Буржуазия и интеллигенция задавали в Российской империи тон борьбе за уничтожение сословных привилегий и особых прав. Однако, если интеллигенция исходила из идей равенства, занимая идеалистические позиции, то буржуазия смотрела на эту проблему вполне прагматично. Предприниматели уже предощущали, что они только выиграют, если будет достигнуто всеобщее юридическое равенство. 

Вместо привилегий в правах по происхождению и родовитости приближалась эра власти денег. О начале этой эпохи рассказывает в седьмом эпизоде своего расследования кандидат исторических наук, депутат Госдумы первого созыва Александр Минжуренко.

Промышленный подъем, начавшийся в 1892-1893 годах привел к тому, что Россия из страны, специализирующейся на сельском хозяйстве, начала превращаться в индустриально-аграрную державу, а буржуазия из социальной «прослойки» в составе купеческого сословия – в ведущий класс в экономике. Соответственно занимаемому месту в хозяйственной сфере представители этого растущего класса хотели занять и подобающее место в социальной и политической структурах. 

Отсюда стремление буржуазии в борьбе за свои права именно к равноправию: они не пытались добиться каких-либо правовых привилегий для своей категории, а выдвигали требования уравнения в правах всех слоев населения. К концу XIX столетия разделение общества по сословиям уже отживало свой век и на повестке дня были вопросы перехода к гражданскому равноправию.

Марксисты в оценке позиции буржуазии были во многом правы: юридическое равенство всех граждан в правах создавало наиболее благоприятные условия именно для предпринимателей, имеющих значительные денежные средства. 

И здесь речь идет даже не столько о коррупционных моментах, хотя фактор подкупа и взяток в России всегда был существенным аргументом при решении спорных вопросов в судах и инстанциях. Но только сама финансовая возможность привлекать дорогостоящих юристов и адвокатов для защиты своих прав и интересов в суде имела большое значение. В этом и состояла привилегия буржуазии при всеобщем поравнении в правах всех категорий населения. 

В России как на дрожжах росли адвокатские конторы, плодилось число присяжных поверенных, увеличивался набор на юридические факультеты университетов. Получить юридическое образование и стать юристом в эти времена было весьма престижно и денежно.

В то же время буржуазия в этот переходный период с удовольствием пользовалась и «пережитками прошлого», к которым можно отнести имущественный ценз в избирательном праве. Здесь неравноправие воспринималось буржуазией, особенно крупной, как вполне обоснованное и справедливое. 

Так на выборах в земства и в городские думы был установлен имущественный ценз, согласно которому преимущества получали те лица, у которых было большое состояние и которые платили налоги в городскую казну в наибольших размерах.

По реформам 60-х годов XIX века в 509 городах России были введены думы — бессословные органы городского самоуправления. Они избирались раз в 4 года горожанами-плательщиками налогов, имевшими определённый имущественный ценз. По размеру уплачиваемого налога избиратели делились на три избирательных собрания. Требования к избирателю были следующими:

- он должен был быть подданным Российской империи;

- быть старше 25 лет;

- должен иметь в городе недвижимость;

- не иметь недоимок по сбору налогов.

По статье 24 «Городового положения» составлялся список избирателей, отсортированный по уплачиваемым за год налогам. К первой избирательной группе (курии, разряду) относились уплачивавшие одну треть общего сбора налогов, ко второй — также уплачивающие треть, а к третьей — все остальные избиратели. 

Неравенство заключалось в том, что каждая курия избирала равное число гласных (депутатов) городской думы. Соответственно, наиболее крупная буржуазия, будучи численно невелика, но пополняя городскую казну на треть ее объёма, имела право посылать непропорционально много своих представителей в органы самоуправления, получая треть от всех мандатов. Таким образом, не соблюдалось правило демократических выборов относительно принципа равенства: один человек – один голос. 

А многочисленная третья курия могла также заполнять только треть мест в городской думе. Например, при проведении выборов в Петербурге в первую курию попали 275 избирателей, а во вторую – 850. Следовательно, в этом городе на выборах думы один голос представителя крупной буржуазии равнялся трем голосам представителей средней буржуазии.

Те же жители городов, которые не имели своих домов в городской черте, а это часто были учителя, врачи, представители творческой интеллигенции и т.п. вообще не имели права голоса. 

И такое положение представлялось буржуазии вполне справедливым. Они подходили к этому вопросу со знакомыми им принципами голосования в акционерных компаниях, где число голосов строго зависит от вклада каждого участника в общий капитал. Так и здесь: считалось нормальным, что городской казной могли распоряжаться прежде всего те, кто ее наполнял. И чем больше был вклад человека, тем больший вес он имел при решении вопросов городского самоуправления. 

Другим «пережитком» прежнего сословного периода было то, что и в самом конце XIX века сохранялись отдельные привилегии для тех предпринимателей, которые числились по первой купеческой гильдии. Так, в 1899 году «Закон о состояниях» подтвердил особое место первогильдейского купечества среди людей, «занимавшихся торгово-промышленной деятельностью на благо государства Российского». 554-я статья гласила: «Купечество первой гильдии составляет особый класс почетных людей в государстве». 

Но реальных преимуществ купцам перед теми предпринимателями, кто не записался в гильдию, этот закон не предоставлял. Были только некоторые меры морального поощрения: купцов христианского вероисповедания государство порой награждало медалями, орденами и прочими знаками отличия. 

Из более или менее значимых привилегий можно назвать то, что, гильдейские документы распространяли на все купечество паспортную льготу - в отличие от крестьянского и мещанского сословия - право на беспрепятственное передвижение по стране без оформления увольнительных свидетельств (паспортов) в территориальных сословных организациях, что, по традиции, было «связано с известной волокитой».

Этот закон, действительно, мы можем назвать «пережитком», так как годом ранее - в 1898 году вышел «Закон о государственном промысловом налоге», который положил конец юридической связи между правом на занятие предпринимательской деятельностью и необходимостью приписки к купеческому сословию, купец окончательно перестает олицетворять своей персоной образ российского предпринимателя. 

Устанавливалось таким образом равноправие: крестьяне, мещане и прочие представители российских сословий, располагая средствами на приобретение торговых и промышленных патентов, получили право заниматься предпринимательской деятельностью, не числясь по купеческому сословию.

В «купцах» остаются те, кто по фамильной традиции из поколения в поколение носил это «звание» и «сросся» с ним душой и телом, или те, кому это было выгодно и необходимо. К последним, в частности, следует отнести евреев, которые, пользуясь купеческими сословными правами, могли свободно пересекать «черту оседлости» и жить вне ее.

Кроме того, купеческое сословие было притягательным и для тех предпринимателей, кто видел в нем прямую дорогу к почетным званиям, наградам и прочим преимуществам, обслуживающим человеческое тщеславие в условиях иерархической структуры общества.

Таким образом, к началу XX века облик российской буржуазии приобретал все более четкие очертания, а прежние деления на сословия уходили в прошлое. В частности, купечество из особого сословия становилось один из разрядов предпринимательского класса – торговой буржуазией.

Продолжение читайте на сайте РАПСИ 26 мая