Продолжаем совместный проект с историографическим сообществом «Политика на сломе эпох» под общим названием «Парламентаризм новой России». В рамках этого проекта наши читатели смогут прочитать интервью с депутатами Госдумы России первого созыва, узнают, как строилась работа в парламенте и какие они, народные избранники, лично.

Наш очередной гость — Государственный секретарь РФ (1991-1992 гг.), первый заместитель Председателя Правительства РСФСР (1991-1992 гг.), депутат Госдумы РФ первого и второго созывов Геннадий Бурбулис.

— Геннадий Эдуардович, Вы в исполнительной власти на тот момент человек, мягко говоря, не последний. Скажите, зачем Вам, второму человеку в государстве, понадобилось идти в Госдуму?

 Да, я был вторым лицом в государстве. Подписывал вместе с Борисом Николаевичем исторические документы 8 декабря 1992 года — Беловежские соглашения. Будучи госсекретарем, первым заместителем председателя правительства, председателем которого был президент Ельцин, я принимал непосредственное участие в формировании правительства. Я знал о Гайдаре и предложил Борису Николаевичу поставить наших единомышленников. 

Затем, в 1993 году, на выборах в Госдуму мы создали избирательный блок «Выбор России». И по списку этого блока я избирался в Думу первого созыва. При этом я курировал программную часть. Наш базовый девиз был таким: «Свобода, собственность, законность». Это были выборы в некотором смысле грустные. Потому что Борис Николаевич воздержался от прямой поддержки, в том числе своих соратников. И, как вы знаете, тогда получилась история с Жириновским. 

Идти в парламент для меня было принципиально, потому что я понимал, что в рамках новой Конституции открывается возможность реального профессионального законотворчества. Кроме того,мы рассчитывали там обрести дополнительную платформу для задуманных до этого реформ.

 За «Выбор России» тогда было трудно агитировать, настраивать штабы и проводить прочую избирательную работу? Вы же в блоке были на верхушке этой избирательной «горы». 

 Мы уже были в определенной мере отмечены как деятели, принесшие очень много проблем гражданам зарождающейся России. Проблемы пришли вместе с реформами, жизненная необходимость которых для нас была очевидна, но для большинства населения – это всегда ожидание какого-то чуда: через день, через месяц, через год для них должен быть уже ощутимый результат. А ту колоссальную работу, которая нам предстояла, люди просто не понимали. Мы работали в режиме минного поля безвластия, империя распалась, ни один орган власти и управления не функционировал, поэтому нашему правительству во главе с Борисом Николаевичем пришлось заниматься не только собственной реформаторской деятельностью, но и решать проблемы выживания: чем людей кормить, как подготовиться к зимнему отопительному сезону, как уберечь разные незащищенные слои населения от этих испытаний нового времени. Поэтому на выборах мы не вызывали особого энтузиазма у избирателей.

 Вы участвовали в выборах и во второй созыв. Как Вам кажется, с технологической точки зрения вторые выборы отличались от первых?

 На вторых выборах я избирался по одномандатному округу у себя на родине, на Урале, в качестве самовыдвиженца. С «Выбором России» у нас были абсолютно корректные дружественные отношения, но к 95-ому году я уже понимал, что абстрактная либеральная позиция с осуждением коммунистического прошлого и таким, мягко говоря, скептическим отношением к людям, которые не готовы жить в рынке, любить свободу и демократию – она неправильная, неадекватная. Поэтому я коллегам объяснил, что из фракции «Выбор России» ухожу. Впоследствии мы создали первый в истории Госдумы парламентский клуб, где членство было межфракционным, основанным на личном индивидуальном отношении и принципе: парламентарий должен быть профессионалом.

 Тогда стало неожиданностью, которую никто не прогнозировал — по спискам выборы выиграла ЛДПР. Почему, как Вы думаете, так получилось?

 Я расскажу одну историю, она Вам может понравиться. Я баллотировался по родному округу, где мой родной город, Первоуральск, и десятки заводских, пролетарских городов. Однажды мне по графику в восемь утра нужно было быть в одном из районов –встреча с бригадой механизаторов. Меня до этого предупреждали: «Ты просто не понимаешь. Ельцин, Чубайс – первые виновники тех испытаний, которые люди в глубинках по всей стране переживают. Кто же тебя сможет выбрать после такой политической и человеческой нагрузки?» И вот, бригада механизаторов, восемь утра. Мы разговариваем, проходит сорок минут, бригадир начинает волноваться, затем – еще вопросы. Потом он говорит: «Ну все. Мы видим, что ты мужик нормальный, все, что наговаривают, нас не волнует, мы за тебя проголосуем». В благодарностях я немного восторженный спросил: «А по партийным спискам вы за кого будете голосовать?». «Как за кого? За Жириновского», – ответили они. Я им говорю: «как же так, мы же совсем разные, антиподы». А они ответили: «Все, больше не спрашивай. Мы тебя видели, слышали, ты нас убедил, мы будем за тебя голосовать. А по партиям мы за нашего Жириновского».

Вот такой чисто человеческий был ответ. Он обладал талантом и умением с людьми общаться, много обещать, красиво критиковать, эксплуатировал вот эту наивность и политическую безответственность избирателей.

 Понятно, на волне умения говорить и своеобразной не то чтобы клоунады…

 Нет, он человек одаренный, талантливый, у него есть чувство аудитории, ситуации, он умеет без каких-либо оглядок формулировать резкие оценки прошлому и настоящему, безо всякой осторожности обещать все, что людям хочется услышать. Вот это и сыграло основную роль.

 Существует мнение, что Борис Николаевич Ельцин дистанцировался от выборов, сконцентрировался на принятии Конституции, за счет чего правая часть парламента получилась чрезмерно многообразной. Вы согласились бы с этим мнением?

 На счет принятия Конституции – это небольшое преувеличение. Конституционным процессом мы занялись с 12 июня 1990 года, когда была принята Декларация о государственном суверенитете, и в ее заключительных статьях указывалось, что данная Декларация выступает основой подготовки новой Конституции России. Буквально на следующий день была сформирована конституционная комиссия. Ее председателем стал Борис Николаевич, а секретарем – Олег Румянцев.

Что касается дистанцирования Бориса Николаевича от выборов в 1993-1995 годах – это была его принципиальная позиция. Он категорически не соглашался с нашим настойчивым предложением о создании общественно-политической организации нового поколения. Все его аргументы были в том, что люди еще помнят КПСС, он – народно избранный президент и не может этот выбор в данной ситуации сужать. Мне не удалось его убедить, что нужна пусть даже мягкая, но новая общественная организация, потому что доверие к президенту, к политическим реформам будет «таять» с учетом последствий тех радикальных и широких решений, которые мы принимали. Но он не соглашался, он был в этом уверен.

 Как Вы думаете, как эта позиция Ельцина сказалась в конечном счете на развитии парламентаризма в России? Положительно или, скорее, отрицательно?

 Нет, это не было положительным. Более того, отсутствие системной работы по структурированию граждан России на принципах европейских ценностей – рынок, демократия, собственность, права человека и создание организации нового типа – это одна из больших ошибок, моих и Бориса Николаевича в том числе.

 Кому принадлежала идея, что первый парламент будет работать два года?

 Она была записана в дополнительных положениях к Конституции. Это даже было указано в приложении: переходный период. Совет Федерации формируется руководителями субъектов федерации, а Дума формируется на мажоритарной и партийной основе с правом избираться депутатами, в том числе, членам правительства, на два года как переходный период. В этом была природа нового парламента – Госдумы.

 А почему именно два? Почему не один или не три, не четыре?

 Считалось, что три – многовато, один – маловато, а два – это такой ритм, когда можно было структурировать политическое поле и обеспечить некий консенсус в стране.

 Ранее Вы сказали, что депутатами избирались представители исполнительной власти. В первом созыве их было довольно много и почти все они состояли во фракции «Выбор России». Зачем это нужно было?

— Во-первых, есть страны, есть парламенты, есть конституции, где это является общим местом, где совмещение парламентской деятельности и работа в правительстве не считается каким-то антидемократическим сюжетом.

Во-вторых, нам очень важно было создать для Думы предпосылки для профессиональной деятельности, и пока еще не было опыта профессионального парламента, работающего на постоянной основе и формирующегося из людей, знающих предмет той или иной правовой регуляции. Было совершенно справедливо, на мой взгляд, заявлено, что мы допускаем правительство.

 А почему от этой идеи отказались ко второму созыву?

 Посчитали, что переходный период совершился, сейчас надо строить системный полноценный парламент, а представительство партийное и мажоритарное – это такая универсальная схема по миру, и уже можно обеспечивать какой-то грамотный диалог между законодательными инициативами правительства и их своевременной оценкой действующим корпусом депутатов.

 В первой Думе спикером стал Иван Петрович Рыбкин. Скажите, почему именно он, почему именно его выбрали с перевесом всего в один голос?

 Три факта могут быть выделены. Во-первых, Иван Петрович – сам человек достаточно одаренный и с реальным опытом: человеческим, политическим, коммуникативным. Во-вторых, он умеет слышать и слушать. В-третьих, он терпеливый и толерантный. И в этом смысле у него было бесспорное преимущество. Также есть такое понятие, как межфракционное согласование. Иногда его грубо называют «торг». Мы вам поддерживаем председателя, а вы нам даете 4-5 базовых комитетов. Наших замов столько, ваших – столько. Мне кажется, что председательство Рыбкина было вполне деловым и профессиональным. 

 То есть Вы считаете, он справился с работой?

 Да. Он избегал какой-то партийной «чрезвычайщины». Балансировал, как мог.

 На первом заседании выступал тогдашний премьер Виктор Черномырдин и призвал депутатов убрать из лексикона слова «нетерпимость» и «нетерпение». Как Вы думаете, депутаты прислушались, они были терпимы друг к другу?

 Думаю, в целом да. Просто у нас, как в любом другом публичном сообществе, возникли свои роли, свои актеры со своими постоянными амплуа. Таким актером был Жириновский, который позволял себе все, что совпадало с его внутренним «Я». Появилась своя риторика у коммунистов с их постоянной критикой современного политического мира и восхвалением ушедшей империи. В целом, Дума не была конфликтной и слишком драматичной. 

 После формирования фракций проходили выборы на пост фракционных лидеров. В ряде фракций персона лидера не вызывала сомнений. Но не в «Выборе России». Насколько мне известно, Вы участвовали в выборах на пост лидера фракции, претендуя на него небезосновательно. Но победил Егор Тимурович Гайдар. Как думаете, он заслужено получил эту роль?

 Почему нет? Во-первых, я его всегда ценил и ценю до сих пор. Во-вторых, это был выбор наших коллег, моих коллег. В-третьих, он же базировался не на каких-то дальних сверхзадачах, есть так называемые личные симпатии и антипатии, есть ролевые сложности. Это все было. Я не скажу, что это была для меня большая радость, но я совершенно спокойно воспринял этот выбор, это решение. Как потом оказалось, оно было правильным, системным. Потому, что та линия, которая стала торжествовать, она меня не устраивала. Я человек устойчивых убеждений. Я воздерживаюсь от того, чтобы людей с другими взглядами, идеями и с другой идеологической платформой уничижительно воспринимать. И для меня самым сложным была некая неспособность переубедить активную часть нашей фракции в том, что мы не имеем права демонстрировать высокомерие, а иногда и презрение к людям, которые мыслят по-другому, у которых есть устойчивые убеждения и взгляды и которые могут не совпадать с нашими. Мы должны строить диалог, стремиться к консенсусу. Вот это была моя позиция. 

 Вы были в Комитете по геополитике. Помнится, он был создан по инициативе ЛДПР и возглавлял его представитель этой же партии. Трудно было с ними работать?

 Да нет. Я эту идею сформулировал, меня поддержали. Создал подкомитет по национальной безопасности России. Я там себя чувствовал достаточно уверенно и комфортно. Поэтому там было достаточно людей с государственным видением проблем. Председатель нашего комитета в этом отношении вообще был антиподом Жириновскому. И по стилю, и по личной роли. Поэтому работалось нормально. И в то же время я всегда стремился иметь какую-то свободу действий для работы в регионе, для работы в рамках моего центра.

 Когда Вы шли в Думу, наверняка у Вас были определенные тактические и стратегические цели и задачи. Как Вы думаете, Вам удалось реализовать что-то из того, с чем Вы пришли Думу?

- Нет, надо признаться. Сегодня я это понимаю. Когда я в Совете Федерации работал, то хорошо понимал свою востребованность, свое место. Что касается Думы, я все-таки не выкладывался в ней, понимал, что нахожусь в состоянии некоего публичного одиночки. И отсюда – моя инициатива создания парламентского клуба на фракционной основе с принципом «Парламентарий должен быть профессионалом». Но мое время распределялось очень избирательно, и все-таки я больше занимался внепарламентской активностью: научные исследования, преподавательская деятельность. Также была попытка разобраться, как все-таки добиться внятной стратегии для России при единстве ее исполнительной и законодательной властей и с учетом тех зарождающихся общественных структур. Сейчас могу признаться, что душой я не был всецело предан своему депутатскому, парламентскому делу.

 Некоторые Ваши коллеги по Думе и фракции высказывают мысль, что первая Дума была избрана прежде всего для того, чтобы сформировать и принять выборное законодательство – законы о выборах президента РФ и Госдумы РФ, о формировании Совета Федерации, о референдуме и так далее. Но так сложилось исторически, что первая Дума, несмотря на изначальную идею, сформировала за два года практически все правовое поле современной России. Как Вы думаете, первоначальная идея первого созыва действительно сужалась до разработки выборного законодательства? 

 Как одна из важнейших составляющих законодательного «сплочения» по структурированию власти – да, это был приоритет. Но не было запрета на другие сферы правового регулирования. И по большому счету первая Дума была очень плодотворной. 

 Первая Дума была местом для дискуссий?

 Тогда еще этого афоризма не было в речевом потоке. Она была нормальным местом, в котором вырабатывалась новая парламентская культура, в том числе умения отстаивать свою точку зрения и слушать оппонента. Поэтому, да, конечно.

 Как долго сохранялась эта дискуссионность?

 Мне кажется, что, когда наступила эра псевдопартийной монополии, это было нормой. В любой фракции были люди образованные, интеллектуальные, ответственные. Была полемика в обсуждении системных вопросов развития страны, конкретных профессиональных темах.

 Последний, традиционный вопрос. Продолжите фразу: «Государственная Дума первого созыва – это…»?

 Это реальная школа демократии, которая заложила основы российского парламентаризма в эпоху стратегических реформ.

Справка: БУРБУЛИС ГЕННАДИЙ ЭДУАРДОВИЧ

Родился 4 августа 1945 года.

В 1962 году окончил среднюю школу.

С 1964 года – на действительной военной службе в ракетных войсках.

В 1969 году поступил, а в 1973 году окончил философский факультет Уральского государственного университета. Член КПСС с 1971 года по 1990 год.

С 1973 года, в течение 10 лет, преподавал диалектический материализм, марксистско-ленинскую философию, в Уральском политехническом институте. Доцент, кандидат философских наук. 

В 1989 году избран народным депутатом СССР. 

С 19 июля 1991 года по 6 ноября 1991 года  Государственный секретарь РСФСР  Секретарь Государственного Совета при Президенте РСФСР. С 6 ноября 1991 года по 8 мая 1992 года  Государственный секретарь РСФСР. С 8 мая по 26 ноября 1992 года  государственный секретарь при Президенте Российской Федерации.

С 6 ноября 1991 года по 14 апреля 1992 года  первый заместитель председателя Правительства РСФСР. С 6 по 11 ноября 1991 года в этом качестве возглавлял Аппарат Правительства РСФСР

В 1993-1995 годах  депутат Государственной Думы первого созыва.

В 1995-1999 годах  депутат Государственной Думы второго созыва.

В июле 2000 года  вице-губернатор Новгородской области.

В 2001 году назначен членом Совета Федерации.

С 2005 года разрабатывает научно-практическое учение  политософия жизнетворчества.

В августе 2009 года основал «Школу политософии «Достоинство».

С 2010 года заведующий кафедрой политософии и философских наук Международного университета в Москве.

В 2011-2014 годах  проректор Международного университета в Москве по инновационному развитию.

Беседовал журналист, исполнительный директор историографического сообщества «Политика на сломе эпох» Артем Амелин