РАПСИ продолжает публикацию цикла исторических расследований кандидата исторических наук, депутата Госдумы первого созыва Александра Минжуренко о событиях, случившихся в России сто лет назад. В тридцатой главе объясняются мотивы созыва Демократического совещания и формирования Предпарламента. Как противоречивые и неуверенные решения Керенского свели на нет казавшийся неиссякаемым в 1917 году кредит доверия демократическому режиму в стране.

Провал Корниловского мятежа, безусловно, открыл новую страницу в истории русской революции. Остановить разрушительное «красное колесо» не удалось. Во многом вина здесь лежала на Керенском. У него был выбор: восстановить ли правопорядок в стране, сохранить ли государственность России или пытаться удержать власть. Он выбрал второе. Перефразируя известное выражение Станиславского об искусстве, можно сказать: он больше любил себя в революции, чем революцию в себе. Успех выступления Корнилова имел шанс спасти государство, но тогда у Керенского не оставалось бы никаких шансов на то, чтобы остаться у власти, да еще в роли первого лица.

Однако утверждать что-либо уверенно о мотивации действий исторических личностей крайне сложно. Они очень часто скрывают истинные мотивы своих поступков. Соответственно, и у нас нет достоверных источников, однозначно указывающих на то, что Керенский стремился лишь удержать власть в своих руках. Поэтому в нашем расследовании вполне уместно рассмотреть и другую версию мотивации поступков премьер-министра в роковые дни.

А другая версия состоит в том, что Керенский искренне продолжал верить в то, что можно навести порядок в стране, не ограничивая демократию и не свергая установившийся демократический режим. Он все еще рассчитывал на полумеры, не замечая того, что ситуация все более четко вырисовывалась как биполярная.

Его надеждам на то, что Корнилов проведет только полицейскую акцию и устранит лишь наиболее деструктивные и противозаконные организации и силы, уже очевидно не суждено было сбыться. Поляризация расстановки политических сил страны зашла к осени 1917 года настолько далеко, что всё дело должно было закончиться установлением диктатуры одного из противоположных политических полюсов. Вопрос стоял: или – или.

Однако Керенский (и не только он один) продолжал верить в так называемый «третий путь в революции», балансируя между правыми и левыми. Собственно, он так и обещал на Государственном совещании: давать отпор «как контрреволюции справа, так и контрреволюции слева».

В июле Керенский под аплодисменты правых разгромил анархо-большевистское выступление, а в августе подавил военный путч правых. Но ведь его бонапартистская политика балансирования между полюсами как раз и предполагала наличие двух опор, одну из которых – офицерство и генералитет – он сокрушил своим непоследовательным «предательским» поведением в августовские дни.

Достаточно почитать белогвардейские мемуары, чтобы понять, насколько возненавидели его офицеры. Больше уже никогда правые его не поддержат. А такая поддержка ему очень скоро понадобится.

Таким образом, если придерживаться второй версии, то тогда нужно зафиксировать, что Керенский, как бы его ни упрекали со всех сторон за лавирование, проводил достаточно последовательную политику. Он пытался удержать Россию в русле демократии, хотя она и местами уже вышла из берегов и прорвала дамбы: т.е. перешла разумные пределы.

Разумеется, Керенский прекрасно видел и отрицательные проявления «разгула демократии», потому он и хотел использовать Корнилова, но при этом не хотел отказываться от демократии как таковой. А кроме того, что он был убежденным демократом, он также был еще и правоверным социалистом, т.е. по политической шкале Керенский оказался гораздо ближе к большевикам, чем к кадетам и правой военщине.

Он, похоже, до последнего не мог предположить, что одна из социалистических партий, пусть даже и очень левая, может в дальнейшем полностью отойти от принципов демократии. В это было трудно поверить в России семнадцатого года, тем более, что большевики, наверное, громче всех требовали «расширения и углубления демократии». Ленин постоянно твердил, что «социалистическая демократия», за которую он ратовал, это большой шаг вперед по сравнению с «ограниченной» «буржуазной демократией» (что под этим понималось так и осталось неясным.)

Оставшись в центре на демократическом островке, который стремительно размывался с двух сторон и опасно сокращался, Керенский, тем не менее, не терял надежды на то, что России удастся вырулить и не потерять завоеваний Февраля. Нет, союзников у него было не так уж и мало, но его противники и справа и слева уже давно сделали ставку на силу, на военное решение вопроса о власти, а демократы по определению не могли это сделать. Они по-прежнему рассчитывали на митинговую прямую демократию, на силу слова и идеи. Победа над путчистами в августе в известном смысле укрепила их в таких взглядах: ведь корниловский мятеж был ликвидирован именно благодаря агитаторам и митингам. Стрелять вообще не пришлось. Целые дивизии были остановлены и умиротворены.

Однако корниловский мятеж породил и самый настоящий правительственный кризис: кадеты вышли из состава кабинета, и коалиция распалась. Керенскому пришлось спешно и в чрезвычайном режиме решать вопрос об управлении государством. В итоге, была создана Директория из пяти человек во главе с министром-председателем Керенским. Она получила полномочия до формирования нового правительства.

Но оставался вопрос, с какими политическими силами создавать новый кабинет. И Керенский, оставаясь до мозга костей демократом, решает посоветоваться по этой проблеме с широкой организованной общественностью. Сразу после подавления мятежа 3 сентября по инициативе ЦИК Советов рабочих и солдатских депутатов и Исполкома Всероссийского Совета крестьянских депутатов было решено созвать Демократическое совещание.

Для Керенского это был второй шанс, после Государственного совещания в Москве, укрепить свою политическую опору и повысить степень легитимности правительства. С «государственниками» ничего не получилось (они избрали себе другого вождя), поэтому Керенский и предпринимает попытку опереться теперь на «демократов».

В телеграмме лидеров Исполком Советов говорилось о цели совещания: «созвать в Петрограде съезд всей организованной Демократии России для создания сильной революционной власти, способной объединить всю революционную Россию для отпора внешним врагам и для подавления всяких покушений на завоеванную свободу».

И такое совещание собралось, 14 сентября оно приступило к работе. Чтобы понять, на кого собирался опереться Керенский для создания «сильной революционной власти» и что понималось под «всей организованной демократией», придется перечислить все приглашенные делегации.

В Демократическом совещании приняло участие 1582 делегата, в том числе: от Советов рабочих и солдатских депутатов — 230, от Советов крестьянских депутатов — 230, от профсоюзов — 100, от городских самоуправлений — 300, от земств — 200, от организаций армии и флота — 125, от общей кооперации — 120, от национальных организаций — 60, от рабочей кооперации — 38, от казачьих организаций — 35, от экономических организаций — 33, от Союза железнодорожников — 27, от торгово-промышленных служащих — 20, от земских комиссий — 20, от продовольственных комитетов — 17, от Учительского союза — 15, от Почтово-телеграфного союза — 12, от фельдшеров — 5 и по 1-2 делегата от Союза женских демократических организаций, Союза увечных воинов и т.п.

По партийному составу совещание оказалось преимущественно «социалистическим»: преобладали эсеры – 532 человека, социал-демократы меньшевики – 172 человека и большевики – 136 делегатов.

Можно говорить о двух внятных целях этого мероприятия: во-первых, определиться с составом следующего правительства, т.е. идти ли на коалицию с буржуазными партиями или создать «однородное демократическое правительство». Во-вторых, было намерение создать некий представительный орган – Предпарламент, который бы санкционировал формирование нового кабинета и которому бы и было подотчетно Временное правительство до Учредительного собрания.

Первый вопрос решался долго и непросто. Дело дошло до курьезов: в принципе делегаты согласились на включение в кабинет представителей буржуазных партий, но… только не кадетов, так как они были замечены в поддержке корниловщины.

Лидерам совещания пришлось дополнительно «утрясать» этот вопрос, так как именно кадеты и были самой влиятельной и самой левой из буржуазных партий. Без них идея коалиции социалистов с буржуазией теряла смысл. С трудом удалось уговорить делегатов разрешить коалицию и с кадетами.

Был создан и Предпарламент – Всероссийский демократический совет, хотя предложение сделать правительство ему подотчетным не прошло. В итоге появился не очень понятный представительный орган, уполномоченный санкционировать создание правительства, а затем быть при нем неким совещательным институтом. За день до открытия Предпарламента 6 октября постановлением правительства была окончательно распущена 4-ая Государственная Дума.

Разумеется, без проведения всеобщих выборов было невозможно создать легитимную законодательную и исполнительную власти. Поэтому и само Демократическое совещание и сформированный Предпарламент являлись чем-то вроде суррогатов институтов власти. Правовая опора у них и у нового состава правительства была довольно хлипкой. И этим могли воспользоваться противники демократического режима.

Продолжение читайте на сайте РАПСИ 15 сентября.