Первая глава историко-правового проекта РАПСИ, посвященная правам крестьян и земельному вопросу в России, подходит к концу. После крестьянских восстаний времен гражданской войны и катастрофического голода, казалось, власти осознали жизненную необходимость гарантировать обеспечение всех необходимых прав крестьян. Но после недолгого благоденствия НЭПа наступил период жесткой борьбы с «кулаками». О последствиях репрессий советских властей против зажиточных  крестьян рассказывает в двадцать третьей части своего расследования кандидат исторических наук, депутат Госдумы первого созыва Александр Минжуренко.

Мощные крестьянские восстания 1920–1921 годах привели к отмене в марте 1921 года ненавистной для сельских жителей продразверстки. Введенный вместо нее продналог был тоже очень высоким, но все же в два раза меньшим. А главное — после его сдачи крестьяне получали право свободно реализовывать хлеб и другие произведенные сельхозпродукты на рынке.

Исчезли страшные заградотряды, расстреливавшие «мешочников», пытавшихся, минуя государственные запреты, доставлять хлеб в города. У крестьян снова появились стимулы к труду, к расширению производства зерна.

Однако благотворное влияние новых законов, открывших период «новой экономической политики», сказалось не сразу. Самое пагубное, что принесла продразверстка, это логичное сокращение посевной площади в России. Ведь у хозяйств изымались «излишки», а стало быть, у крестьян полностью пропадали мотивы производства этих «излишков». Им не было никакого резона засевать лишние пару десятин земли, затрачивая на это семенное зерно и труд.

Сокращение посевной площади происходило в посевные кампании и 1919, и 1920 годов. Сбор зерновых в 1920 году составил немногим более половины довоенного сбора в 1909–1913 годах. Это была хозяйственная катастрофа.

Да, весной 1921 года стимул у крестьян появился, но в предыдущие месяцы жесточайших хлебозаготовок у них отняли всё или почти всё зерно, и им нечем было  засевать свои поля. Ленин признавал: «Военный коммунизм» состоял в том, что мы фактически брали от крестьян все излишки и даже иногда не излишки, а часть необходимого для крестьянина продовольствия».

Ко всем прочим политико-правовым бедам российских крестьян, препятствовавшим развитию их хозяйств, в 1921 году случился неурожай. Помочь голодающим губерниям было практически нечем: никаких запасов зерна у государства не оказалось. Счет погибшим от голода крестьянам пошел на сотни тысяч человек и даже на миллионы.

В Поволжье началось массовое людоедство. Однако из политических соображений советское правительство отказывалось принимать гуманитарную помощь от «классово-враждебных» и ненавистных ему «буржуазных» государств.

И только в 1922–1923 годах политика НЭПа проявила себя в хорошем смысле и в сельском хозяйстве. Элементарное расширение прав крестьян, выразившееся только в предоставлении им права торговать хлебом, породило экономическое «чудо».

В стране бурно начинают расти посевные площади. Если в 1922 году они составляли 77,7 млн. га., то уже в 1925 году их размер составил 104,3 млн. га, т.е. почти сравнялся с довоенными показателями (в 1913 году посевной площади было 105 млн. га). Без всяких продотрядов крестьяне берут на себя функцию снабжения продовольствием населения страны: охотно везут хлеб в промышленные центры и спасают города от голода.

В 1925–1926 хозяйственном году размер налога снизился на 40%. И крестьяне отвечают на это заметным развитием и ростом производства сельхозпродуктов. Растет и технологический уровень крестьянских хозяйств. Причем так, что отечественная промышленность не поспевает за спросом села.

Это отставание покрывается импортом техники. Если с 1925 по 1926 год отечественные заводы выпустили всего 732 трактора, то из-за границы было ввезено 12 тысяч 368 таких машин. И это всё быстро раскупалось крестьянами.

Правовая политика советского государства в период НЭПа была значительно «деполитизирована» и направлена на создание благоприятных условий для подъема крестьянских хозяйств. Земледельцы начали широко пользоваться кредитами: на 1 октября 1926 года кредитов крестьянам было выдано на сумму в 401 миллион рублей.

Без всякого нажима сверху крестьяне стали создавать свои кооперативы. Опыт кооперации имелся у селян еще с досоветских времен. Именно исходя из того, что кооперация дает чисто хозяйственную выгоду крестьяне охотно шли на такие объединения своих ресурсов и усилий. Если в 1921 году насчитывалось 24 тысячи различных сельскохозяйственных кооперативов, то в 1925 году их было уже 55 тысяч.

«Деполитизация» права проявилась и в принятии в октябре 1922 года Земельного кодекса РСФСР. Это уже был более продуманный взвешенный проект, в отличие от предыдущих не столько нормативных, сколько агитационных актов советской власти в области аграрной политики, направленных главным образом на привлечение крестьян на свою сторону. Закон о социализации земли, созданный в развитие легендарного Декрета о земле был по-тихому отменен.

Однако и по этому Кодексу земля не передавалась в собственность крестьян, а оставалась в собственности государства. Все сделки с землей (покупка, продажа, завещание, дарение, залог) запрещались под страхом уголовного наказания. Из Единого государственного земельного фонда Наркомзем мог предоставлять землю крестьянам лишь во владение и пользование.

Это, разумеется, существенно ограничивало права крестьян в вопросах распоряжения землей по сравнению с теми временами после столыпинской реформы, когда существовал свободный земельный рынок и успешно хозяйствовавшие земледельцы могли сосредоточивать в своих руках значительные земельные ресурсы.

Тем не менее законодатель отошел от крайностей проявления уравнительных тенденций: вместо распределения земли по едокам вводился единообразный порядок наделения крестьян угодьями по трудовой норме. Следовательно, тем самым признавалась законной дифференциация размера наделов в зависимости от числа работников в семье.

От наиболее «социалистических» принципов «черного передела» государство отошло: вся земля должна была быть обрабатываема и, соответственно, доставаться в руки прежде всего работникам, а не едокам-потребителям. В этих же целях состоятельные и многоземельные крестьяне получали право использовать и наемный труд.

Таким образом, исходя из соображений целесообразности и нуждаясь в росте сельхозпроизводства, советская власть в известных пределах расширяла права крестьян.

Этим, разумеется, воспользовались прежде всего те семьи, в которых было много мужских рабочих рук. С экономической точки зрения расширение прав крестьян давало государству и обществу ощутимую пользу, но с политической — вызывало беспокойство у руководителей коммунистической партии. Зажиточные крестьянские хозяйства — «кулаки» — явно не вписывались в планы идеологов построения социализма и в деревне.

К наступлению на права крестьян коммунистов подталкивала и потребность в большем изъятии хлеба у деревни. Задуманная правящей партией форсированная индустриализация могла быть осуществлена только при огромных закупках промышленного оборудования и техники за рубежом.

Но валюту для этого могла дать только продажа большого объема зерна за границу. Однако зажиточные крестьяне не соглашались на неэквивалентный обмен продуктов сельского хозяйства на промышленные изделия, установленный правительством.

И тогда, занеся «кулаков» в список злейших врагов советской власти и считая их главным социальным препятствием на пути построения социализма, коммунисты на своем XV съезде в 1927 году приняли решение о «коллективизации» крестьянских хозяйств.

Претворение в жизнь этих планов привело к грубейшему нарушению даже тех прав крестьян, которыми их наделило ранее само советское государство. Снова, исходя из социально-экономических потребностей и политических планов компартии, как в годы «военного коммунизма», на эти права было развернуто мощное административно-полицейское и даже военное наступление.

В стране вновь возродилась ситуация гражданской войны. Она обострялась и тем, что на местах, пользуясь полным бесправием крестьян и их незащищенностью, многие региональные руководители творили самый настоящий произвол, насильственно сгоняя крестьян в колхозы и даже коммуны. Это вызвало резкое сопротивления крестьянства.

В январе 1930 года было зарегистрировано 346 массовых выступлений, в которых приняло участие 125 тысяч человек, а в феврале — 736 выступлений с числом участников в 220 тысяч человек. И Сталину пришлось 2 марта 1930 года выступить со статьей против излишнего усердия местных работников, против «перегибов».

Противоправных постановлений в тот период было принято очень много. Так, 30 января 1930 года Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение «о мероприятиях по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации». Всех зажиточных крестьян полагалось разделить на три категории, для каждой из которых предусматривались различные меры репрессий: смертная казнь, заключение в концлагеря, высылка в Сибирь и т.д.

В районах коллективизации, согласно инструкциям, у «кулаков» конфисковали «средства производства, скот, хозяйственные и жилые постройки, предприятия производственные и торговые, продовольственные, кормовые и семенные запасы, излишки домашнего имущества, а также и наличные деньги».

Сберегательные книжки изымались для передачи в органы наркомата финансов, выдача вкладов и выдача ссуд под залог прекращалась. Паи и вклады изымались, владельцы исключались из всех видов кооперации.

Такие меры являлись вопиющим нарушением всех прав человека и гражданина. Наказывались люди не за противоправные деяния, а только за принадлежность к той или иной социальной группе. Не предусматривалось ни решений судов, ни производства следственных действий.

Решения выносились согласно предписанным сверху произвольным цифрам и принимались они не по конкретным лицам, а по спискам. Сами эти факты говорят о том, что речь идет о беспрецедентно неправовых действиях советских властей по отношению к крестьянству. Само собой разумеющимся было то, что зажиточные крестьяне не нарушали никаких законов государства. «Вина» репрессированных состояла лишь в том, что они трудились больше и лучше других, только за счет этого создав крепкие хозяйства.

Продолжение читайте на сайте РАПСИ 27 февраля.