РАПСИ продолжает публикацию цикла исторических расследований кандидата исторических наук, депутата Госдумы первого созыва Александра Минжуренко о событиях, случившихся в России сто лет назад. Двадцать первая глава посвящена описанию периода двоевластия между двумя революциями. Особое внимание уделено сомнительным принципам формирования и функционирования Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов, чей неправовой статус сыграл, в итоге, важнейшую роль в изменении траектории исторического развития страны.

Первый период после свержения монархии принято называть периодом «двоевластия». Действительно, существовало два центра власти: Временное правительство и Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов.

Однако, если правительство имело хоть какой-то уровень легальности и легитимности: вышло из недр Государственной Думы, избранной всенародно, и к тому же получило власть из рук прежнего законного властителя – императора (имеется в виду его указ о назначении князя Г.Львова председателем кабинета), то Петросовет был в полном смысле самопровозглашенной властью.

Самое первое ядро Совета состояло из явившихся в Таврический дворец разномастных активистов рабочего движения. Набор людей оказался совершенно случайный. Да и в дальнейшем формирование Совета протекало довольно хаотично. От каждой тысячи рабочих можно было делегировать туда одного человека. Но даже если предприятие было небольшим, то все равно оно имело право послать в Совет одного своего полномочного представителя. Кто-то воспользовался этим правом, кто-то нет. От множества малых предприятий вообще никто не пожелал пойти в депутаты: люди были заняты работой и в политику не рвались.

Воспользовавшись такой пассивностью, некоторые политические авантюристы, в том числе зачастую и большевики, предлагали мелким и мельчайшим предприятиям свои «услуги» – представлять их интересы в Совете рабочих депутатов. Соответственно, они просили у них всего лишь выписку из протокола собрания рабочих о том, что данный товарищ делегируется в Совет от этой фирмочки. Если других желающих не находилось, то этот человек, спешно оформленный якобы работником данного предприятия, отправлялся в Совет с должным документом.

И такие вещи спокойно проходили, так как мандатная комиссия была не очень строгой, да и как тут всё проверишь. Таким образом, стать депутатом Петросовета было довольно легко: было бы личное желание и поручение твоей партии.

Депутаты от солдат имели другие нормы представительства: от каждой роты в Совет направлялся один человек. Более мелкие отдельные команды, меньше роты, также могли послать одного депутата. А так как в столице находилось военное министерство и штаб округа, то различных обслуживающих технических и прочих небольших команд было очень много.

Поскольку в роте обычно было человек 200, то получалось, что у солдат было право посылать депутата от 200 человек, а у рабочих – от одной тысячи. В результате такого перекоса в нормах представительства в объединенном Петроградском Совете было 800 человек от рабочих и 2000 от солдат. И это при примерном равенстве численности пролетариата столицы и гарнизона.

Вот о таком соотношении в социальном составе самого главного Совета страны в прежней официальной историографии старались вообще не упоминать, так как этот Совет в дальнейшем развитии революции будет подаваться как центр консолидации пролетарских политических сил. А сама будущая революция априори объявлялась «пролетарской». Не мог же руководящий орган такой «рабочей» революции состоять на 72% из солдат-крестьян.

Но, самое главное, это же был орган лишь одного города. Он же и назывался «Петроградским». Так, каким образом он мог претендовать на государственную власть в масштабах всей страны и диктовать свою волю всероссийскому правительству?! Это же был, всего-навсего, горсовет. А он смел выпускать директивы, типа «Приказа №1» (о демократизации армии), которые стали исполняться во всех гарнизонах и на фронте.

Таким образом, ни о какой легальности и легитимности этой второй власти с правовой точки зрения не может быть и речи. Если уж совсем дотошно подойти к принципам формирования этого самозваного органа, то он ведь даже не представлял всех жителей Петрограда – только рабочих и солдат, кои не составляли и половины населения столицы. Поэтому с точки зрения демократического представительства у Совета не было законных полномочий даже на управление городом. Всеобщих выборов не было, а был только вот этот стихийно созданный представительный органы некоторых отдельных социальных слоев.

То, что Петросовет был, по определению, всего лишь органом городского масштаба, вызывало комплекс неполноценности для лидеров Совета, и они мечтали неким образом объединить советы всех уровней, также стихийно возникших в различных губерниях и городах, и учредить уже всероссийский советский орган. На одном из совещаний представителей регионов и было решено созвать всероссийский съезд советов, дабы хоть как-то легализоваться в структуре власти и получить полномочия на руководство уже всей страной.

И такой съезд собрался 3 июня 1917 года. Но и здесь о каком-либо нормальном с правовой точки зрения представительстве населения не было и речи. На съезд приехали те, кто мог и хотел приехать. И хотя и была норма представительства, но она исчислялась из количества населения, проживающего на территории того или иного Совета. Иными словами, того населения, которое в своем большинстве не принимало никакого участия в формировании местного совета. Именно «формировании», так как выборности от всех граждан не существовало при создании советов. Только рабочие принимали участие в выдвижении своих представителей, а пролетарии в провинции по своему удельному весу в общем составе населения не составляли даже и тех всероссийских средних показателей в 7 процентов.

Так, о какой «демократичности» этих органов можно было говорить?! Тем не менее говорили, и говорили так не только большевики, но и эсеры, меньшевики и другие социалисты, говорили о советах рабочих депутатов как об органах «революционной демократии», представляющих весь «народ». Полагаем, что в данном случае категория «народ» применялась и трактовалась, мягко говоря, некорректно. В этом случае намного более прав Ленин, который позднее откровенно будет называть Советы рабочих депутатов органами диктатуры пролетариата, т.е. диктатуры меньшинства.

Гений Ленина и состоит, по нашему представлению, в том, что он один разглядел в советах – этих органах «революционной демократии», как талдычили меньшевики с эсерами – прекрасный инструмент для захвата власти от имени целого класса, инструмент, которым фактически будет управлять его партия. Советы для него были очень подходящей формой, которую можно было наполнить соответствующим содержанием. И вот эту задачу он брал на себя.

Ленин поставил себе цель вплотную заняться изменением содержания советов – тем, что потом назовут их «большевизацией». А пока – пусть все остальные демократические партии работают над созданием советов, над их укреплением, над повышением их авторитета; пусть распространяют миф о том, что это действительно демократичные органы.

Эта легенда очень устраивала Ленина. Можно было совершить в дальнейшем захват власти под лозунгами расширения и углубления демократии – «Вся власть советам», а уж потом поставить всех перед фактом – власть вдруг обернется диктатурой меньшинства. Тогда и эсеры с меньшевиками спохватятся и завопят о том, что советы не могут считаться органами демократической власти, так как не представляют большинства народа, но будет уже поздно. Они сами своими руками много сделают для возвышения репутации советов, для того, чтобы их стали считать воистину «народными» органами. Вот Ленин и предложит передать власть «народу» в лице советов.

Таким образом, революционная практика показывает, что любое отклонение от принципов демократии на старте чревато поражением демократических сил в финале. Сами социалистические демократы отлучили от советов подавляющее большинство населения, придав чисто пролетарским органам статус полу властных структур. И это было ошибкой, трагической ошибкой, приведшей к катастрофе.

На первый Всероссийский съезд советов прибыли 1090 делегатов. Это была самая настоящая окрошка из самочинных организаций, называвших себя советами. Представительство регионов было очень неравномерным: ведь во многих городах к июню вообще не было еще создано советов. Поэтому о полномочиях съезда трудно говорить в юридическом смысле слова: непосредственно в выборах делегатов принимали участие всего 2 млн. человек. Какая уж тут демократия?!

Из 1090 делегатов большевиков было всего 105, т.е. менее одной десятой. Да и в этой относительно небольшой делегации не было единства по важнейшим вопросам. Одни делегаты-большевики считали возможным поддерживать «революционное» Временное правительство, другие соглашались с Лениным в его крайних формулировках. А он предложил высказать недоверие официальной власти и передать всю власть Советам. Разумеется, это предложение не было принято.

Съезд принял совсем другую резолюцию, в которой призвал «всю революционную демократию России еще теснее сплотить свои силы вокруг Советов и энергично поддержать Временное правительство во всей его деятельности по укреплению и расширению завоеваний революции».

Этот съезд запомнился одним казусом. Меньшевик И.Г.Церетели, отвечая на нападки на Временного правительства, заявил: «В настоящий момент в России нет политической партии, которая говорила бы: дайте в наши руки власть, уйдите, мы займем ваше место».

Он, конечно, имел в виду то, что в стране нет такой партии, которая бы имела настолько обширную социальную базу, что обладала бы полномочиями выступать от имени большинства народа. Оратор оставался до мозга костей демократом и говорил исключительно с этих позиций. Фактически он изрек банальность, а точнее – аксиому: в демократической стране ни одна политическая сила не имеет ни юридического, ни морального права взять власть в свои руки, не имея четко оформленного мандата от большинства народа.

И вдруг, сразу после произнесения этой почти протокольной риторической фразы, из зала раздался выкрик Ленина «Есть такая партия». Раздался взрыв смеха, смеялся весь зал. Но как оказалось в дальнейшем: напрасно они смеялись. Для Ленина не существовало никаких демократических догм и принципов.

Уже в то время, когда в России всё было охвачено и пронизано демократическими подходами, а другое казалось уже немыслимым, он думал совсем о других вариантах взятия власти. В этих его планах «демократия» была лишь ступенькой к заветной цели. Ее можно и нужно было использовать, но рамками и препятствием демократические принципы, по Ленину, не должны были выступать.

Первый съезд Советов был для Ленина репетицией, и уже Второй съезд пройдет по его сценарию и объявит о взятии власти в стране в свои руки. Осталось только разными путями обеспечить на нем большинство своих однопартийцев.

Продолжение читайте на сайте РАПСИ 14 июля.