В июне 1826 года в Российской империи начался суд над декабристами, затронувший судьбы сотен людей — от рядовых участников до лидеров движения − и в итоге ставший символическим актом, определившим дальнейший путь развития страны. О том, за что и как судили членов Северного и Южного тайных обществ, планировавших свергнуть самодержавие и принять конституцию, мы расскажем в серии статей.

Хорошо известный нам Сперанский проявил явную готовность к взаимодействию с Николаем I в процессе судебного преследования участников декабрьского восстания. Его вклад в судебный процесс над мятежниками вышел далеко за рамки простого выполнения императорского поручения – в этом деле Михаил Михайлович продемонстрировал незаурядное рвение. Конечно, подобное поведение видного государственного деятеля вряд ли можно считать спонтанным или случайным. Есть основания полагать, что Сперанский усмотрел в сложившейся ситуации потенциальную возможность для восстановления своего влияния при дворе и возвращения на вершину политического Олимпа.

Вполне вероятно, он расценивал активное участие в расследовании и наказании декабристов как своеобразный трамплин для возобновления карьерного роста и укрепления своих позиций в новой политической реальности. Известный своим прагматизмом и умением лавировать в сложных придворных интригах, Михаил Михайлович по всей видимости, рассчитывал, что его усердие в этом щекотливом деле будет по достоинству оценено молодым императором. Но вот что интересно. Часть декабристов, в том числе Рылеев, Каховский и Трубецкой упоминали Сперанского в связи с тайными обществами! Впрочем, другие члены тайных обществ такую связь категорически отрицали. Батеньков, к примеру, категорически отказался подтвердить, что Сперанский бывал у него на секретных собраниях будущих декабристов. Все же в ходе допросов следственный комитет выявил неожиданный факт: мятежники рассматривали кандидатуру Сперанского, наряду с Мордвиновым, для включения в состав планируемого ими Временного правительства.

Один из лидеров движения, Кондратий Рылеев, сделал откровенное признание следователям. Он заявил о своей уверенности в том, что Сперанский не отказался бы от предложения войти во Временное правительство. Рылеев обосновывал это мнение патриотическими чувствами Сперанского и словами Гавриила Батенькова, который однажды в разговоре подчеркнул необходимость назначения во Временное правительство людей с известным именем. Когда Рылеев упомянул о намерении выдвинуть кандидатуры Мордвинова и Сперанского, Батеньков выразил одобрение этой идеи. Показания Рылеева не были единичными. Другой участник движения, Михаил Митьков, во время допроса также сообщил, что неоднократно слышал о том, что общество декабристов рассчитывало на поддержку со стороны Мордвинова и Сперанского.

Для Сперанского эти разоблачения создавали крайне щекотливую ситуацию. Даже, если он и не был осведомлен о планах заговорщиков использовать его имя, сам факт упоминания его кандидатуры в контексте революционного переворота мог серьезно подорвать его репутацию и положение при дворе. В этих обстоятельствах его активное участие в расследовании дела декабристов, вполне вероятно, было продиктовано не только желанием выслужиться перед новым императором, но и стремлением дистанцироваться от любых подозрений в сочувствии заговорщикам.

Кстати, выявление связи, пусть и не явной, между видными государственными деятелями и планами восставших создало серьезную проблему для официальной версии событий. Власти стремились представить декабристов как изолированную группу отщепенцев, не имеющих поддержки в обществе. Упоминание уважаемых членов Государственного Совета в контексте заговора разрушало эту концепцию.

Николай I поступил в этой ситуации неожиданно. Он распорядился вести дальнейшее расследование в отношении Сперанского и Мордвинова в условиях строжайшей секретности. Их дела были изъяты из ведения основного следственного комитета и переданы под личный контроль доверенного лица императора - Бенкендорфа.

Делопроизводство по секретному расследованию было поручено Боровкову, который впоследствии в своих мемуарах подчеркивал исключительный уровень конфиденциальности и отмечал, что расследование в отношении членов Государственного Совета Мордвинова и Сперанского, а также генерала Киселева и сенатора Баранова проводилось настолько тайно, что даже сотрудники комитета не были о нем осведомлены.

В «Петербургских очерках» князь Петр Владимирович Долгоруков, известный своей оппозиционностью и глубоким знанием закулисных историй российской политики, приводит интригующий эпизод, связанный с расследованием дела декабристов и подозрениями в отношении Сперанского. «Одно неосторожное слово Батенькова могло выдать этого сановника и с кресел Государственного совета низринуть его в глубь рудников сибирских: это слово не было вымолвлено осторожным и энергическим узником. На Сперанского возникали улики столь значительные, что однажды комиссия отправила одного из своих членов, Левашова, к государю просить у него разрешения арестовать Сперанского. Николай Павлович, выслушав Левашова, походил по комнате и потом сказал: «Нет! Член Государственного совета! Это выйдет скандал! Да и против него нет достаточных улик!» Таким образом Сперанский был спасен», - пишет князь в своих «Очерках».

Стоит все же отметить, что свидетельства о причастности Сперанского к движению декабристов противоречивы. С одной стороны, его имя часто упоминалось в показаниях арестованных, с другой - существуют доказательства его непричастности к заговору. Ключевой момент: Сперанский не давал согласия на участие во Временном правительстве. Рылеев лишь предполагал, что тот «не откажется», основываясь на его патриотизме. Частое упоминание Сперанского в показаниях скорее свидетельствует против его реального участия в заговоре - столь широкая осведомленность о причастности высокопоставленного чиновника маловероятна. Похоже, слухи о связи Сперанского с декабристами намеренно распространялись Рылеевым. Цель - привлечение новых членов и укрепление уверенности существующих участников движения. Эта тактика оказалась эффективной.

Показательно свидетельство А.Н. Андреева, вступившего в тайное общество под влиянием информации о поддержке движения авторитетными фигурами, включая Сперанского. Упоминание имен уважаемых государственных деятелей служило мощным аргументом для привлечения новых членов. Таким образом, использование имени Сперанского декабристами было, вероятно, манипулятивным приемом, а не отражением реального положения дел. Его известность и репутация реформатора делали его идеальной фигурой для подобных спекуляций. Забегая вперед, скажу, что судьба Батенькова, спасшего Сперанского, была трагичной. Его приговорили к пятнадцатилетней каторге.

«И так как у него родственников не было, то состояние его, заключающееся в трехстах тысячах рублей, наследованных им после отца, было конфисковано, то есть, попросту сказать, Николай Павлович ограбил и обокрал его. С ним поступили жестоко, варварски, не хотели его, природного сибиряка, отправлять в Сибирь, а засадили в крепость Роченсальмскую в Финляндии», - пишет Долгоруков. По его словам, лишь спустя десятилетие, по ходатайству Сперанского, Батенькову смягчили условия пребывания в заточении.

Продолжение следует

Андрей Кирхин

*Мнение редакции может не совпадать с мнением автора

**Стилистика, орфография и пунктуация публикации сохранены