РАПСИ продолжает публикацию цикла исторических расследований кандидата исторических наук, депутата Госдумы первого созыва Александра Минжуренко о событиях, случившихся в России сто лет назад. В двадцать шестой главе рассказывается о том, как простимулированный властями подъем патриотизма, способствовавший призыву добровольцев на фронт, погубил лучшие офицерские кадры и верных присяге солдат, что фактически лишило армию боеспособности и усугубило кризис в стране. 

Развитие Русской революции выражалось в нарастании уровней демократизации и во всё большем проявлении анархических тенденций. «Демократизация» — термин, разумеется, позитивный с точки зрения государства и права. «Анархия» — отрицательный. Но в России 1917 года между этими двумя явлениями граница оказалось сильно размытой. 

Неискушенные в политике народные массы, неожиданно включенные в революционные процессы с правом решающего голоса, конечно, не видели, где заканчивается демократия и начинается анархия. Очень непросто было удержать рабочих, солдат и крестьян в рамках законности и порядка. 

Да и как можно было здоровым силам и власти взывать к «законности», коли все законы страны были приняты еще при ненавистном и уже свергнутом «царском режиме». Апеллировать к закону в это время было даже рискованно: ведь царизм свергли в частности и из-за его «плохих законов». Поэтому, отстаивая законность, можно было попасть в защитники старого режима, в контрреволюционеры. В итоге, страну поразил правовой нигилизм в весьма крайних формах проявления.

Особенно тяжелые последствия такие отношения к праву и долгу имели в армии. Все военные уставы были приняты еще при царе, а, следовательно, их строгое исполнение можно было уже поставить под сомнение, что и происходило. Армией фактически управляли не военачальники, а выборные солдатские комитеты. А солдаты, думая, прежде всего, о своем выживании на этой войне, всё чаще отказывались идти в бой, тем более — в наступление.

Из этой трудной ситуации было два выхода. Один предлагали генералы: суровыми мерами восстановить дисциплину в войсках, утвердить законность и единоначалие. Но военный министр и премьер Керенский не решался на это: он ведь позиционировал себя выдвиженцем от народа, поэтому на принятие репрессивных мер не мог пойти. 

Он всерьез уповал на другой путь — на то, что произошедшая революция вызовет невиданный подъем патриотических настроений в народе, который поднимется на защиту теперь уже воистину своей, освобожденной от «угнетателей», Родины. Война якобы теперь изменила свой характер: отныне солдаты должны защищать не только Родину, но и революцию, и все дарованные ею свободы. 

Выступления Керенского были просто замечательными с точки зрения ораторского искусства, говорил он ярко, красочно, эмоционально. Впечатления от его речей держались долго… до первого наступления.

И вот, согласно таким убеждениям премьер-министра, было принято решение сделать упор на добровольческие части, где будут сосредоточены верные присяге, долгу и революции солдаты и офицеры. Эта идея не являлась выдумкой Керенского, она, что называется, носилась в воздухе. 

Еще когда военным министром был А.И. Гучков, на его имя князь С.В. Кудашев прислал докладную записку, в которой писал: «Представляется необходимым во всех армиях фронта создать особые «ударные» единицы, большей частью обреченные на истребление, которые должны быть составлены исключительно из добровольцев». 

Затем уже военному министру Керенскому было направлено обращение одной из делегаций фронтового Съезда солдатских депутатов, в котором излагалась суть замысла создания особых ударных батальонов из добровольцев, навербованных в тылу: «Чтобы этим вселить в армию веру, что весь русский народ идёт за нею… чтобы при наступлении революционные батальоны, поставленные на важнейших боевых участках, своим порывом могли бы увлечь за собою колеблющихся». 

Первым взялся за формирование добровольческих ударных батальонов командующий Юго-Западным фронтом генерал А.А. Брусилов. Однако Верховный главнокомандующий генерал Алексеев не поддержал его. Он писал в своей телеграмме, отвечая Брусилову: «Совершенно не разделяю надежд Ваших…» 

Главковерх не поддержал и идею формирования «революционных ударных батальонов» в тылу. Свою телеграмму с возражениями он отправил 21 мая, но в этот же день он был снят со своего поста. Верховным главнокомандующим был назначен генерал Брусилов. Трудно сказать, какую роль в этой смене главковерха сыграла разница позиций двух генералов по отношению к «ударничеству», но новый военный министр Керенский придавал идее добровольчества очень большое значение.

Таким образом, было начато формирование особых добровольческих частей двух видов:1) из солдат и офицеров на фронте; 2) из добровольцев тыла. 3 июня был создан Всероссийский центральный комитет по организации Добровольческой революционной армии. Председателем комитета был выбран М.А. Муравьев (через год, 13 июня 1918 года, он будет назначен командующим большевистским Восточным фронтом). 

Комитет выпустил воззвание к гражданам России: «Для усиления боевой мощи и поднятия революционно-наступательного порыва армии во имя защиты свободы, закрепления завоеваний революции…приступлено к формированию добровольческой революционной армии, батальоны которой вместе с доблестными нашими полками ринутся на германские баррикады во имя скорого мира без аннексий, контрибуций, на началах самоопределения народов…» 

В «волонтеры тыла» записывались те, кто не подлежал призыву в армии: учащаяся молодежь, юнкера, интеллигенция и рабочие. К концу октября в двух полках и более чем пятидесяти батальонах числилось более 50 тысяч человек.

Добровольческие части не были одеты в какую-то единую форму. И названия у них были разные: батальоны смерти, ударные батальоны, дружины смерти, революционные батальоны. Отличительным знаком у них было изображение черепа со скрещенными костями на кокарде и шеврон красно-черного цвета, красный цвет символизировал защиту свободы, а черный – нежелание жить, если погибнет Россия.

Появились и «части смерти», созданные по национальному признаку: 2-й и 5-й Армянские полки смерти, Украинский женский батальон смерти, Грузинский батальон смерти.

Газеты восторженно писали об огромном притоке желающих записаться в ударные добровольческие батальоны. Туда ринулись даже романтически и патриотически настроенные подростки. Речь шла о тысячах и десятках тысяч добровольцев. Но гигантский по растянутости фронт требовал сотен тысяч и даже миллионов солдат, поэтому ударники не могли стать решающей силой и переломить ситуацию. 

Что же касается того, что их подвиги должны были по замыслу «воодушевить» остальных военнослужащих, то и в этом случае инициаторов данной идеи ждало глубокое разочарование. 

О том, как относились к ударникам в войсках писал командующий Западным, а затем Юго-Западным фронтом генерал А.И. Деникин: «В полках к ним относились сдержанно или даже злобно. А когда пришло время наступления, они пошли на колючую проволоку, угрюмые, одинокие, пошли под градом вражьих пуль и зачастую злых насмешек своих товарищей, потерявших стыд и совесть. Потом их стали посылать бессменно изо дня в день и на разведку, и в охранение, и на усмирения – за весь полк, так как все остальные вышли из повиновения».

Военные сводки полны описаний случаев, когда ударные батальоны добивались успеха в наступлении, несли большие потери, но не были поддержаны остальными воинскими частями. 

Бывало и хуже: ударникам стреляли в спину свои же. Так, Ревельский морской батальон смерти захватил в атаке четыре линии обороны противника и запросил поддержки со стороны пехоты. Но из наших окопов по морякам был открыт огонь. Под перекрестным огнем – противника и своих – ударники отошли назад. Потери были ужасными: из 300 добровольцев не ранеными осталось лишь 15 человек. Погиб и командир батальона штабс-капитан Егоров, а три офицера: подпоручик Симаков, мичманы Орлов и Зубков застрелились. 

Не вдохновили солдат и подвиги женщин добровольцев. Женский батальон смерти Марии Бочкаревой численностью в 170 человек в одном из боев потерял 30 человек убитыми и 70 ранеными, но также кроме насмешек не получил никакого признания и поддержки от мужской части полка.

Генерал Н. Головин, подводя итоги летнего наступления Юго-Западного фронта, привел данные о потерях: убитыми были 1122 офицера и 37 500 рядовых. Почти все погибшие были ударниками.

В итоге, добровольческие части действительно оказались «батальонами смерти». Результатом реализации этих «благих намерений» с добровольчеством из всех частей были вычленены наиболее боеспособные и верные присяге солдаты и офицеры и отправлены на явную погибель. Генералы докладывали: «элементы долга и порядка» были уничтожены в полках практически полностью». 

После такой «зачистки» личного состава от дисциплинированных и патриотически настроенных солдат управляемость и боеспособность частей резко снизились. Разложение и деморализация армии продолжались нарастающими темпами.

Таким образом, попытка заменить добровольчеством традиционный воинский порядок, основанный на строгом соблюдении законов и уставов, на дисциплине и мерах принуждения со стороны государства, провалилась и нанесла большой урон российской армии. Ситуация в стране всё более приближалась к катастрофической.

Продолжение читайте на сайте РАПСИ 18 августа.