Одной из главных тем для дискуссий в адвокатских кругах за последний год стало определение профессиональных границ. Допустимо ли использовать не правовые и не юридические аргументы в защите клиента. Соответствует ли адвокат своему статусу, если его политические высказывания и участие в акциях вредят его подзащитному или адвокатскому сообществу. Может ли политизация и скандализация процесса иметь прагматичное оправдание или это завуалированное признание в собственной профнепригодности.  

Во втором материале тематического цикла РАПСИ рассматривается проблема смешения адвокатской и правозащитной деятельностей. 

В мае исполнится 10 лет признанию Мосгорсудом законным приговора участницам группы Pussy Riot. В историю российского права этот процесс вошел, в первую очередь, как яркая и однозначная демонстрация различий между профессиональными адвокатами и «политиками в законе». 

При практически идентичном обвинении за один и тот же проступок две участницы Pussy Riot получили по два года лишения свободы, а третья – условный срок и была освобождена в зале суда. Различие между ними состояло в том, что последняя – Екатерина Самуцевич – уже на стадии кассации заменила адвокатов-«перфомансистов», видевших в зале суда свою политическую трибуну, на адвоката-юриста, которая оперировала в защите исключительно юридическими деталями дела. 

Самуцевич отказалась от услуг Марка Фейгина, Николая Полозова и Виолетты Волковой, прямо объяснив, что эти «адвокаты [в ее деле были] как художники и соавторы судебного процесса». Они приходили к ней редко и ненадолго, говорили в основном о новостях, обещали не освобождение, а Нобелевскую премию.

Об адвокатской деятельности указанных трех персон за последние пять лет информации найти нам не удалось. Как и пример хотя бы одного выигранного дела. Для сравнения Ирина Хрунова, освободившая Самуцевич от заключения, по схожим делам добилась 13 положительных решений.

Эта громкая история окончательно сформулировала дихотомию стратегий защиты в российском суде для «оппозиционных» процессов. Адвокат может занять «диссидентскую позицию», называя процесс политическим и способствуя присуждению более сурового наказания, противопоставляя себя и обвиняемого суду. Либо же адвокат предпочитает «скучно» выполнять свою работу, оставаясь в тени, зато добиваясь нужного результата для обвиняемого. 

Последняя формулировка подсказывает, что выбор между этими стратегиями – во многом вопрос масштаба амбиций и эго адвоката. Впрочем, если последствия выбора того или иного сценария не скрываются от обвиняемого, у него должно оставаться право наносить себе заведомый вред. Другой вопрос – вправе ли адвокаты своими, выходящими за профессиональные рамки, высказываниями и действиями вредить адвокатскому и юридическому сообществу, а также провоцировать общественные беспорядки (т.е. совершать поступки, граничащие с нарушением закона, что усугубляется использованием служебного положения)?

Споры по этому вопросу в последние годы стали наиболее горячей темой в адвокатском сообществе. Пока одни говорят: «либо вы политик, либо вы адвокат», другие ссылаются на личные убеждения. Ситуация настолько обострилась, что уже несколько раз по этой теме пришлось высказаться президенту Федеральной палаты адвокатов РФ Юрию Пилипенко. 

«Очень бы хотелось, чтобы они [адвокаты] не смешивали свою гражданскую позицию со своим профессиональным статусом, ставя под удар, вольно или невольно, профессиональный статус и всю корпорацию», – прямо обозначил проблему Пилипенко в Clubhouse.

«Вовлеченность адвокатуры как института в политику чревата для нее тяжкими последствиями вплоть до потери независимости… Адвокаты, извините за банальность, – как врачи. Мы призваны не разжигать страсти, а помогать людям. В интересах адвокатуры – законность в стране, развитое правовое государство, а не революция и революционный хаос. Мы – профессиональный институт общественного устройства, призванный способствовать соблюдению прав любого человека в порядке, установленном законом, и с использованием предусмотренных им инструментов. Революционные преобразования – всегда результат проявления определенного нигилизма в отношении закона, недопустимого для адвокатуры. Нам предстоят серьезные испытания, и то, что могут позволить себе излишне политизированные коллеги, не отвечающие ни за что и ни за кого, кроме себя, мы себе позволить не можем», - добавил Пилипенко в интервью «Российскому адвокату». 

На наш взгляд, такой спор является лишь симптомом внутрикорпоративных конфликтов и человеческого фактора, роль которого усугубила турбулентность в правовом поле, вызванная пандемией коронавируса, и в первую очередь периодом самоизоляции. То есть спор во многом искусственно раздуваемый. Ведь в профильном Законе об адвокатуре цели и задачи адвокатской деятельности обозначены предельно четко, формулировки документа практически исключают участие в политической деятельности адвоката в ходе защиты обвиняемого. Очевидно, что адвокат не может использовать свои полномочия в бизнес-интересах, так же очевидно, что в современном мире политика чаще всего является формой бизнеса.

Не будем ввязываться во внутрикорпоративный спор. Единственное, что следует четко проговорить – очевидный факт: политизация процесса – не может являться формой правовой защиты клиента, в лучшем случае – это попытка давления на суд, а гораздо чаще – способ завуалировать профессиональный провал. 

«Дискуссиям о целесообразности «политизации» судебных процессов примерно столько же, сколько и самому институту российской адвокатуры. Вторая половина XIX века, как мы помним, характеризовалась активизацией общественно-политических процессов, которые перерастали в процессы судебные. Очевидным образом суд становился местом не только юридических баталий, но и пламенных речей революционеров всех мастей... Судьи из народа под воздействием революционных настроений производили действия, которые юристы именуют «нуллификацией закона». Иными словами, они при фактической доказанности уголовно-наказуемого деяния признавали подсудимого невиновным, сводя на нет саму норму закона», - добавил исторический контекст в комментарии РАПСИ управляющий партнер адвокатского бюро "Михальчик и Партнеры ЮК" Алексей Михальчик.

Эксперт отметил, что в таких случаях чаще всего речь идет о «фоле последней надежды», выражаясь футбольным языком, за которым неизбежно должна следовать красная карточка – удаление из игры/процесса. Политизация процесса – «экстремальная тактика безысходности». 

Адвокатская практика показывает, что политизация процесса практически всегда работает со знаком «минус». «Полбеды, если такого рода рискованная тактика выбрана клиентом сознательно, но печально становится, когда ее предлагает защитник, не разъяснив всех последствий такого решения. Конкретные практические «минусы» такой тактики – фактическая невозможность использования преимуществ полного или частичного признания вины подсудимым, даже при условии доказанности факта совершения инкриминируемых действий; минимизация юридической стороны защиты, уход в эмоции; фактическая провокация конфликта с профессиональным судьей, который вынужден активно возвращать участников в переделы судебного разбирательства», - поясняет Михальчик.

В завершение темы вредного размывания границ адвокатской деятельности важно отметить еще один проблемный аспект: массовый набор клиентов по политическим мотивам (например, задержанных на несогласованных акциях протеста) адвокатами.

«Для меня выглядят дикими рассказы о том, что там кто-то стоит с ордерной книжкой и по 40 человек вписывает. Потому что, как правило, адвокат в таких условиях может эффективно защищать лишь одного гражданина», - отмечает адвокат Александр Попков. 

Симптоматичным фактом, резюмирующим эту тему, является то, что инициативу о деполитизации адвокатского сообщества поднимают почти исключительно сами адвокаты, а вовсе не представители власти или другие участники судебных процессов. 

В частности, о необходимости запретить адвокатам использовать свой статус при осуществлении политической деятельности заявлял на конференции «Адвокатура. Государство. Общество» вице-президент палаты адвокатов Самарской области Дмитрий Тараборин. Он предлагал принять соответствующие разъяснения как минимум на уровне Комиссии по этике и стандартам.

Для этого Тараборин попытался определить грань, за которой адвокат становится субъектом политической борьбы, ставя под вопрос свой адвокатский статус. Признаками превращения в политическую фигуру он называл: совершение публичных действий в защиту неопределенного круга лиц; непосредственное участие адвоката в политических акциях. 

Адвокат Игорь Бушманов также предлагал определить критерии, регулирующие взаимоотношения адвокатуры и политики: «Каждый вновь приходящий адвокат должен соответствовать этим стандартам. А если нарушает их, то несет ответственность... Определить, что мешает выстраивать нормальные взаимоотношения с государством».

О том, как может быть в ближайшее время решена эта проблема – в следующем материале цикла.