Аркадий Смолин, специальный корреспондент РАПСИ
Компенсацию в размере 500 тысяч рублей выплатит информагентство "Руспрес" главе Счетной палаты РФ Сергею Степашину. Это впечатляющее решение Выборгского районного суда Санкт-Петербурга может завершить эпоху суверенно-российского подхода к вопросу защиты чести, достоинства и деловой репутации.
На сегодняшний день это одна из самых востребованных и парадоксальных областей судебной практики. Число исков по статьям 129, 130 УК РФ и 152 ГК РФ в России стабильно растет на протяжении последних 20 лет. При этом каждый год удовлетворяется не более трети поданных исков.
Например, в прошлом году районные суды Москвы рассмотрели 522 дела о защите чести, достоинства и деловой репутации, из них удовлетворены 215 исковых требований. Вместе с тем, производство по еще 58 делам было прекращено, без рассмотрения было оставлено 66 исков, а 56 заявлений переданы в другие суды.
Долгое время считалось, что российские формулировки законов об оскорблении, клевете, защите чести и достоинства заточены на упрощенную ликвидацию оппозиционных голосов. Однако последние решения судов позволяют говорить едва ли не об "оргии независимости", когда осознание профессиональной свободы позволяет компенсировать этически неоднозначные решения ушедших времен.
Чрезвычайно низкая эффективность (для истцов), по логике, должна была бы привести к падению популярности попыток добиться судебной сатисфакции по вопросам защиты чести и достоинства. Однако же этого не происходит. Причина, видимо, в стремительном удалении растущего качества работы модернизируемой судебной системы от ограниченных возможностей устаревших законов.
Судебная практика за первую половину 2011 года по искам об оскорблении, клевете, защите чести и достоинства демонстрирует две явные тенденции. Все реже предоставляется возможность для обвинения судей в политической ангажированности. Но при этом крупнейшие иски подают бывшие и действующие чиновники и политики. Этому способствуют "элитаристские" формулировки законов, по-прежнему во многом ориентированные на защиту публичного образа представителя власти.
Фантасмагорическая ситуация, когда полуевропейский суд вынужден оперировать полусоветскими формулировками законов, спровоцировала в экспертной среде череду разнообразных проектов решительной модернизации области защиты чести и достоинства граждан в России. Чаще всего звучит предложение ограничить право публичных персон на защиту от сведений, распространенных СМИ по вопросам общественного значения.
Однако события последних месяцев показывают, что вероятней всего преобразование статей УК РФ пойдет по одному из двух сценариев: либо законы о клевете, оскорблении, защите чести и достоинства будут сведены к единому понятию "диффамация", имеющему облегченно-административные последствия, либо же политическую функцию этих уголовных статей возьмет на себя формирующийся "институт репутации".
Расширение пространства критики
В первую очередь обращает на себя внимание резкое сокращение доли штрафов СМИ в общей сумме присужденных к взысканию исков по "этическим" статьям.
По искам к СМИ в 2008 году было взыскано 894 684 рублей (а по искам к гражданам и юридическим лицам – 1,6 млн рублей; т.е. СМИ оплатили 56% штрафов), в 2009 году со СМИ было взыскано 5 728 350 рублей (22% штрафов), в 2010 году – 2 335 585 рублей (17% штрафов).
Эта статистика наглядно свидетельствует о расширении пространства свободы печатного высказывания за три последних года. Прослеживается последовательное утверждение в России программы экономической безопасности субъективного мнения.
Наглядной иллюстрацией этому тезису могут служить хотя бы три самых громких дела июня. Отказ Хамовнического суда Москвы удовлетворить иск главы Росмолодежи Василия Якеменко по защите чести и достоинства к журналистам Олегу Кашину и Александру Морозову. Отказ признать клеветой высказывания руководителя правозащитного центра "Мемориал" Олега Орлова в адрес главы Чечни Рамзана Кадырова. А также отмена приговора депутата Тульской городской думы Владимира Тимакова за клевету на губернатора Тульской области Вячеслава Дудку: в опубликованном в местной газете интервью депутат назвал руководителя региона "коррупционером на пятерочку".
Эти случаи доказывают, что критические высказывания в адрес власти действительно допускаются в нашей стране.
Еще более важное стратегическое значение имеет законопроект, который Дмитрий Медведев внес в Госдуму 7 июня. Президент предлагает вывести в разряд административных дел статьи Уголовного кодекса об оскорблении (статья 130 УК РФ) и клевете (статья 129 УК РФ), в том числе в отношении судьи (статья 298 УК РФ), поскольку по смыслу они близки к гражданскому разбирательству по искам о защите чести и достоинства.
В настоящее время санкции этих статей предусматривают ограничение свободы на срок до двух лет в первом и даже лишение свободы на срок до четырех лет в последнем случае. "Это достаточно резонансные и серьезные действия, которые в настоящий момент рассматриваются как преступления и в дальнейшем будут преследоваться как административные правонарушения", - прокомментировал свое решение Медведев.
В этой связи надо заметить, что клевета и оскорбление отличается от защиты чести и достоинства, прежде всего, статусом пострадавшего: первыми чаще пользуются чиновники и политики, тогда как простые граждане и бизнесмены обычно апеллируют к вопросам чести и деловой репутации.
Сближение статей о клевете и оскорблении с делами по защите чести и достоинства позволяют предположить, что в ближайшее время они могут слиться в Гражданском кодексе в единое целое, как за рубежом, где все эти правонарушения объединены термином "диффамация".
Диффамация и честь
Принципиальным отличием зарубежного института диффамации от российского института защиты чести, достоинства и деловой репутации состоит в том, что за рубежом судебная защита этих нематериальных благ возможна только при условии одновременной защиты права на свободу слова и массовой информации.
ЕСПЧ в своей практике выработал стандарты соотношения свободы слова и защиты от диффамации. В частности, признается, что политики, должностные лица, а также в ряде случаев и публичные фигуры обладают меньшей степенью защиты от критики, чем простые граждане.
Поэтому то, что может считаться клеветой или бездоказательным суждением в отношении индивида, не облеченного властными полномочиями, в отношении представителя власти может являться критикой его деятельности.
Аналогичное решение вынес и Верховный суд США. "Пресса не подлежит осуждению за ошибочное освещение факта, касающегося общественного поведения определенных общественных деятелей, так как допустить возмещение убытка в таких случаях значило бы создать атмосферу страха и робости в прессе... Прессе нужно здоровое "жизненное пространство» для добросовестной ошибки", - указано в решении по делу "Нью-Йорк Таймс" против Салливана".
А, например, Уголовный кодекс Болгарии и вовсе предусматривает повышенную ответственность должностного лица, если тот допустит оскорбление в адрес индивида. При этом специальной защиты от клеветы для должностных лиц уголовным законом не предоставляется.
Понятно, что прямое калькирование зарубежной практики в специфичных российских условиях невозможно. Однако применение "достижений" института диффамации без буквального внедрения этого термина у нас может быть произведено путем придания юридического статуса понятию "общественный интерес".
На Западе оно получило широкое распространение лет десять назад после принятия в 1998 году Акта о правах человека и последовавшим расширением практики ЕСПЧ по статье 10 Конвенции о защите прав человека и основных свобод.
Судом недвусмысленно установлено, что обсуждение проблем, представляющих "значительный общественный интерес" (таких, как коррупция или отправление правосудия), должно быть защищено в большей степени, нежели репутация государственного органа. Суд "не может упустить из виду, насколько важно не отпугнуть граждан угрозой применения уголовных или иных санкций от выражения своего мнения по проблемам, представляющим общественный интерес".
Последствием таких решений ЕСПЧ стало внедрение в национальные законодательства специальных инструментов защиты работников СМИ. Например, статья 29 австрийского Закона о СМИ освобождает журналиста от ответственности за клевету в печати, если тот сможет доказать, что публикация имела существенное значение для общества, а сам он проявил профессиональную осторожность и тщательность.
Верховный суд Австралии, а также Апелляционный суд Новой Зеландии включил в понятие “общественное благо” право СМИ на публикацию сведений о любых публичных фигурах, включая представителей власти. При этом на авторов распространяется иммунитет от судебного преследования, даже если впоследствии окажется, что опубликованная информация была недостоверной.
Важным элементом немецкого законодательства о диффамации является законодательное разграничение фактических утверждений и выражения мнения, при этом последнее пользуется преимущественной защитой закона.
Юридический статус "субъективного мнения" журналиста максимально конкретно сформулировало британское правосудие. На особый принцип "добросовестного комментария" в этой стране можно ссылаться, если диффамационное утверждение является выражением авторского мнения по общественно значимым вопросам.
Однако здесь принципиально важно не смешивать "общественный интерес" и "интерес общества". Факт становится предметом "общественного интереса" только в том случае, когда он действительно может влиять на общество в целом: сплетни про жизнь звезд шоу-бизнеса не могут рассматриваться как "общественное благо".
Институт репутации
Впрочем, концентрацию на одном только усовершенствовании и либерализации российских законов о защите чести и достоинства граждан, также как и постепенную замену их на диффамационный аппарат, вряд ли можно расценивать как панацею. Проблема в том, что в зарубежной прессе уже много лет дискутируется тенденция постепенного снижения востребованности института диффамации как таковой.
Международная практика позволяет говорить о постепенной потере актуальности судебного способа решения вопросов о защите чести и достоинства. В Интернет-эпоху диффамационные иски вымирают так же медленно, но неуклонно, как это произошло в свое время с их предшественником – институтом дуэли.
Информация в Интернете принципиально отличается от традиционных СМИ скоростью и широтой распространения, а главное – фактической невозможностью ее изъятия. В условиях внеправового развития блогосферы и социальных сетей судебные иски зачастую становятся только отправной точкой для начала кампании по настоящей дискредитации имени и репутации человека.
В такой ситуации перспективным выглядит возрождение в России института репутации. Наиболее "продвинутые" отечественные компании уже сегодня руководствуются в своей работе не только российскими законами (как известно, изобилующими пробелами и двусмысленностями), но и внутренним этическим кодексом. Можно предположить, что моральный облик любого сотрудника, его публичное поведение даже во внерабочее время будет рассматриваться как элемент имиджа всей компании, важный критерий ее инвестиционной привлекательности и профессиональной эффективности.
Соответственно, институт репутации будет учитывать не только любое экстремистское высказывание (как по месту работы, так и в любом публичном пространстве), но и намеренно искаженную информацию. Доказать в суде факт морального ущерба, понесенного от субъективного мнения оппонента, удается довольно редко, так же как и реальность угрозы эскалации насилия в общественном пространстве после провокативных заявлений в адрес какой-либо социальной группы.
Однако же признанный в профессиональной среде институт репутации позволяет оперативно и эффективно реагировать на доказательства материальной заинтересованности автора "субъективного мнения", так же как и на его очевидную неадекватность. Прием такого человека на работу в другую компанию будет рассматриваться как согласие его руководства взять на себя социальную роль, например, "экстремистского СМИ".
Очевидно, возвращение в таком виде института репутации позволит недвусмысленно стратифицировать российское профессиональное и правовое поле, сформировать жесткие границы "маргинального гетто", ограничив влияние его представителей на российское общество. А главное – практическое значение соблюдения цивилизованных правовых норм, влияния их на карьерные перспективы и качество жизни человека через институт репутации станет реальным стимулом для признания широкими массами значения правовых и этических ценностей.
"Первой ласточкой" зарождающегося в России института репутации как элемента внесудебной защиты стала инициатива Уполномоченного по правам человека в Томской области. В марте этого года Нелли Кречетова предложила создать в Интернете рейтинг "антигероев". В него войдут "врачи, для которых главное любыми путями заработать на пациенте, а не вылечить его; учителя, у которых не стоит обучаться; судьи и чиновники, для которых рядовой человек – "пыль и мусор"; управляющие компании, от которых следует отказаться, а также правозащитники, которые смешивают правозащитную деятельность с хулиганством".
Хочется надеяться, что распространение в России института репутации снимет с плеч судебной системы роль этического посредника в условиях "моральной паники" в обществе (когда простейшие априории вызывают бурные споры среди различных социальных групп) и даст возможность судьям сконцентрироваться на действительно важных "общественно значимых" проблемах.
