Тысяча восемьсот шестьдесят шестой год прошел в России под флагом активного строительства новых судебных институтов в рамках реформы, затеянной императором Александром II. В новой статье мы продолжаем рассказ о революционном преобразовании судебных учреждений в стране.

23 апреля 1866 года в Екатерининском зале старого Сената в московском Кремле проходило торжественное открытие нового гласного суда московских судебных установлений. Присутствовали московский генерал-губернатор, руководители министерств, обер-прокурор, высшее духовенство, сенаторы.

Министр юстиции Замятнин, обращаясь к московским мировым судьям, выступил с речью, в которой в частности, сказал: «Вам, господа, впервые избранным совокупно всеми сословиями в эту важную должность, представлен обширный круг деятельности. Вам поручены дела тех именно лиц, которые наиболее нуждаются в скором и правом суде».

Гласный суд в Москве строился энтузиастами. Есть свидетельства, что первый председатель московского окружного суда Е.Е. Люминарский не с помощью официальных циркуляров, а в дружеских беседах объяснял сотрудникам только что образованного института судебных приставов их обязанности. Сохранились его слова: «К сожалению, предписание закона по сему предмету весьма часто не исполнялись. Приведение в действие решений в большей части случаев возлагалась на полицию, а полиция, обремененная множеством разнородных занятий, всегда смотрела на приведение в действие судебных решений, как на обязанность второстепенную, исполнение которой можно отложить. Решения судебных мест, а нередко и правительствующего Сената, исполнялись не недели, не месяцы, а целые года и даже десятки лет. Выиграть дело в суде не значило выиграть его действительно и получить искомое и присужденные. Целые состояния переходили из рук в руки, а иногда и совершенно растрачивались ответчиком, прежде чем истец, выигравший тяжбу, получал удовлетворение. Для устранения столь важных злоупотреблений и учрежден институт судебных приставов».

Следом за открытием московских судов осенью 1866 года стали открываться и провинциальные окружные суды. Уездные города боролись за право иметь у себя такой суд, местные сообщества не скупились на пожертвования для строительства нового судебного института, в итоге расходы казны в регионах были серьезно сокращены.

К концу 1866 года новый гласный суд со всеми новыми и совершенно необычными принадлежностями - судом присяжных, мировым судом, адвокатурой и другими, уже действовал в десяти губерниях двух судебных округов Российской империи. Новая форма суда, с уравнением всех пред лицом закона, гуманным отношением ко всем и с особым снисхождением к случайному впавшему в преступление, производила громадное воспитательное впечатление на народ и общество, привыкшее до этого видеть явную поблажку людям сильным и богатым со стороны подкупленных либо запуганных судей, или бессилие закона и судей перед запирательством ловкого мошенника и душегубца.

В мае 1866 года в Москве и Санкт-Петербурге были открыты первые в России мировые судебные учреждения. Граф Блудов, один из идеологов реформы, в 1859 году писал, что основанием предложение об учреждении судей мировых были два важных обстоятельства: «уничтожение крепостного состояния и решительное отделение власти судебной от административной». Журнал Государственного совета в 1862 году сообщал о том, что «мировые судьи должны быть по преимуществу местными судьями и хранителями мира; общее доверие местных обывателей составляет необходимое условие их назначения».

Мировые учреждения, несмотря на все очевидные законодательные промахи, сразу же снискали громадную популярность в народе, фактически сделавшись ценнейшим проводником гуманно-просветительных идей судебной реформы. Дело в том, что мировые суды принесли настоящее, живое право, которого так не хватало народу, потому что в России до той поры фактически действовало право сильного. Высшие слои населения полицию презирали и не замечали, низшие слои относились к ней со страхом и недоверием. К примеру, в обязанности городской полиции было вменено словесно разбирать мелкие споры, с запиской жалоб и решений по ним в особую книгу. Когда ревизоры приходили проверять такие книги, они находили их чистыми от первой до последней страницы.

Как проходили такие «разборы» ярко представил великий Александр Герцен в «Былое и думы»: «Содержательница публичного дома жаловалась на полпивщика, что он в своей лавке обругал ее всенародно и притом такими словами, которые она, будучи женщиной, не может произнести при начальстве. Полпивщик клялся, что он таких слов никогда не произносил. Содержательница, высокая, неопрятная женщина, с отекшими глазами, кричала пронзительно громким, визжащим голосом и была чрезвычайно многоречива. Сиделец больше брал мимикой и движениями, чем словами. Соломон-квартальный, вместо суда, бранил их обоих на чем свет стоит.

– С жиру собаки бесятся, – говорил он. – Сидели б, бестии покойно у себя, благо мы молчим да мирволим. Видишь, важность какая! Поругались – да и тотчас начальство беспокоить. И что вы за фря такая? Словно вам в первый раз – да вас назвать нельзя не выругавши – таким ремеслом занимаетесь. Полпивщик тряхнул головой и передернул плечами в знак глубокого удовольствия. Квартальный тотчас напал на него.

– А ты что из-за прилавка лаешься, собака? Хочешь в сибирку? Сквернослов эдакий! Да лапу еще подымать – а березовых, горячих… хочешь? Для меня эта сцена имела всю прелесть новости, она у меня осталась в памяти навсегда; это был первый патриархальный русский процесс, который я видел.

Содержательница и квартальный кричали до тех пор, пока взошел частный пристав. Он, не спрашивая, зачем эти люди тут и чего хотят, закричал еще больше диким голосом: Вон отсюда, вон! Что здесь: торговая баня или кабак? Прогнавши «сволочь», он обратился к квартальному:

– Как вам это не стыдно допускать такой беспорядок? Сколько раз вам говорил! Уважение к месту теряется – шваль всякая станет после этого содом делать. Вы потакаете слишком этим мошенникам».

Мировые суды согласно их идеи стали эффективным инструментом против бесправности населения и полновластия администрации. В первые месяцы их деятельности произошел настоящий переворот в бытовых взаимоотношениях и умах. Вот что министр Замятин писал об этом: «С первого же приступа мировых судей к новому делу простота мирового разбирательства, полная гласность и отсутствие обременительных формальностей вызвали всеобщее доверие к мировому институту. В особенности простой народ, найдя в мировом суде суд скорый и справедливой для мелких обыденных своих интересов, не перестаёт благословлять Верховного законодателя за дарование России суда столь близкого народу и вполне соответствующего его потребностям».

Андрей Кирхин

*Мнение редакции может не совпадать с мнением автора