Владимир Новиков, обозреватель РАПСИ

Приговор по делу борца Расула Мирзаева мы услышим не раньше второй половины следующего месяца. В понедельник Замоскворецкий суд Москвы объявил очередной перерыв в слушаниях, на этот раз до 17 октября.

Связан он с необходимостью провести еще одну, уже пятую по счету, экспертизу, на этот раз силами специалистов Российского центра судмедэкспертизы Минздрава РФ. Они должны, в частности, дать свой ответ на вопрос, мог ли 19-летний студент-москвич Иван Агафонов погибнуть именно от удара в голову, нанесенного Мирзаевым, а также о силе и энергии этого удара. Напомню, что предыдущие исследователи прямой связи не выявили, а силу мирзаевского кулака посчитали недостаточной даже для нанесения телесных повреждений средней тяжести.

Между тем уже сейчас, до оглашения решения судьи Андрея Федина, уместно рассуждать, чем дело Мирзаева выгодно отличается от прочих резонансных судебных процессов последнего времени.

Тренд первый: метания обвинения

Многие российские судьи любят и умеют оправдывать тот факт, что в девяти из десяти случаев выносят обвинительные приговоры. Мол, следствие же работало, собирало доказательную базу, и вряд ли представило перед судьей заведомо невиновного человека. Оставим в стороне явно заказные уголовные дела, где подозреваемый, а затем и обвиняемый виновен уж тем, что какому-то высокому чину в погонах просто хочется сытнее кушать. Процессы не заказные нередко выявляют ту же тенденцию – когда в материалах дела фактура друг с дружкой не сходится, это не мешает передать это самое дело в суд. Сроки следствия все же конечны, а плановое хозяйство в наших правоохранительных органах, как и деньги в случае героя "Берегись автомобиля" Димы Семицветова, никто не отменял.

В истории с Мирзаевым душевные и процессуальные метания следствия и обвинения проявились в полной мере. Сначала борца обвиняли в умышленном причинении тяжкого вреда здоровью, повлекшем по неосторожности смерть потерпевшего. Санкция – до 15 лет лишения свободы.

Однако затем оно было переквалифицировано на статью "просто" о причинении смерти по неосторожности. Эта норма Уголовного кодекса РФ предусматривает наказание в виде лишения свободы на срок уже до двух лет. Впоследствии статью еще раз поменяли - на изначальную. И сейчас Мирзаеву снова грозят до 15-ти лет тюрьмы.

Совершенно очевидно, что на следствие и обвинение постоянно производили впечатление разнообразные экспертизы. Своей четкой непоколебимой позиции, основанной на фактах и доказательствах – не было.

Получается, на стадии следствия никто не удосужился сложить два и два, и ответить на вопрос: как это – Мирзаев стукнул Агафонова ночью около клуба кулаком по голове, тот упал, но через очень непродолжительное время пришел в себя и встал на ноги, а скончался в больнице лишь на третьи сутки, куда и попал-то не сразу. Что происходило в эти сутки? Представляется, что те, кто изучал в ходе следствия, как было дело, просто сразу "увидели" третьим глазом и почувствовали шестым чувством, кого следует назвать убийцей. И, изрядно поторопившись, назвали. Привычное дело.

Чем-то эта история напоминает совершенно другое резонансное дело – Таисии Осиповой. Там обвинение просило четыре года тюрьмы по составу преступления "распространение наркотиков". Судья оказался непримиримым борцом с наркоторговлей, дав подсудимой ровно вдвое больше. Сейчас же обвинение и вовсе требует полностью отменить приговор, никак не мотивируя свою просьбу. То есть и четыре года – много?

Конечно же, сравнивать два этих дела с правовой точки зрения не совсем корректно. Однако тенденция, когда обвинителей шатает и бросает по процессуальным волнам, словно утлую шлюпку в девятибалльный шторм, налицо. Самое важное - это шатание видно невооруженным глазом абсолютно всем.

Тренд второй: оскал общественного мнения

Дело Мирзаева не вызвало бы столь сильного резонанса в обществе, если бы не очевидная вещь. Погибшего Агафонова упорно именуют "москвичом". Мирзаева не надо именовать никак. Для формирования впечатления о подсудимом достаточно произнести вслух его фамилию.

Подрались бы до смерти у ночного заведения два москвича, обсуждали бы мы все это второй год? Дерутся, и ежедневно – спросите любого участкового где-нибудь в Восточном Бирюлево или Северном Медведково. И что с того?

А вот что. Любой резонанс создает само общественное мнение. И начинается нередко все – правильно – с фамилии фигуранта. Ах, Мирзаев, а не Иванов? Ату его! На восемь лет (десять, пятнадцать, пожизненно – нужное подчеркнуть)! Почитайте отклики на любую новость с этого процесса в интернете, на любом ресурсе или в социальных сетях – от всеядного ВКонтакте до вроде как интеллигентного Facebook. Подобная реакция в товарных количествах сразу же бросится в глаза.

Действительно, зачем изучать, хотя бы по материалам судебных репортеров, суть дела, вникать, например, кто кому до злосчастного удара что сказал. Вот же он, злодей! Сажать! Надолго! И нечего суд загружать всяческими экспертизами!

Я отдаю себе отчет, какое горе пришло в семью Агафоновых. Но я также прекрасно понимаю, как трудно тому же следствию убедительно доказать, например, врачебную ошибку. А тут еще на руках – явка с повинной человека с не совсем привычной для московского уха фамилией.

И особенно – когда те, кто кричит "ату" - формально на стороне, разумеется, обвинения.

Тренд третий: "давление на суд"

Фраза "не оказывайте давление на суд" в нынешние времена приобрела образ некоего кистеня. Помните, в "Месте встречи изменить нельзя" Шарапов называет кистенем закон по-жегловски, который при желании позволяет карать исключительно по воле или интуиции следствия?

Сегодня в "давлении на суд" в подавляющем большинстве случаев упрекают тех, чьи слова, мнения или публикации не лежат в русле обвинительного тренда. Когда лежат, пресловутая фраза преспокойно кладется на полку. До времени.

Вот пример. Возьмите любой анонс или комментарий практически любого СМИ. И вы обязательно прочтете или услышите примерно такую фразу: "… дело о гибели студента Агафонова, который скончался после удара Мирзаева". Воспринимается это как само собой разумеющееся, несмотря на презумпцию невиновности из какой-то там Конституции страны.

Особенно правовым наплевательством (а это даже не нигилизм, а именно пренебрежение) страдают телевизионщики, для которых мало разницы – подозреваемый ты или уже осужденный, был судебный приговор либо же только ожидается.

Это ли не давление на суд? Ведь судья не живет в безвоздушном пространстве совещательной комнаты. Он общается с себе подобными, иногда смотрит ТВ, слушает радио и читает новости в Интернете. Но данный факт никого, похоже, не волнует. И уж тем более не ужасает. Примета времени, не иначе.

Тренд четвертый: режим ожидания

Как бы ни оценивать дело Мирзаева в целом, суд над ним в современных российских реалиях можно назвать нетипичным. Вернее, так: суд находится во всех смыслах в "режиме ожидания".

Позволю себе немного шовинизма. Судей-мужчин в российских судах должно быть больше. Мужчин с крепкими нервами.

Ведь процесс по Мирзаеву проходит именно что нервно. Помимо буйства общественного мнения в СМИ и соцсетях, в зале и коридорах самого суда то и дело возникают словесные перепалки, грозящие перерасти в потасовку. Потерпевшая сторона упрекает сторонников Мирзаева в запугивании своих свидетелей. Да и спортивно сложенные брюнеты из числа сочувствующих подсудимому вряд ли оставят равнодушными не только родственников Агафонова, но и простых наблюдателей. Больная тема.

Пока поведение судьи Федина говорит о том, что с нервной системой у него все в порядке.

Назначение пятой по счету экспертизы напоминает желание разобраться в деле, а не банально и привычно переписать обвинительное заключение.

И еще одно личное впечатление. Глава Высшего арбитражного суда РФ Антон Иванов некогда рассказал, как можно эффективно бороться с настоящим давлением на судью. В дни важных процессов достаточно просто не подходить к телефону.

Так что судье Федину гнуть свою линию, похоже, пока удается.

Если же, конечно, пятая по счету экспертиза не нужна только для того, чтобы начисто дезавуировать выводы первых четырех.