Одним из самых драматичных эпизодов борьбы крестьян за свои права в России стало противостояние зеленых красным и белым в гражданскую войну. Крестьянское движение 1918–1922 годов, имевшее от Черноземья до дальних уголков Сибири общую природу и мотивы, было жестоко подавлено. Насколько существенны оказались для расширения прав крестьян последствия восстаний зеленых рассказывает в двадцать второй части главы, посвященной земельному вопросу, кандидат исторических наук, депутат Госдумы первого созыва Александр Минжуренко.
В Гражданской войне в России столкнулись две силы: красные и белые. Выражаясь классовым языком, на котором объяснялись в те времена, можно сказать, что красные защищали интересы пролетариата, а белые — интересы «буржуазии и помещиков».
Но была и третья сила — зеленые. Они были за крестьян, и они сами были крестьянами. Зеленые–крестьяне выступили в защиту своих прав.
Этот фронт борьбы, к сожалению, остался за пределами внимания исследователей истории гражданской войны. А он представляет собой большой интерес именно в правовых аспектах.
Так, например, белые позиционировали себе блюстителями права и старались действовать в рамках законов. Красные же по ходу дела создавали свою, принципиально новую, законодательную базу, приспосабливая ее к своим идеологическим доктринам. А за что выступали зеленые?
Разумеется, крестьяне не смогли сформулировать свою позицию в виде какой-либо стройной концепции. Теоретически ближе всего к этому движению были идеи анархизма с их отрицанием и государства, и права, но в самом движении зеленых мы не видим значительного участия партийных анархистов, кроме разве «махновщины» на Украине.
В большинстве других районов страны это было, в основном, стихийное движение. Наиболее мощно и масштабно оно развернулось в Сибири — глубоком тылу белых войск. Здесь действовали не просто отдельные партизанские отряды — нет, здесь применялись другие термины: восставшие крестьяне объединялись в «армии» и образовывали целые «фронты» против белогвардейцев.
Но почему именно крестьяне Сибири так мощно поднялись на борьбу с режимом Колчака? Ведь если исходить из оценок событий Гражданской войны с классовых позиций, то этот регион попадает у нас в самую «небольшевистскую» территорию. Главный козырь большевиков в деле привлечения крестьян на свою сторону — Декрет о земле — здесь абсолютно не работал.
В Сибири помещичьей земли не было вовсе, а крестьяне совсем не испытывали ее нехватку. Более того, в подавляющем большинстве крестьянских общин значительные части угодий оставались неиспользованными. Поэтому сибирские крестьяне от Декрета о земле не получили ровным счетом ничего. Это отмечал и сам Ленин. Так что любить эту новую власть сибирскому крестьянину было не за что.
В ноябре 1917 года на выборах в Учредительное собрание за большевиков проголосовало менее 9% сибиряков (почти исключительно в городах). Эта «нелюбовь» проявилась и в том, что, когда в мае 1918 года вспыхнул чехословацкий мятеж, сибирские крестьяне отказали в поддержке новой власти. В ответ на мятеж Советы объявили мобилизацию, но она в Сибири повсеместно провалилась. Например, в Омском уезде на призывные пункты не явился ни один крестьянин за все время призыва.
Но откуда тогда взялось мощное красное партизанское движение? Ведь о коммунистических идеях, понятное дело, сибирский крестьянин и слыхом не слыхивал, а трудное слово «социализм» не знал и не мог выговаривать.
Но партизанщина-то была на самом деле, вот только «покраснела» она уже потом, в трудах победителей в гражданской войне — большевистских партийных деятелей, взявшихся писать историю. Они и «пришили» задним числом коммунистическую идеологию и красный цвет крестьянскому повстанческому движению.
На самом же деле, крестьяне — и не только в Сибири — восставали по простой причине: они не хотели отдавать своих сыновей в армию (любую) и не желали лишаться своего добра: лошадей, фуража, хлеба. Иначе говоря, они были против мобилизаций и реквизиций.
Сказанное подтверждается убедительнейшим историческим фактом: когда по Сибири прошел фронт, и красные начали проводить свои мобилизации и реквизиции на «освобожденных» территориях, то они получили абсолютно все то же, что и колчаковцы — мощнейшее вооруженное сопротивление крестьян.
Надо помнить и то, что принесенная коммунистами продразверстка была в разы больше по своим объемам, чем масштабы заготовок белогвардейцев. Это объяснялось тем, что Центральная Россия была настолько истощена этой же продразверсткой, что большевистское руководство сознательно приняло решение «перенести центр тяжести сбора продовольствия на Сибирь».
Вот теперь сибирские крестьяне на своей шкуре ощутили, что из себя представляет новая власть, которой они объективно помогли утвердиться. И они снова поднялись. Снова полыхнул весь Алтай, где во главе повстанцев встали бывшие красные командиры (Рогов, Новоселов), восстали енисейские крестьяне, а знаменитое Ишимское или Западно-Сибирское восстание полностью отрезало Сибирь от Центра.
Восстание началось 31 января 1921 года. В короткий срок повстанцам удалось занять обширные территории: от Обдорска (ныне Салехард) до Кокчетава. Крестьянские армии, разделенные на четыре фронта, заняли Петропавловск, Тобольск, Сургут, Ишим, восточные части Челябинской и Екатеринбургской губерний.
Всего в крестьянских повстанческих дивизиях воевало более 100 тысяч бойцов. А помогало им практически все население. И опять же о идеологии движения: оно не было белым, в нем не принимали участие ни офицеры, ни «буржуазия с помещиками». Командовали фронтами и армиями бывшие унтер-офицеры из середняков.
Для борьбы с восставшими сибирскими крестьянами в Красной Армии приостановили демобилизацию, отменили отпуска. На подавление восстания были брошены крупные соединения, бронепоезда, артиллерия.
Карательные отряды широко практиковали взятие заложников из числа односельчан и родственников повстанцев, которых нещадно расстреливали в случае отказа повстанцев сдаться властям. Жестокость карателей была чудовищной, восстание было буквально потоплено в крови. 8 апреля пал Тобольск, а 2 июня Обдорск, но еще до конца 1922 года действовали отдельные партизанские отряды.
А в феврале 1921 года достигло максимального размаха восстание зеленых в Тамбовской губернии — знаменитая «Антоновщина». Численность повстанцев достигла 50 тысяч человек, объединенных в две армии в составе 14 пехотных и 5 кавалерийских полков.
Против этого восстания были двинуты регулярные войска. Но обычные крестьянские по составу части рискованно было использовать против зеленых: красноармейцы им сочувствовали, осознавая, что это не белые, не «буржуи», а свои братья — крестьяне.
Потому против крестьян старались направлять технические войска, в которых процент крестьян был меньшим. В частности, здесь действовали девять артиллерийских бригад, 5 автобронеотрядов, 4 бронепоезда, 6 бронелетучек, 2 авиаотряда, курсанты Московских и Орловских пехотных и Борисоглебских кавалерийских курсов. Было использованы и отравляющие газы.
Не последнюю роль в разгроме крестьянского восстания на Тамбовщине сыграли жестокие репрессивные меры против восставших, их семей и односельчан. Красными войсками здесь также широко практиковалось взятие заложников и расстрел их в случае продолжения сопротивления отрядов мятежников.
Однако, жестоко подавленные крестьянские восстания сыграли свою роль. В марте 1921 года ненавистная и разорительная продразверстка была отменена. Крестьяне добились восстановления прав торговать продуктами своего труда. Была возвращена свобода торговли хлебом.
Таким образом, представляется, что крестьянское движение в 1918–1922 годах имело общую природу и мотивы. Идеологически и политически оно не было ни красным, ни белым. Объясняется оно следующими моментами. С падением монархии в 1917 году и ослаблением центральной власти крестьяне прекратили платить налоги, исполнять повинности, стали повсеместно рубить казенные леса и пр. Воцарилась такая «вольница», которая и не снилась ранее. Деревня «выпряглась» полностью, самовольно свалив с себя груз обязанностей перед государством.
За 1917 и 1918 годы к такому положению уже привыкли и даже не вспоминали про накопившиеся недоимки перед казной. Поэтому, когда пришли «колчаки» и попытались вернуть сибирских крестьян в русло государственности, это вызвало всеобщее возмущение и сопротивление. Точно так же встретили и красную власть.
И уж очень неубедителен тезис о «классовой природе» крестьянского движения в тылу белых. Распространялось утверждение о том, что «богатые крестьяне были за белых, а бедные — за красных». С какой это стати!? С зажиточных-то и брали больше. У двухлошадного крестьянина брали одну лошадь, а у шестилошадного — четыре. И хлеба выгребали у крепкого хозяина значительно больше и в абсолютном, и в относительном показателях. А если деревня отказывалась платить, то на нее налетали казаки. Эти каратели направлялись, естественно, в первую очередь в самые богатые дворы, пограбить.
Поэтому не случайно все стихийные вспышки сопротивления всегда возглавлялись самыми авторитетными и самыми состоятельными крестьянами. Они теряли больше других, и им тяжелее остальных было расставаться со своим добром. Именно крепкие хозяева — «кулаки» — стояли во главе большинства «красных» партизанских отрядов. Те же авторитетные вожаки потом поднимали крестьян и против красных грабителей и карателей.
Так что историческая истина никак не втискивается в придуманную большевистскую концепцию гражданской войны в Сибири. Крестьянство Сибири большевикам не удалось раздробить по классовому признаку: сибирская деревня выступала солидарно и при белых и при красных.
Здесь не было и не могло быть комбедов (комитетов бедноты). В партизаны и повстанцы дружно уходили целыми селами и поселками. Это было стихийное анархическое выступление крестьянства против государства, против власти. Это была война между «городом и деревней». Это была «сибирская махновщина», стихийное выступление против власти вообще как таковой, против ее налогов и мобилизаций.
Поэтому и белые, и красные власти поступали абсолютно одинаково по отношению к неплательщикам, дезертирам и повстанцам. Победили те, кто делал это более жестоко.
Продолжение читайте на сайте РАПСИ 20 февраля.
