Аркадий Смолин, специальный корреспондент РАПСИ
Отыскать корни большей части проблем человеческого общества можно в животном мире. В День борьбы с коррупцией РАПСИ делится любопытными наблюдениями, насколько повадки животных, насекомых и даже простейших организмов напоминают поведение коррумпированных представителей человеческого сообщества.
Изучение животного мира часто помогает находить лекарства от различных болезней не только человека, но и общества. Понимая инстинктивные истоки его устройства, куда легче осознать, откуда берутся социальные пороки.
Большая часть преступлений животных, такие как кражи, убийства, вредительство были не только исследованы, но и распределены по статьям УК еще на средневековых судебных процессах.
Так, например, на одной из последних тяжб в 1713 году в Бразилии судили термитов, которые растащили муку и подточили деревянные столбы в погребах монастыря. Выслушав защиту и обвинение, суд вынес постановление об изгнании преступников в специально огороженную зону: современным языком – в колонию-поселение.
Из серьезных преступлений в животном мире неисследованной осталась, пожалуй, только проблема коррупции. Ситуацию осложняют отдельные ученые, которые настаивают, что в локальных масштабах коррупция может выступать залогом стабильности коллективов.
Коррупция как распределение благ
Одна из них – исследователь поведения приматов Сьюзан Перри из Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе, которая утверждает, что гармоничное сосуществование в группах обыкновенных капуцинов обеспечивает именно клановая коррупция.
Стаи капуцинов из 15-20 особей шокируют зоологов своей лояльностью лидеру. Управляющий стаей доминантный самец может властвовать 18-20 из 25-27 лет своей жизни, не беспокоясь об угрозе бунта.
Подчиненные самцы в стаях обезьян не способны в одиночку свергнуть диктатора, а объединиться им мешают манипуляции доминанта. Он подкупает и ссорит подчиненных друг с другом, в результате чего их мнение об окружающих и отношение к ближним становится намного хуже, чем к самому наглому правителю. Ни о каком альянсе в таких условиях речи идти не может.
Для нас же, пожалуй, самым интересным представляется опыт формирования коррупционных кланов в группах капуцинов.
Поскольку только доминант может беспрепятственно спариваться с любой самкой, остальным членам сообщества остается только заботиться о его детях. Ученые заметили межполовую дискриминацию в воспитании потомства. Взрослые самцы почти никогда не ищут паразитов у детей женского пола, зато дерутся за право устроить грумминг подрастающим самцам.
Объяснение тому оказалось простым. Когда один из этих наследников престола занимает место отца, он с лихвой благодарит тех, кто заботился о нем в детстве. В частности, позволяет им отбирать собранные фрукты у менее инициативных членов стаи. Иногда, конечно, приближенные вождя увлекаются, и некоторые самки умирают от голода, но можно ли в этом винить коррупционное распределение пищи и услуг внутри окружения лидера?
Коррупция как своячество
Чуть менее наглядным, но для развития общества даже более опасным видом коррупции является своячество, торговля должностями и прочие виды несправедливого распределения хлебных мест. В природе это явление носит название паразитизм.
Альтернативная трактовка социального паразитизма в ученой среде звучит как стратегия эксплуатации одним видом насекомого ресурсов другого. При замене биологических видов на социальные классы получаем одно из определений коррупции.
Среди насекомых-паразитов распространена поведенческая модель кукушки. Например, самка паразитирующего вида муравья проникает в гнездо вида-хозяина, где убивает царицу. Заняв ее место, она откладывает свои яйца, а местные муравьи старательно за ними ухаживают. Детеныши новой властительницы постепенно заселяют муравейник, вытесняя хозяев.
Постепенно хозяева вымирают, потому как у них больше нет матки для рождения потомства. Рабовладельцы остаются одни. После оплодотворения их самки улетают на поиски нового дома.
Казалось бы, паразиты, обкрадывающие тружеников, однозначные преступники, от полного уничтожения которых всем станет только лучше. Однако в последнее время ученые приходят к выводу, что большая часть паразитов заботится о выживаемости эксплуатируемых. Изымая подать, паразиты зачастую помогают обворовываемому виду бороться с другими формами вредителей и даже внутренними патологиями. Другими словами, коррупционеры берут на себя работу по выявлению остальных врагов своих кормителей.
Примером благой роли коррупции в животном мире может служить распространение во второй половине ХХ века в США язвенного колита и болезни Крона. До 1930 года не было известно ни одного случая такого заболевания, сейчас же от них страдает миллион американцев.
"В обоих случаях собственная иммунная система человека оборачивается против него самого и с яростью набрасывается на слизистую оболочку кишечника. Возникающее при этом воспаление настолько мешает перевариванию пищи, что иногда хирургу приходится даже вырезать пораженный кусок кишки. Обе болезни способны мучить человека всю жизнь, и до сих пор ни от той, ни от другой нет никаких лекарств", - описывает болезнь известный эксперт Карл Циммер.
Некоторые паразитологи считают, что распространение этих болезней было вызвано устранением кишечных глистов. Ученые выяснили, что паразиты успокаивали и перестраивали иммунную систему таким образом, чтобы она эффективно боролась с бактериями и вирусами, экономя силы на червях.
Несколько тысячелетий люди сосуществовали с этими паразитами. Когда же им вдруг удалось от них быстро избавиться, иммунная система, не находя привычного раздражителя, начинает атаковать собственное тело.
Гоббс назвал бы происшедшее войной всех против всех. А ученые из Университета штата Айова в 1997 году просто подтвердили эту теорию на практике. Они скормили яйца кишечного червя семи больным язвенным колитом и болезнью Крона. После чего у шести из семи пациентов наступило полное выздоровление.
В вольном переводе на социологический язык это может означать следующее: если паразиты-коррупционеры уже заняли стратегически важные посты, быстрое уничтожение их опасно для социального организма. Во-первых, их устранение может привести к коллапсу в борьбе с другими видами преступности, которые оным выгодно было жестко контролировать. Во-вторых, отсутствие мгновенно ощутимого улучшения качества жизни может дестабилизировать организм.
По-видимому, наиболее разумным как в биологическом, так и в социологическом контексте, в этой ситуации выглядит решение постепенной замены паразитарных форм управления более совершенными институтами, для создания которых можно заимствовать опыт тех же паразитов. Чем уже пытаются заниматься ученые, которые используют химические ресурсы организма, что в переводе на социологический язык означает гражданский контроль.
Коррупция как фиктивная антикоррупция
Пример из жизни схожего биологического вида может служить иллюстрацией того, как заведомо бесперспективные методы борьбы с паразитами-коррупционерами могут подорвать общее здоровье организма, в т.ч. социального – т.е. общества.
Когда иммунная система человека замечает появление яиц ленточного червя в организме, она начинает готовить антитела. Однако процесс идет настолько медленно, что ко времени начала атаки яйца уже исчезают: личинка за это время успевает выстроить для себя убежище-цисту. Иммунные клетки собираются вокруг цисты и окружают ее стеной отчуждения, но больше ничего сделать не могут. Червь же стимулирует иммунную систему на усиленное производство антител, которые втягивает внутрь своего убежища и поедает.
Таким образом, паразит растет за счет бесплодных усилий иммунной системы его уничтожить. Получается, что коррупционеры гипотетически могут распределять ресурсы, выделенные на борьбу с ними.
Таким образом, биология подсказывает нам, что непродуманная или заведомо неработоспособная стратегия борьбы с коррупцией может лишь способствовать совершенствованию защитных механизмов коррупционеров и даже обнаружения новых мест прокорма. Не случайно одна из самых высоких взяток в прошлом году была зафиксирована у номинальных борцов с коррупцией.
Причиной сознательной профанации работы на благо коллектива может быть не только имеющаяся коррупционная заинтересованность, но и близость к местам, богатым на подношения. Наблюдения за осами Liostenogaster flavolineata показывают, что близость к руководящим постам зачастую является стимулом для снижения рисков, в том числе и связанных с борьбой с вредителями.
Эти осы живут семьями от одной до десяти взрослых самок, из которых только одна откладывает яйца, а остальные заботятся о личинках. "Когда царица погибает, ее место занимает следующая по старшинству оса. Внешне помощницы ничем не отличаются от царицы, однако жизнь они ведут гораздо более тяжелую и опасную: если царица почти не покидает гнезда, то помощницам приходится все время летать за кормом для личинок, изнашивая крылышки и рискуя попасться на глаза хищнику", - пишет известный биолог Александр Марков.
В ходе эксперимента из одной семьи удаляли осу, занимающую второе место в иерархии. После чего переместившаяся на второе место оса начинала работать примерно вдвое меньше. Поскольку ей оставалось лишь дождаться смерти самой старой осы, чтобы остаток своих дней жить на подношения, она старалась как можно реже вылетать из гнезда, чтобы сохранить свое здоровье.
Коррупция как вымогательство
Возможно, инстинкт к эксплуатации и изъятию одним из силовых или коррупционных способов доходов эксплуатируемых лежат в природе млекопитающих. Доказательством этого тезиса может служить эксперимент ученого Дидье Дезора в Нанси.
Он поместил шесть крыс в клетку, откуда добраться до кормушки с пищей можно было лишь переплыв бассейн. Очень скоро среди подопытных выявились две обслуги, два эксплуататора, один независимый пловец и один пария.
Обслуживающие крысы плыли за едой. Когда они возвращались в клетку, эксплуататоры били их и окунали головами в воду до тех пор, пока те не отпускали добычу. Независимый пловец был достаточно силен, чтобы не подчиняться эксплуататорам. Пария не мог ни плавать, ни запугивать обслугу: он просто собирал рассыпавшиеся во время драк крошки.
Эксперимент с шестью эксплуататорами в одной клетке, так же как и с шестью обслуживающими, шестью независимыми и шестью париями, разделенными соответственно статусу по разным клеткам, дал один и тот же результат. После череды драк роли распределились тем же образом, что и в первом эксперименте.
Коррупция как самонаказание
Однако самый интересный результат Дидье Дезора получил лишь после того, как вскрыл черепа испытуемых и проанализировав состояние их мозга. Самому разрушительному воздействию стресса подверглись не парии и не обслуга, а эксплуататоры. Они боялись, что рабы перестанут им подчиняться.
Другими словами, они ждали расплаты за свои преступления. Вероятно, если бы не существовало таких сложных ограничений в свободе крысиного предпринимательства как бассейн, эксплуататоры добровольно отказались бы от своей привычки заниматься вымогательством.