Аркадий Смолин, обозреватель РАПСИ
Около тысячи футбольных болельщиков 7 декабря на полчаса перекрыли Ленинградский проспект, требуя расследовать убийство фана "Спартака" Егора Свиридова.Подозреваемый в убийстве Аслан Черкесов был арестован на два месяца.
Этим летом фанаты "Спартака" расклеили по всей Москве листовки "За что убили Юру Волкова?". Главный фигурант этого дела Абусупьян Гайтаев готовится к переквалификации обвинения на более тяжелое: "убийство из хулиганских побуждений".
Московские фанаты прервали на полчаса матч Лиги чемпионов "Жилина"-"Спартак". На следующий день расследование убийства Свиридова привлекло внимание всей страны.
Юристы называют такие действия давлением на следствие. Политологи считают их признаком зарождения гражданского общества в России.
В этом году активность спартаковских фанатов обрела новое – социальное значение. Благодаря чему их акции вышли на беспрецедентный для России уровень организованности и эффективности. Правовая сомнительность применяемых методов не отменяет того факта, что в их лице мы имеем сегодня гражданский контроль над деятельностью властей. Пока это МВД, следствие и прокуратура, но никто не гарантирует, что вялость следствия не заставит фанатов начать требовать от депутатов изменения законов, а затем...
После вчерашних беспорядков на матче Лиги чемпионов возобновилось обсуждение жестких мер запрета пиротехники на трибунах. Сделать это достаточно легко: есть статья 213 УК РФ "Хулиганство", закон "О пожарной безопасности", есть видеокамеры, которые давно присутствуют на трибунах и позволяют идентифицировать практически любого посетителя футбольного матча. Наконец, появились стюарды, которые заменяют на трибунах милицию и находятся в более тесном контакте с фанатами.
Вопрос стоит в целесообразности такого запрета. Для ответа на него надо попытаться понять символический смысл использования фанатами пиротехники. Обратимся к истории.
В девяностые годы на трибунах шла настоящая война между фанатами и ОМОНом с многочисленными жертвами с обеих сторон: проломленными черепами и даже трупами. Омоновцы не стеснялись врываться на фанатский сектор, избивая дубинками всех подряд (в том числе, женщин и детей). Болельщики чаще всего отбивались выломанными креслами. Сигналом к наступлению для ОМОНа обычно служил зажженный фанатами файер. В такой ситуации для болельщиков использование пиротехники стало символом сопротивления и независимости.
Интересно, что негласная легализация файеров произошла одновременно с затуханием политической жизни в стране и активным привлечением спортивной молодежи к подавлению оппозиционных собраний. Бесконечное обсуждение мер ужесточения норм безопасности на трибунах сопровождалась на практике все более лояльной реакцией милиции на пиротехнику.
В годы легализации криминального бизнеса (когда краткосрочный найм "братков" для решения оперативных проблем чиновников и политиков стал дефицитом) лидеры фанатских фирм начали капитализировать свое дело. Фактически на российском рынке они заменили бандитские "бригады", предоставляя услуги силового воздействия на неугодные элементы. После этого, файеры на трибунах стали примерно тем же, что серп и молот в эмблеме КПРФ – имитацией принципов.
В реальности мы имеем негласный контракт между властью и фанатами аналогичный действовавшему в девяностые пакту о невмешательстве в дела друг друга между государством и бизнесом. Власть не мешала предпринимателям наращивать активы противозаконными методами, бизнесмены же не вмешивались в политику. Также и фанаты в ответ на расширение своих личных гражданских свобод охотно идут на сотрудничество с властью, избивая несогласных за отдельную плату.
Лояльность же простых болельщиков была достигнута гуманизацией политики милиции на трибунах. Фактически, фанатам был предоставлен внеправовой статус. Т.е. за ряд мелких преступлений (файера, массовые драки, националистическая пропаганда) они никакой ответственности почти никогда не несут.
Этот факт еще два года назад отметил даже министр внутренних дел Рашид Нургалиев: "В сознании молодых людей появляется неверная установка, что на стадионах можно совершать противоправные поступки, не неся за это никакой ответственности, и что трибуны стадионов это то место, на которое не распространяются нормы закона".
Поделив государственные заказы с омоновцами, лидеры фанатских фирм продолжают имитировать независимость и антимилицейскую политику с помощью файеров и речевок. Так они сохраняют уважение среди рядовых болельщиков и концентрируют финансовые потоки в кошельки избранных лиц.
Поэтому невозможно ни реально запретить, ни разрешить использование файеров. В первом случае, испортятся отношения с болельщиками – их придется арестовывать и штрафовать, в т.ч. и тех, что выполняет за ОМОН грязную работу. Во втором случае, фанатам придется искать иной способ, как симулировать свою нонконформистскую активность.
Более актуальным выглядит вопрос о мерах противодействия уличной активности фанатов. Другими словами: почему ОМОН не разогнал толпу на Ленинградском проспекте?
Напрашивается предположение о сходстве идеологических установок ОМОНа и фанатов: большая часть тех и других придерживается правых и ультраправых идей. Они одинаково недовольны поведением кавказцев в российской столице. Впрочем, эта установка не мешает омоновцам разгонять митинги ДПНИ.
Более вероятной, на наш взгляд, выглядит версия банального страха перед сплоченной и прекрасно организованной группой молодых физически крепких людей, существенно превосходящих служителей правопорядка по численности. То есть ОМОН мог попросту испугаться разделить участь тех двух милиционеров, которых затоптали болельщики в Петербурге во время празднования чемпионства "Зенита".
Если вспомнить выдающуюся реакцию местного милицейского начальства на это происшествие (факт нападения болельщиков на милиционеров был официально опровергнут, хотя существуют видеозаписи недвусмысленно его фиксирующие), становится понятно, что благожелательно (если не сказать благоговейное) отношение к фанатам является установкой сверху. Очевидно, что сегодня организованных футбольных болельщиков власти либо боятся, либо ценят. Почему?
Возможно, здесь мы сталкиваемся с проявлением известной болезни именуемой "социальный склероз". По словам экономиста Александра Аузана, впервые она была описана на примере послевоенной Британии, где различные группы интересов в обществе настолько замкнули все на себя, что фактически перераспределением пирога остановили развитие страны.
Действительно, футбольные фанаты, так же как и автолюбители, сегодня явно выделяются из нашего общества. По уровню самоорганизации они ближе к Европе, чем к России. В этом и заключается проблема: стремительное развитие отдельных элементов гражданского общества приводит к коллапсу всей социальной системы.
Тотальное взаимное недоверие россиян позволяет власти договариваться с наиболее активными социальными акторами, натравливая на них другие общественные группы. Несложно было заметить, как в этом году за успехом акций "синих ведерок" последовал вброс в СМИ многочисленных ужасающих сообщений о преступлениях автомобилистов. Одновременно законы о приоритете пешеходов вызвали недовольство водителей поведением "безколесых". В результате, в форумах уже полгода идет целенаправленное стравливание автовладельцев и пешеходов.
Одобренная чиновниками безнаказанность футбольных фанатов, стимулирование их на самые неприглядные поступки и высказывания должно вызвать отторжение к ним со стороны остального общества и помешать объединению с вменяемыми оппозиционными структурами.
В правовом поле это может привести к проблеме "горлышка бутылки". То есть: предоставление чрезмерно обширных прав одной небольшой группе, перекрывает возможность реализовывать это право остальному обществу. В данном случае, националистские выступления фанатов могут привести к принятию экстренных мер по ограничению выступлений всех оппозиционных объединений.
Кроме того, фанатское сообщество может быть востребовано некоторыми чиновниками для дискредитации гражданских прав. Проще всего добиться видимости нежизнеспособности любых институтов, если предоставить их в бесконтрольное пользование неподготовленным группам. Например, дискуссии вокруг готовности общества к созданию альтернативных негосударственных форм охраны правопорядка закончились сразу после того, как спартаковские стюарды во время матча Лиги чемпионов с французским "Марселем" в отношении своих "красно-белых"собратьев вели себя более агрессивно, чем ненавистная милиция.
Как бы то ни было, в лице фанатов сегодня мы имеем сформировавшуюся общность с исключительно высоким протестным потенциалом. Вопрос состоит в том: что с ней делать?
Очевидно, что слишком жесткие меры и приравнивание фанатов к националистам или хулиганам приведет к маргинализации этой группы, после чего можно ждать невиданного всплеска городского насилия. Легитимация же могла бы грозить превращением футбольных хулиганов в бригады хунвейбинов или гитлерюгенда, но, похоже, эти роли уже давно забронированы у нас за другими молодежными организациями.
Придание фанатам статуса социального института, с соответствующим вниманием власти, диалогом и финансовой поддержкой, в худшем случае, приведет к конфликту фанатов с государственными аналогами, а именно – переделу рынка с нашимгеровцами. Что не так уж плохо, поскольку ослабит обе стороны. В лучшем же случае, станет влиятельной фигурой в мультикультурной политике, уравновешивающей деятельность правозащитников и этнических политических структур.
Однако, вероятнее всего, огосударствление футбольных болельщиков приведет к междоусобной борьбе, внутреннему кризису и распаду организованного фанатского движения на множество враждебных друг к другу фирм. Одновременно зависть к предоставленным фанатам правам и привилегиям может стать действенным стимулом для развития социальной солидаризации среди других слоев общества.
