Федеральный закон «О добровольном декларировании физическими лицами активов и счетов (вкладов) в банках и о внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации», больше известный как «закон об амнистии капиталов», был принят 8 июня. В рамках объявленной амнистии налогоплательщику предоставляется возможность задекларировать зарубежное имущество, предоставив в налоговую службу специальную декларацию. Государство, в свою очередь, гарантирует отказ от возбуждения дел о налоговых нарушениях, связанных с задекларированным имуществом. Михаил Казанцев, член рабочей группы по разработке соответствующего законопроекта, партнер Адвокатского бюро «Егоров, Пугинский, Афанасьев и партнеры», эксперты которого помогают рассматривать связанные с ходом амнистии капиталов обращения и выполняют функцию общественного бизнес-омбудсмена, рассказал РАПСИ о том, что в итоге получилось и как это может работать на деле с учетом российских реалий. 
 
— Так называемый закон об амнистии капиталов приняли за полгода. Откровенно говоря, пугает, с какой стремительностью он прошел… 
 
— Скажу даже, что быстрее. Работа над законопроектом началась где-то в конце января – начале февраля. Изначально Минфину было поручено разработать саму идею, и в рабочей группе помимо меня были представители ФНС, Росфинмониторинга, Минюста, Минэкономразвития. Рассматривались различные варианты, в том числе предлагалось просто простить всех за все и не поминать старое. Но когда выяснилось, что FATF (Группа разработки финансовых мер по борьбе с отмыванием денег, членом которой Россия является с 2003 г. – ред.) будет против этого, начали искать компромисс. Споры велись также относительно того, должен ли закон распространяться на юридические лица или нет, будет ли он касаться только российских граждан, что необходимо декларировать. 
 
Серьезные правки в законопроект были внесены аппаратом уполномоченного по защите прав предпринимателей Бориса Титова. 
 
Итоговая версия проекта сформировалась где-то за две недели в ходе первого чтения в Госдуме, учитывая, что проект был сильно переработан в комитете Макарова (Комитете по бюджету и налогам – ред.). На этом этапе версия, которую мы подготовили совместно с Минфином, была фактически на 50% переписана, и законопроект стал носить декларативный характер. В итоге в первом чтении он был принят с тем, что потом пройдет обсуждение с Администрацией Президента и FATF. Ко второму чтению законопроект был значительно скорректирован, из девяти предложенных мной поправок восемь были приняты. Но нельзя не сказать, что итоговая версия закона имеет ряд нерешенных вопросов.  
 
— Что пошло не так?
 
— Тут надо понимать, что амнистия распадается на две совершенно не связанные друг с другом составляющие. Первая – это исторические риски, связанные с неуплатой налогов, валютным и таможенным законодательством. Суть заключается в том, что ты декларируешь активы, и тебе прощаются связанные с ними нарушения. Закон в этой части в принципе работает, хотя и с некоторыми ограничениями. Фактически без какого-либо риска можно декларировать активы, с которыми связаны валютные правонарушения. Например, можно смело раскрывать иностранные валютные счета. Думаю, многие этим воспользуются, потому что, во-первых, ничего в этом случае не потеряют – никаких штрафов и пеней платить не придется. Впрочем, штраф за неуведомление об открытии счета составляет всего 5 тысяч рублей. Другое дело, штраф за валютные правонарушения – он может составлять до 100% от валютной операции. Но при этом нужно  иметь в виду, что срок давности привлечения к административной ответственности по валютным правонарушениям - один год.
 
Кроме того, лицо, подавшее декларацию об активах, освобождается от ответственности за правонарушения, связанные не только с имуществом, но и с источниками его формирования. Что подразумевается под «источниками формирования имущества», никто не знает. Возможно, имеется в виду последний транш денежных средств, которые были потрачены на приобретение декларируемого имущества. Все, что было до этого, - серая зона. Мы изначально предлагали декларировать сделки – раскрывать ее участников, предмет, суммы и исключать из-под ответственности сделки, по которым теоретически могли быть совершены правонарушения и возникал риск неуплаты налогов. Но наша идея трансформировалась в итоговой версии в весьма непредсказуемый механизм, и как он будет работать на деле - неизвестно.
 
Возникает резонный вопрос: для чего нужно декларировать свое имущество? Ты фактически заявляешь об имуществе, о котором государство не знало, и твои риски автоматически повышаются, потому что информация появится у конкурентов, у коррупционеров, в то время как уровень твоей защищенности оставляет желать лучшего. Ведь что может происходить: в случае возбуждения дела, скажем, касательно дома на Рублевке, необходимо будет подтверждение факта подачи декларации, которая хранится где-то в архиве. Начнутся вопросы, и правоохранительные органы будут не смотреть на дом (задекларированный актив), а проверять операции, предварявшие его приобретение, на предмет совершения налоговых правонарушений. Причем в результате дело будут возбуждать не по о неуплате налогов, а по статье мошенничество, которая не подпадает под амнистию. Прежде всего, с целью противодействия подобным инцидентам планируется организовать аппарат бизнес-омбудсмена по амнистии капитала, который станет следить за тем, чтобы изначальные принципы, заложенные в программу амнистии, строго соблюдались всеми сторонами. Наше Бюро будет участвовать в этом, выступая с экспертными оценками. Кроме того, наш представитель будет общественным бизнес-омбудсменом по этому вопросу. 
 
— Полагаю, со второй составляющей закона об амнистии тоже не все гладко?
 
— Вторая часть - это перевод активов от номинального владельца к фактическому собственнику. Это касается, прежде всего, кипрских, лихтенштейских трастов и фондов, которые на основании соглашения удерживают в пользу бенефициара какое-то имущество. Идея заключалась в том, чтобы в рамках амнистии дать возможность перевести активы без уплаты налогов. Правила о  контролируемых иностранных компаниях (КИК) также позволяют сделать это, но только при ликвидации иностранного юридического лица. По амнистии же появляется возможность иностранные ликвидные активы, в том числе вложения в ценные бумаги: облигации, акции публичных компаний, оставить в управлении иностранцам. 
 
К сожалению, эта часть закона об амнистии вызывает серьезные опасения. С одной стороны, предусмотрен механизм безналогового перевода активов от номинального владельца к фактическому собственнику. С другой, для подачи декларации и безналогового перевода активов необходим договор номинального владения, то есть подчиненный иностранному праву договор о переходе права собственности к управляющему или управляющей компании. Очевидно, у кого-то такой договор есть, но их наберется не слишком много. В лучшем случае люди смогут предоставить договор об управлении – так называемую трастовую декларацию, по которой трастовый фонд управляет активами и в которой нет пункта о передаче права собственности. Но если ты не представляешь договор номинального владения, ты нарушаешь требование закона об амнистии, и года через полтора после проверки налоговая потребует уплаты налога. Следует еще иметь в виду, что срок действия амнистии истекает 31 декабря 2015 года, а судебная практика по этому вопросу будет формироваться года через два. Соответственно, те, кто воспользуется амнистией, узнают, соблюдают ли они требования закона или нет, только через некоторое время, когда дело дойдет до суда. 
 
— То есть ждем показательных процессов?
 
— Можно, конечно, устроить показательный процесс, но технически реализовать это сложно хотя бы потому, что на безосновательное возбуждение дела правоохранительные органы не пойдут, а стать подопытным кроликом добровольно вряд ли кто-то согласится. А вот статистику вполне могут обнародовать года через два. Тут интересны два момента: в отношении какого числа лиц, подавших декларации, будут возбуждены и доведены до суда дела и какой процент дел будет прекращен. Согласно статистике, по прошлой амнистии к ответственности практически никого не привлекли. Правда, и задекларировано тогда было всего около 30 миллиардов рублей. 
 
— Кому в принципе может быть интересная амнистия? Вряд ли это крупный бизнес?
 
— Крупному бизнесу это, пожалуй, не интересно даже не столько с юридической стороны. Дело в том, что речь идет об амнистии (хотя формально - юридически это амнистией не является), то есть фактически прощении правонарушения. Подав декларацию, ты как бы сознаешься в его совершении, и, учитывая этот психологический аспект, крупному бизнесу амнистия не интересна. Другое дело, мелкий и средний бизнес и тем более частные предприниматели, которые пользовались какими-то схемами. Даже если это просто неуплата налогов, мелкий бизнес, скорее всего, воспользуется амнистией, поскольку сможет найти для себя плюсы. 
 
Что касается перевода активов от номинального владельца к фактическому собственнику, я не знаю, кому это может быть интересно. Изначально предполагалось, что недвижимость за границей, которая управляется с Кипра или БВО, можно перевести без уплаты каких-либо налогов. Но, опять же, ситуация с договором номинального владения многих оттолкнет от использования этого инструмента. Закон о КИК в этом плане предлагает более понятный механизм: полгода год на ликвидацию структуры и безналоговый перевод, что, думаю, будет востребовано. 
 
Впрочем, по закону о КИК также возникают вопросы. В частности, как я уже говорил, по нему при ликвидации иностранного юридического лица физические лица могут  перевести на себя любое имущество, за исключением денежных средств. Не понятно, зачем вводилось это ограничение. Вместо того, чтобы создавать дополнительный барьер – заставлять людей избавляться от денежных средств и покупать другие активы, которые можно без проблем перевести на себя без налогов, - можно было дать возможность эти деньги перечислить на другой счет, в том числе в России. 
 
Вообще по смыслу закона об амнистии декларировать предполагалось имущество, находящееся за рубежом, но, поскольку запретов и исключений никаких не вводится, есть смысл идти декларировать то, о чем государству и так уже должно быть известно. Например, квартиру в России, машину. В этом случае, если к вам придут с проверкой, всегда можно будет сослаться на поданную декларацию и подтверждение законности источников формирования имущества. Если даже выяснится, что задекларированное российское имущество было приобретено с нарушением налогового законодательства, по амнистии все должно быть прощено. То есть в данном случае есть возможность перестраховаться. 
 
— Складывается ощущение, что начинаем за здравие, а кончаем все равно за упокой… 
 
— На самом деле, это большой шаг навстречу прозрачности бизнеса. Кроме того, давайте учитывать сроки принятия закона. Тем более что таких понятий, как номинальный, бенефициарный владелец, траст в российском праве нет. На мой взгляд, их стоило вводить сначала в Гражданский кодекс, чтобы создать некую теоретическую базу, а потом уже в фискальные, нормативные акты. Причем президент в свое время предлагал подумать над трастовым законодательством. Необходимо было разработать трастовое законодательство, а потом проверять, как оно исполняется. В итоге нам пришлось работать с тем, что есть.  
 
— И все-таки спешка…
 
— В целом, конечно, сроки были довольно сжатые для законопроекта такого масштаба. Здесь любопытно и то, что уведомления о КИК было решено синхронизировать по времени с амнистией капиталов. На мой взгляд, гораздо действеннее было бы вводить уведомление о КИК по окончании амнистии.
 
Вообще уникальность этой амнистии в том, что создается неравенство между законопослушными налогоплательщиками и нарушителями: если в международной практике обычно прощаются пени, штрафы, но основную сумму недоимки ты уплатить обязан, то в нашем случае логика другая и, с точки зрения законопослушного налогоплательщика, весьма странная. Но тем не менее. 
 
— Как ваши клиенты отреагировали на закон о КИК, деофшоризацию в целом?
 
— КИК для всех болезненная история. Все привыкли к тому, что российский актив управляется компанией с Кипра или БВО, и изначально это делалось  в целях налоговой оптимизации. Однако за последние 5-10 лет ситуация изменилась: на первый план вышла возможность юридической защиты активов, когда к тебе не могут прийти и забрать предприятие через какой-нибудь региональный суд. Это служило некоей подушкой безопасности во взаимоотношениях между контрагентами и российскими госорганами. Не секрет, что оффшорные компании управлялись при этом из офиса в России. 
 
Сейчас привычная модель работать уже не будет, потому что в итоге можно будет еще и переплатить, в связи с чем нужно либо переводить бизнес в Россию, либо держать компании напрямую. Управлять кипрскими компаниями из России, как раньше, не получится, так как они в этом случае станут российскими налоговыми резидентами. Они должны будут соблюдать правила отчетности и платить налоги как российские резиденты - это крайне стрессовая ситуация для всех, и каждый ищет свой вариант решения. Кто-то переводит бизнес в Россию, кто-то создает реальные офисы на том же Кипре. Известны случаи, когда половину офиса, скажем, финансовый, юридический блоки отправляют на Кипр, Джерси, в Лихтенштейн. Многие заняли выжидательную позицию, поскольку закон, в конце концов, может через полгода-год поменяться. 
 
Справедливости ради, стоит сказать, что закон о КИК вовсе не свалился как снег на голову. Во втором полугодии 2014 года с бизнесом это обсуждалось, Минфин предлагал варианты, не говоря уже о том, что этот инструмент был давно предусмотрен в основных направлениях налоговой политики. Многие предложения не были услышаны, но часть из них все-таки была принята. Люди просто не хотели верить до самого последнего момента, что закон рано или поздно заработает. Наверняка, будут какие-то разъяснения Минфина и ФНС о том, как он будет применяться. Европа, США живут с аналогичным законодательством, и бизнес чувствует свою конкурентоспособность, несмотря ни на что. Наш бизнес также адаптируется, но на это потребуется какое-то время. Причем нужно иметь в виду, что закон о КИК сам по себе был бы мертворожденным, если бы ФНС активно не продвигала идею автоматического обмена информацией с другими странами. Как только эта система заработает – ФНС обещает, что это случится к 2017 – 2018 году - не будет необходимости каждый раз запрашивать информацию по каждому налогоплательщику через официальные органы. Будет единая база данных, в которой будет представлена информация по компании, в том числе кто в ней бенефициар. Когда эта система  заработает, заработает и закон о КИК. Сейчас штраф за неуведомление о КИК составляет всего  100 тысяч рублей. Начиная с 2017 года, появится риск уголовной ответственности за неуплату налогов, и вот тогда люди серьезно задумаются о том, что делать. 
 
— То есть у нас есть пряник в виде закона об амнистии и КИК, а тут, наконец, появляется кнут…
 
— Пряник, прямо скажем, не очень вкусный, но кнут появляется, и он необходим. В чем вообще смысл закона о КИК? Не секрет, что люди просто выводили деньги из России, переводили их на иностранные компании и держали там до выхода на пенсию. Российский законодатель сейчас ограничивает размывание налоговой базы, предлагая просто заплатить налоги с этих денег, причем не запрещая хранить их там, где вам удобно. Это разумно, и все приличные юрисдикции к этому идут, поэтому сама концепция о КИК правильная. Другое дело, что она неприятна для бизнеса и не очень ясна для юристов, потому что не понятно, как она будет реализовываться. 
 
— Наверное, приятно быть в общемировом тренде, но вместе с тем мы изобретаем велосипед в данном случае или ориентируемся на существующие оправдавшие себя практики? 
 
— Конечно, мы ориентировались на зарубежные практики, но многое писалось с нуля. Причем международная практика – это довольно эфемерная материя, потому что в одной стране одно, в то время как в другой стране кардинально противоположное, и можно ссылаться как на один опыт, так и на другой. Минфин собирал предложения, аккумулировал информацию. Тут следует еще учесть, что зарубежные налоговые системы не всегда сопоставимы с российской системой, поэтому нельзя просто взять иностранный опыт и примерить его к нашему Налоговому кодексу. Это все-таки нетривиальная задача. Я уверен, что закон о КИК будет еще дорабатываться. Более того, есть ряд поправок, которые уже обсуждались в Минфине и должны быть внесены на рассмотрение в ходе осенней сессии Госдумы. 
 
— Ну что ж, поживем-увидим. А мне по ходу дела вспомнился инцидент с аэропортом «Домодедово», когда долго и упорно искали его бенефициаров и, если мне не изменяет память, так и не нашли. Сейчас, с учетом вышесказанного, повторение подобных историй исключается?  
 
— Конечно, российскому бизнесу сложнее оставаться бесхозным. Но нужно разумно подходить к вопросу о том, зачем государству и обществу знать, кому принадлежит тот или иной бизнес, компания. С точки зрения фискальной, с точки зрения сбора налогов могу понять. В банковском секторе все это работает, причем работает и без закона о КИК. Вы просто рискуете потерять лицензию, если не раскроете бенефициаров. В итоге, если посмотреть на сайт Центробанка, все раскрыли структуру владения, и это в определенной степени формирует доверие, способствует стабильности банковской системы. 
 
Другое дело, когда вам интересно, кто владеет, скажем, тем или иным домиком, потому что он вам нравится, и вы не прочь получить его в подарок. В связи с этим мне не очень нравится идея публичного раскрытия информации. Корпоративная вуаль для того и существует, чтобы оградить владельцев активов от публичности и, как следствие, определенных рисков. В конце концов, главный принцип гражданского права заключается в том, что ты создаешь бизнес, не пользуешься незаконно деньгами от этого бизнеса, он управляется в твоих интересах как акционера, и если с ним что-то не так, ты не несешь за это персональной ответственности. Речь идет об отдельной правосубъектности юридического лица. Что касается раскрытия информации, не секрет, что на Горбушке до сих пор можно купить базы данных, и это серьезная проблема. Бизнес сейчас боится не налогов, тем более что налоги в России одни из самых низких мире. Бизнес боится именно факта раскрытия информации, помня историю про домик. 
 
Что касается ситуации вокруг «Домодедово», думаю, что правоохранительные органы в рамках возбужденного уголовного дела  сами разберутся.  
 
— Учитывая все риски, все за и против, велосипед под названием «амнистия капитала» все-таки поедет?
 
— Как я уже сказал, есть три перспективных направления: валютные правонарушения, декларирование КИК и декларирование активов в России. В последнем случае никаких рисков нет вообще. В любом случае, нужно иметь в виду, что, как сказал Президент, амнистии, хорошая она или плохая, в таком формате больше не будет. Впоследствии, возможно, будет проведена налоговая амнистия, когда в очередной раз дадут возможность заплатить налоги и спать спокойно. Надо понимать, что к 2018 году плюс-минус один год глобальная система обмена информацией заработает, если не случится какого-то катаклизма, и налоговая будет иметь доступ ко всем иностранным банковским счетам, данным о бенефициарах. В Европе планируется создать публичный реестр бенефициаров трастов, поэтому бизнес не сможет существовать в том виде, в каком мы его знали последние лет 20, его ждут перемены. Что-то скрывать дальше и никому ничего не рассказывать не получится. Соответственно, нужно будет выбирать такие механизмы защиты, которые дадут, во-первых, публичность и, во-вторых, защиту и какие-то гарантии...
 
Беседовал Владимир Ядута, РАПСИ