РАПСИ продолжает публикацию цикла исторических расследований кандидата исторических наук, депутата Госдумы первого созыва Александра Минжуренко о событиях, случившихся в России в 1917 году. В шестом материале детально воспроизводится хронология того, как случайные вспышки женских бунтов в Петербурге были использованы в политических целях. Какие цели пытались достичь различные группы влияния, позволив обычным стихийным беспорядкам перерасти в революцию. А главное – почему Россия не могла остановиться на достигнутых благодаря Февралю реформах государственных институтов.
Десятки лет наши историки утверждали, что Николая II свергло народное восстание в Петрограде. Однако представляется, что, если это и верно, то лишь отчасти. Несомненно, массовые беспорядки в столице послужили одним из факторов, приведших к падению монархии. Но таких факторов было, на наш взгляд, несколько. И не исследовать их – это значит, не раскрыть, не понять все причины победы Февральской революции.
Ведь «восстание» далеко не синоним понятия «революция». Последняя категория она сложная, многосоставная. Её компонентами выступают действия людей и групп, движимых разными интересами и мотивами и использующих разные способы воздействия на ситуацию. Скажем, если простой народ восстает с лозунгом «Хлеба!», а получает в итоге Конституцию, каковую он не требовал и о которой он и понятия не имел, то это суть революция.
А просто «хлебных» и других бунтов, заканчивавшихся ничем, было в истории предостаточно. Если правящий класс был солидарен и не расколот, то он легко подавлял подобные бунты. Только слияние разных составляющих и дает в результате революцию. В таких случаях мы наблюдаем народную вспышку накопившегося сухого пороха по любому поводу и реализацию на этом фоне планов оппозиционных политиков. В подобной исторической драме есть прелюдия, есть взрыв, есть кульминация, а есть и последняя капля в чашу, без которой революция останется в истории очередным мятежом.
Беспорядки в Петрограде, в принципе, можно было прекратить даже без большой крови – так считало большинство современников и, тем более, военных. Но серьезных попыток в этом направлении сделано не было. Почему? Да потому, что этот хлебный бунт был весьма кстати многим политическим силам. Кому конкретно?
Разберем по частям составляющие этой революции. Как мы уже выяснили в предыдущих частях расследования, за свержение Николая выступали самые правые политики: они хотели спасти репутацию института монархии, которую изрядно подпортил действующий император. И они были за сохранение самодержавия.
Чуть левее от них выступали конституционные монархисты и, прежде всего, октябристы и кадеты, которые контролировали Госдуму. Они были тоже за отстранение Николая, но с воцарением Михаила они надеялись установить конституционный строй.
В качестве отдельного фактора я хотел бы выделить позицию и поведение высших военачальников Русской императорской армии, так как именно их действия и стали последней каплей, без которой, на наш взгляд, революция бы не состоялась. Что ими двигало? Их мотивы в основном совпадали с интересами упомянутых выше политических сил (среди военных были как сторонники самодержавия, так и сторонники конституции), но имели свою специфику.
Напоминаю, что шла мировая война и внимание русского генералитета было полностью поглощено этим событием. Здесь нужно вспомнить, что война для офицеров – суть оправдание их существования, и ей они отдаются со всей страстью.
России, в случае успеха в войне, отходили проливы Босфор и Дарданеллы. А это ведь многовековая мечта российского государства – получить доступ к Средиземному морю. У военных голова кружилась от предвкушения достижения этой цели. И генералы уже всерьез надеялись войти в историю главными героями момента перехода России в статус средиземноморской державы, что привело бы к резкому возрастанию и экономической и военно-стратегической мощи России. Всё-таки поражение Германии специалисты предрекали уже уверенно, к тому все шло.
Но вот беда – незадачливый император, присвоив себе звание Верховного Главнокомандующего, весьма неудачно выступал в этой роли. А его авторитет в войсках уже близился к отрицательным показателям. К тому же генералов очень пугали слухи о том, что царица-немка толкает императора к сепаратному миру с Германией. Но в таком случае Россия не получила бы никаких новых территорий. Это было бы крахом всех честолюбивых надежд российской военной касты.
Ради победы над врагом и ради такого достойного трофея как проливы генералы соглашались с необходимостью отстранения Николая II. Он ведь им представлялся чуть ли ни единственным препятствием на пути к заветной цели.
Вот таким образом и переплелись в Феврале чудесным образом очень разные и даже противоположные цели. Слились воедино требования хлеба, восстановления репутации монархии, конституции и победы в войне. А республиканцев мы здесь, на первом этапе революции, даже не наблюдаем. И по отношению к войне тут уж, действительно, видим прямо противоположные мотивы: женщины-работницы требовали не только хлеба, но и окончания войны, а генералы присоединились к народному восстанию именно с целью довести войну до победного конца. Ехали в противоположные стороны, а оказались в одном вагоне.
Каждый решал свои проблемы и видел препятствием именно царя. Из этой противоречивости уже можно было предвидеть, что, свергнув монарха, победители обязательно передерутся между собой. А ведь в дело еще не вступили организованные левые силы. Таким образом, Февраль изначально был чреват Октябрем.
Первая вспышка в столице случилась исключительно благодаря женщинам и благодаря Международному женскому дню 8 марта. Воистину во всем сherchez la femme. Женщины-работницы на Выборгской стороне решили отметить этот свой женский праздник и вышли на улицу (по российскому календарю это было 23 февраля). И как раз к этому времени в народ просочились слухи о том, что в Петрограде, возможно, вскоре введут карточки на хлеб.
Ну, что делают простые люди в таких случаях? Правильно, они бегут в магазин и закупают себе хлеба впрок; благо, что никаких ограничений пока еще нет. Надо запастись. Обычный покупательский ажиотаж, знакомый даже нам. Ясно, что при таком неожиданно возросшем разборе буханок завезенного хлеба не хватило: ведь владельцы пекарен и магазинов рассчитывали лишь на обычный дневной спрос.
В результате, кому-то не досталось. Возникли очереди. И на фоне этих очередей и развернулись демонстрации женщин-работниц. Первоначально требование было только одно: «Хлеба!» А власти недоумевали: хлеба в городе было достаточно. И запасы были приличными, но кто же мог предвидеть эту потребительскую панику?!
24-го февраля беспорядки продолжились. Теперь уже появилось и следующее требование женщин: «Верните нам наших мужиков с фронта!», «Долой войну!» На следующий день масштаб демонстраций и забастовок возрос. Но никакого участия в организации движения никакие политические партии не принимали.
В следующие два дня движение еще больше разрослось, но даже 26-го февраля оно всё ещё оставалось «бесхозным»: солидные политики не торопились примкнуть к плебейскому стихийному хлебному бунту. По словам члена кадетской партии Владимира Набокова, «26-го вечером мы были далеки от мысли, что ближайшие два-три дня принесут с собою такие колоссальные, решающие события всемирно-исторического значения».
В этот день также состоялось приснопамятное совещание социалистов на квартире у Керенского, где все собравшиеся единодушно пришли к выводу о том, что революции в России в обозримом будущем не предвидится. Да и рискованно было серьезным деятелям, отрицавшим необходимость силового изменения государственного строя, высказывать солидарность с бунтующими: у власти в городе было предостачно сил, чтобы подавить все выступления.
О том, чтобы в буквальном смысле «примкнуть» или даже возглавить движение думцы и не помышляли. Они так же, как и полицейские, называли всё происходящее «беспорядками». А кто же из уважающих себя политиков будет принимать участие в «беспорядках»?! Они сами уже боялись этой стихии и пытались передать свою боязнь и обеспокоенность императору.
26-го февраля председатель Госдумы Михаил Родзянко в телеграмме императору допустил уже истерическую интонацию: «В столице анархия. Правительство парализовано… Растет общественное недовольство. На улицах происходит беспорядочная стрельба… Необходимо немедленно поручить лицу, пользующемуся доверием страны, составить новое правительство».
Ага, подумал царь, знакомая и изрядно надоевшая песня думцев: теперь они под шумок беспорядков, воспользовавшись ими, снова пытаются протащить свою идею «правительства доверия». Телеграмму главы Думы Николай оценил как паническую и произнес: «опять этот толстяк Родзянко пишет мне всякий вздор».
Только вечером 25-го февраля император вмешался в события в столице, отправив генералу Хабалову телеграмму, в которой повелел «завтра же прекратить в столице беспорядки, недопустимые в тяжёлое время войны с Германией и Австрией». Опоздал Николай: хлебный бунт уже перерастал свои первоначальные рамки и переходил в другое качество.
Продолжение читайте на сайте РАПСИ 31 марта.
