Инспекция проверила условия нахождения в Бутырской тюрьме и признала их ужасающими. Примечательно, что речь идёт не о содержащихся арестантах, а о семьях рядовых сотрудников учреждения: в тесных комнатах живут десятки человек, иногда по 50 рабочих, кругом грязь, в помещениях духота, в столовой антисанитария. При этом высокопоставленные служащие тюрьмы живут в просторных квартирах с диванами и коврами. Подобная ситуация и такое отношение к простым людям дискредитируют в их глазах идеи коммунизма, указывает трудовая инспекция Всероссийской Чрезвычайной Комиссии, которая курирует тюрьму.

РАПСИ продолжает знакомить читателей с правовыми новостями столетней давности, на дворе 11 февраля 1919 года.*

В Бутырской тюрьме. (Заметки инспектора труда)

Много говорилось и писалось о выселениях и переселениях, много у нас в этой области сделано, скажу — ненужного и вредного, ибо часто производились выселения и переселения совершенно бесцельные, но там, где это действительно было нужно произвести, там, где рабочие и до сих пор находятся по несколько десятков человек в небольших помещениях, совершенно непригодных для жилья, по величине вместительных лишь на 5-7 человек и изобилующих какими хотите условиями для распространения эпидемических и разных других заболеваний, там это не сделано. Что пользы от всяких речей и планов о мерах борьбы с разными заболеваниями, которые, нужно сказать, больше всего и распространяются среди густо населенного рабочего люда, когда мы на практике не осуществляем самых элементарных требований санитарии и гигиены. Всякие планы и речи о мерах борьбы с заболеваниями (обращаю на это внимание тов. Семашко) останутся пустым звуком, если рабочий люд будет оставаться в таком положении, в каком он находится в Бутырской тюрьме.

Сходите туда, кого это касается и кто не знает, что за 15 месяцев существования рабоче-крестьянской власти громадной части рабочих, в смысле удовлетворения жилищной нужды, не дали ровно ничего.

Иду в сопровождении председателя и члена рабочего комитета.

«Здесь, — говорит, — наша столовая, а здесь кухня». В такой кухне какую я увидел, можно готовить только каким-то неестественным существам, но отнюдь не человеку. Кроме того, кругом черно, на полу толща грязи, а как соблюдается санитария при самом приготовлении, — об этом догадаться не трудно. К счастью, сама коллегия В. Ч. К., стоящая во главе тюрьмы, признала уже такое положение ненормальным и на отпущенные средства производится ремонт в двух комнатах пустующего корпуса, куда будет переведена и кухня и столовая.

Дальше.

«Здесь живут наши рабочие». Вхожу. Средней величины комната. А знаете сколько в ней живет? 32 человека. Места не хватает, койки вплотную придвинуты друг к другу до самых дверей. Потолок низкий, стены и пол грязные, не крашенные, видно, ремонт не производился годами. Умывальника нет, раковина, заменяющая его, черна до невозможности. Передней нет, так что через открывающуюся прямо в общежитие дверь валит холодный воздух прямо на лежащих и отдыхающих здесь полураздетых рабочих.

— Товарищ инспектор, — говорит рабочий, лежащий на койке, — разве так дальше возможно? Ночью, когда собираются все 32 человека, делается так тяжело, что бежишь подышать на улицу.

Далее, идем в другой, уже каменный корпус.

«Здесь тоже живут рабочие». Та же самая картина, разница только та, что здесь живут по 32 и 50 человек. Передней здесь тоже нет и морозный воздух наводит приятный ветерок на тут же спящих у дверей. Воздух тяжелый. Вентиляции нет никакой. Есть форточка, она находится против дверей, но когда ее открываешь — открывается и дверь, как бы веером опахивая вспотевших рабочих. Столы грязные, давно не красились. Пол каменный, от него дует. При входе моем, председателя и члена комитета набрасываются рабочие:

— Что же это, товарищи, долго вы нас так продержите? Убрали бы хоть немного народу! А что наша жилищная комиссия делает?

Нужно сказать, что ненормальность в жилищном отношении была уже признана давно, и рабочие вместе со служащими на общем собрании выбрали жилищную комиссию, которой и было поручено перерасселять рабочих и служащих, так чтобы улучшить и уравнять для всех жилищные условия. Но, видно, в жилищную комиссию попали люди из служащих, которым далеко не чужда формула: «каждый за себя, Бог за всех», и получается, что все служащие канцелярии тюрьмы, которых несколько десятков человек, начальник и его помощники живут в чистых, благоустроенных квартирах, с мягкими диванами, плюшевыми коврами, а рабочие чахнут в своих казармах-сараях.

Не лучше обстоит дело с семейными рабочими. Для каждой семьи имеется одна небольшая комната и в ней живут 5-6 человек. Терпимо ли такое положение? Есть ли лучший способ агитации против советской власти, чем оставление рабочих в подобных условиях? А ведь при тюрьме работает около 400 человек, и всю вину за свои тяжелые условия они сваливают на коммунистов, идо во-главе тюрьмы стоит коллегия из трех коммунистов, и во главе рабочего комитета тоже стоит коммунист.

Мне скажут: нет выхода, нет помещений. Я укажу выход тем, кто действительно болеет душой за жизнь и здоровье рабочего класса.

Во дворе тюрьмы имеется большой каменный пустующий корпус, где ранее был какой-то приют. Если произвести в нем ремонт, туда можно великолепно переселить рабочих. Но коллегия тюрьмы говорит, что Чрезвычайная Комиссия не отпускает средств на ремонт, да если бы и были средства, то все же производить ремонт запретил центральный жилищный земельный отдел, заявивший, что здание принадлежит ему и никто не вправе им распорядиться. Нужно сказать, что на производство ремонта, на устройство новых печей и столовой у коллегии нашлись бы средства. Не могла ли она их найти и на ремонт общежития? Как бы то ни было, но только эти трения приводят к тому, что несколько сот рабочих продолжают чахнуть в черных непригодных сараях.

Я. Пратусевич.

(Вечерние известия)

Подготовил Евгений Новиков

*Стилистика, орфография и пунктуация публикаций сохранены