Признавая Андреса Брейвика невменяемым, Норвегия делает первый шаг к повторению судьбы Советского Союза. Накануне психиатры Сюнне Сёрхейм и Тургейр Хусбю сделали однозначный вывод, что террорист нуждается в длительном психиатрическом лечении, а потому не подлежит судебному преследованию.
Экзальтация норвежского правосудия все чаще заставляет вспомнить московское происшествие 1969 года. Кто сейчас без подсказки "Википедии" назовет имя самого известного отечественного террориста эпохи застоя? 31 год назад он был признан невменяемым, 20 лет провел в психиатрической больнице, а в 1990 году был выпущен на свободу. Там его ждал распад государства, которое этот безумец пытался радикально изменить, другими словами – идеологическая победа.
Речь идет о Викторе Ильине, совершившем неудачное покушение на генерального секретаря ЦК КПСС Леонида Брежнева.
22 января 1969 года дезертировавший накануне офицер геодезического отряда украл у своего дяди милицейский плащ и фуражку, благодаря которым беспрепятственно проник в Кремль. Ильину удалось, не вызвав подозрений, занять место в милицейском оцеплении у Боровицких ворот, куда днем въехал правительственный кортеж. В лобовое стекло второй машины, где обычно сидел Брежнев, Ильин выпустил 16 пуль из двух пистолетов, которые он прятал в рукавах плаща. Однако на тот раз в машине находился не генсек, а космонавты Леонов, Николаев, Терешкова и Береговой, который был похож на Брежнева. В результате покушения погиб шофер Илья Жарков.
От момента ареста Ильина до освобождения прошел 21 год. Любопытно, что Брейвику, если он все же будет признан вменяемым, также грозит 21 год лишения свободы.
На первый взгляд, истории Ильина и Брейвика не имеют между собой ничего общего. За исключением, пожалуй, реакции государства на них. Между тем, нельзя забывать, что социальная роль приговора суда не исчерпывается определением меры наказания конкретного преступника. Для государства и общества более существенное значение имеет его воспитательная функция: актуальное информирование разных слоев социума о пределах допустимого в нынешней политической ситуации, о степени общественной опасности разного рода деяний.
Когда за украденный колосок дают годы каторги, граждане не только начинают меньше воровать, но и расстаются с чувством ценности частной собственности. В результате люди растворяются в коллективе, целиком отдаваясь трудовым подвигам масштабных проектов. Когда рискованное высказывание, признанное экстремистским, карается большим сроком, чем коррупция, общество получает сигнал о нестабильном положении государственных и социальных институтов. В результате люди соглашаются на добровольную цензуру ради сохранения общественной безопасности.
Когда же суд проявляет снисхождение к террористу (по причине личных ли симпатий, психической болезни подсудимого), учитывая идеологическую окраску его поступка, он фактически ставит под сомнение законность существования того явления, против которого был направлен теракт. Чем меньше наказывается резонансное преступление, тем больше сомнений у наблюдателей вызывает принципиальное наличие состава преступления в поступке.
Оправдание Веры Засулич, пытавшейся убить петербургского градоначальника Ф.Ф. Трепова, поощрило общественность на более активное обсуждение правового нигилизма во всех институтах самодержавия. Эта дискуссия окончилась революцией и исчезновением Российской Империи.
Признание Ильина психически больным поставило его в один ряд с диссидентами и активными правозащитниками, которые в советские времена также были завсегдатаями психлечебниц. В результате широкую популярность получил текст предложений Ильина к изменению Конституции: "Каждый член общества имеет право на террористический акт в случае, если партия и правительство ведут политику, не соответствующую Конституции". Кто знает, возможно, благодаря в том числе и популяризации этого тезиса впоследствии тактику терактов для достижения собственных националистических целей взяли на вооружение закавказские подпольщики.
Признание Брейвика невменяемым позволяет обществу более снисходительно относиться к его персоне, а, следовательно, к пропагандируемым им идеям и даже поступкам, частичное оправдание которым сейчас психиатры пытаются найти в детских травмах террориста.
При этом не принимается в расчет тот факт, что безумие и гениальность большинство людей воспринимают как явления одного порядка, иногда взаимосвязанные и перетекающие одно в другое. Примеры из разных эпох, когда прозорливые идеи гениев оказывались недоступны постижению современниками и оттого признавались ими опасным бредом, многочисленны и хорошо известны сегодня широким массам.
Чувство вины толкает общество на компенсационный психоз. Боязнь повторить ошибку предшественников и страстное желание оказаться прогрессивнее окружающих толкает сегодня публику на чрезмерное внимание к маниакальным идеям истинных безумцев.
Преступление без наказания выглядит как чрезмерная увлеченность задуманным. В критической ситуации всеевропейской переоценки стратегии мультикультурализма и политики межнациональной толерантности отказ суда от символического наказания Брейвика превращает его преступление в пиар-кампанию безумных идей.
В этой связи почему-то вспоминается, как 70 лет назад торжество гуманизма в отношении своих граждан, избавленных от обязанности воевать, превратили Норвегию в невольного пособника нацисткой Германии. Этот факт не помешал советскому переводу и изданию собрания сочинений Кнута Гамсуна, назвавшего Гитлера "борцом за права народов". И в то же время зарубежный опыт не мешал советским властям определять отечественных националистов как психических больных людей – вплоть до 1990 года.
Если история движется по спирали, похоже, это спираль Мебиуса, на которой ныне настало время Норвегии игнорировать опыт СССР, рискуя повторить его судьбу.
Родион Руднев
