках спецслужб и не в конкретном аэропорту. Проблема в том, что каждый существует внутри собственной "черной дыры", в которую, как известно, засасывает все объекты из окружающего пространства, весь информационный мусор, но увидеть из ее центра решительно ничего невозможно, даже себя самого. Террористы взрывают бомбы просто так, не выдвигая никаких требований, спецслужбы не отчитываются о своей работе перед заказчиком – обществом, а само общество прекрасно себя чувствует в оглушенном состоянии, не предпринимая никаких попыток выйти из перманентной прострации.
Такое ощущение, что граждане уже чувствуют себя обреченными, и только лишь приближают момент взрыва, не обращая внимания на бесхозные объекты и подозрительных субъектов. До сих пор неизвестно ни одного случая, когда звонок бдительного гражданина предотвратил бы теракт (ростовский случай не в счет – машину обнаружили довольно поздно), зато Россия лидирует по числу заведомо ложных угроз взрыва. Все работают на автопилоте и никто ни перед кем ни за что не отвечает. Отличие такой формы жизни от смерти минимальны.
