В новой публикации мы продолжаем рассказ о драматической судьбе судебной реформы в Российской империи 1860-х годов и формировании современного института судей в государстве. Первую часть читайте по ссылке.
В начале 1870-х гг. в России появилась новая плеяда образованных юристов, в основном из молодых дворян, в среде которых большую популярность приобрела судебная служба. Легкой ее назвать было нельзя, судебные заседания могли длиться до 15 часов непрерывно, к тому же психологическая нагрузка на участников слушаний была колоссальной. Однако должности в судебном учреждении достойно оплачивались, в обществе считались уважаемыми и престижными и для молодых людей это был пример эффективной работы и справедливого устройства государственной машины.
По словам выдающегося юриста А. Кони, утвержденные в ходе реформы Судебные уставы «создали, как типы, судью-человека, а не равнодушную машину для скрепы подготовленных канцелярией решений, и прокурора — говорящего судью».
К удивлению многих современников, в то время в отечественном судебном сообществе возникло необычное чувство профессионального достоинства, выразившееся в единодушии и солидарности среди деятелей Фемиды.
Однако эйфория длилась недолго. Министр юстиции граф Константин Пален, возглавивший министерство в 1867 году, начал постепенное отступление от идей реформы и введение совершенно противных ее духу традиций. «Графу Палену, бесспорно, принадлежит изобретение никогда ранее не практиковавшегося порядка личного выпрашивания служебных повышений, и он до того пришелся многим по нраву, что в приемных залах показывалась масса мундиров, постоянно прибывавших из провинций не для докладов о положении дел или выяснения служебных затруднений, а специально для напоминания министру о себе; переводами в другие округа просители редко довольствовались, но старались выторговывать себе какое-либо при этом повышение», — пишет в своих воспоминаниях один из тогдашних сотрудников министерства В. Ратьков-Рожнов.
Под давлением Палена 9 мая 1878 года был принят закон, ограничивший круг действий суда присяжных. На современников это произвело настолько сильное впечатление, что поэт граф Алексей Толстой написал ироничное стихотворение «Рондо»:
Ax, зачем у нас граф Пален
Так к присяжным параллелен!
Будь он боле вертикален,
Суд их боле был бы делен!
Добрый суд царём повелен,
А присяжных суд печален,
Всё затем, что параллелен
Через меру к ним граф Пален!
Душегубец стал нахален,
Суд стал вроде богаделен,
Оттого что так граф Пален
Ко присяжным параллелен.
Всяк боится быть застрелен,
Иль зарезан, иль подпален,
Оттого что параллелен
Ко присяжным так граф Пален.
Мы дрожим средь наших спален,
Мы дрожим среди молелен,
Оттого что так граф Пален
Ко присяжным параллелен!
Принцип несменяемости судей при Палене стал систематически нарушаться. Указом 20 мая 1885 года было учреждено Высшее дисциплинарное присутствие Сената, получившее право по представлению министра юстиции перемещать и даже смещать судей. Формализм и карьеризм постепенно начали вытеснять всякое живое и профессиональное отправление правосудия. Великий писатель Лев Толстой в романе «Воскресение» ярко описывает эту метаморфозу, произошедшую с судебными кадрами России с 1880-х годов. На вопрос Нехлюдова: «Ну, я понимаю урядника, которому велено; но товарищ прокурора, который составляет акт, ведь он человек образованный» — адвокат отвечает: «В этом-то и ошибка, что мы привыкли думать, что прокуратура, судейские вообще — это какие-то новые либеральные люди. Они и были когда-то такими, но теперь это совершенно другое. Это чиновники, озабоченные только двадцатым числом. Он получает жалованье, ему нужно побольше, и этим и ограничиваются все его принципы. Он кого хотите будет обвинять, судить, приговаривать». И далее он же: «Я всегда говорю господам судейским, — продолжал адвокат, — что не могу без благодарности видеть их, потому что если я не в тюрьме, и вы тоже, и мы все, то только благодаря их доброте. А подвести каждого из нас к лишению особенных прав и местам не столь отдаленным — самое легкое дело». И когда шокированный этими словами Нехлюдов восклицает: «Но если так и все зависит от произвола прокурора и лиц, могущих применять и не применять закон, так зачем же суд?» — адвокат в ответ весело смеется.
Продолжение следует
Андрей Кирхин
*Мнение редакции может не совпадать с мнением автора
