Продолжаем рубрику "Законотворчество. Исторические хроники РАПСИ". В ней о законах нашей страны рассказывают их авторы. Действующие и бывшие депутаты специально для наших читателей вспоминают самые интересные, важные и полезные истории из своей законотворческой деятельности. Как принимались основные нормативные документы России, почему они обрели такой вид, и какой потенциал в них закладывался изначально вы сможете узнать из первых уст.
Александр Минжуренко, российский политик и дипломат, действительный государственный советник РФ
Постсоветское законодательство претерпело несколько этапов своего становления. Ситуация в разных отраслях права на старте была не одинаковой. В некоторых из них можно было временно или частично опереться на нормы советского права, а в некоторых – приходилось писать законопроекты с чистого листа. Но, казалось бы, зачем изобретать велосипед: коли уж мы сменили социально-экономическую формацию и базируем государство на рыночной экономике, то берите и переписывайте законы, царящие в капиталистических странах. Некоторые из нас так и намеревались сделать, но при первой же примерке оказалось, что иностранные одежки не налазят на нашу переходную действительность и потрескивают по швам. Просто копировать западные тексты не получалось. Нет, конечно, самые общие принципы, разумеется, были откровенно заимствованы, ну так они и не были изобретением современных европейских юристов: это было римское право, Кодекс Наполеона и т.п.
В общем, многие законопроекты писались вначале как бы с нуля, так, как будто до этого данные общественные отношения вообще ничем не регулировались, т.е. все-таки стали порой изобретать наш постсоветский переходный велосипед. Но, как выяснилось, дело это было сложное и неблагодарное. Ведь если уже есть устоявшийся корпус законодательных актов, то достраивать его, закрывая пробелы, намного легче. Но для Государственной Думы первых созывов надо было не «пробелы» восполнять, а крупные провалы. Они были такими большими, что и за их края было трудно зацепиться. Соседей в виде уже действующих и апробированных аналогичных актов не существовало. Поэтому и было много сырых и некачественных законов. Я бы даже сказал, что порой попахивало какой-то кустарщиной, да простят мне коллеги депутаты.
Но дело в том, что нам – законодателям-кустарям – очень плохо помогали специалисты, работавшие во всевозможных юридических научных и практических структурах. Эти эксперты были представителями сугубо советской школы. Они написали в свое время диссертации и продолжали придерживаться «доказанных» ими некогда «истин». Революционеры в науке из них получались плохие. За ученым же всегда тащится шлейф его старых статей, монографий, диссертаций, которые часто служат этаким грузилом, не дающим воспарить к новым высотам. Потому-то эти ученые-юристы и были плохими помощниками для нас: не выходило из них новаторов. Отсюда и наше не очень профессиональное творчество.
Разработав законопроект, мы его смотрели «на свет»: не просвечивают ли там дырки-лазейки. Те просветы, которые мы сами замечали, мы их закрывали дополнительными статьями. Но потом, когда закон принимался и вступал в силу, в ходе правоприменительной практики выяснялось еще столько недоработок! И мы опять латали этот закон дополнениями. Потом снова с мест приходили замечания – и снова мы накладывали заплатки. В итоге многие законы принимали вид громоздких, латанных-перелатанных документов, на которых явно просматривались плохо пришитые поздние заплатки. А ведь в идеале закон, как и любое другое произведение, созданное человеком, должен быть кратким, логичным, стройным, четким и… красивым. И для его создания нужны талантливые мастера и опыт.
