Продолжаем совместный проект с историографическим сообществом «Политика на сломе эпох» под общим названием «Парламентаризм новой России». В рамках этого проекта наши читатели смогут прочитать интервью с депутатами Госдумы России первого созыва, узнают, как строилась работа в парламенте и какие они, народные избранники, лично.

Наш очередной гость — депутат Госдумы РФ двух созывов Тамара Гудима.

- Тамара Михайловна, что подтолкнуло Вас пойти на выборы в первую Госдуму?

- Последняя моя работа до Думы — секретарь Архангельского обкома партии. Потом, как вы знаете, партию запретили, разогнали. В провинции это вообще было очень любопытно. Я была в отпуске 19 августа 1991 года, не в Архангельске, то есть. Узнала о ГКЧП и сразу на самолет, лететь домой. Прилетела, обком был опечатан, все закрыто. У нас в Архангельске было четыре секретаря обкома. Первый секретарь — потрясающе честный человек с великолепной биографией, на него завели уголовное дело. Просто так. У него случился сердечный приступ. Второй секретарь у нас был, который сказал: «Коммунистом останусь всегда, но работать пойду на завод». И ушел на завод. А дальше я. И еще был один секретарь, который был избран за месяц до этих событий. Поэтому все, что осталось в парторганизации, это аппарат, который никуда не был устроен. И я осталась одна, один на один с партийной организацией. Надо было трудоустраивать людей. Примерно полмесяца все было опечатано, нас не пускали. Кстати, я с великой благодарностью вспоминаю вот, что: в Архангельске три ВУЗа, все три ВУЗа пригласили меня на работу в тот же день. То есть, вопроса, куда трудоустроиться, у меня не было.

Потом, когда суд над КПСС закончился, когда партии дали право на легальное существование, и партия могла пойти на выборы, вот тогда коммунисты Архангельска меня выдвинули в Думу. Я была довольно далеко по списку. У меня был тридцать восьмой, по-моему, номер, однако, передо мной шесть или семь человек отказались быть депутатами. Кстати, передо мной по списку шла одна учитель, которой муж сказал, мол, у тебя дети и я, если ты нас хочешь потерять, можешь ехать депутатом. У всех, конечно, разные были причины, почему вышли из списка, но люди, честно говоря, боялись. 

Вот так я стала депутатом Государственной Думы. Поскольку все мои научные интересы связаны с вопросами культуры, поэтому для меня загадок не было, я сразу пошла в комитет по культуре. 

- Вы оба раза по спискам шли?

- Да, оба раза.

- Скажите, пожалуйста, как Вы думаете, выборы в первый и второй созывы отличались друг от друга? С технологической точки зрения?

- Я ни в каких выборах вообще не участвовала. Тот список составили, никакой не было предвыборной кампании. Агитировали просто за партию, как таковую. Партия еще только на ноги становилась. Ее только-только разрешили, только Конституционный суд кончился, а он же весь транслировался, мы это все видели. Видели, как поносили, как поливали грязью компартию. Поэтому там не было никакой предвыборной кампании. Потом видите, сам факт, сейчас рвутся, а тогда ведь этого не было.

А во вторые выборы, да, была избирательная кампания. Я объездила огромные территории. У меня, как у депутата Севера, в зоне моей ответственности были: Архангельская область, Мурманская область и Ненецкий автономный округ. Поэтому каждый месяц я должна была попасть во все эти регионы, не считая того, что еще ездила по другим местам. Поэтому вторая Дума – это была избирательная кампания, очень активная. Правда, она мне казалась более чистой, более честной. Единственное, что я помню из нее, что мы работали по 18-20 часов. Потому что каждый день были встречи в коллективах. И, сравните, в первой Думе, нас во фракции было 45 человек, а во второй – 192. Представляете, как поработали, в пять раз. Едва не дошли до половины. Никогда не было 226 человек, к сожалению, но 192 у нас фракция была.

- У экспертов существует мнение, что Борис Ельцин дистанцировался от выборов в 1993 году, поскольку преимущественно занимался принятием Конституции, за которую голосовали…

- Ничем он не занимался. Утверждением собственной власти занимался. Наверное, подбором какого-то аппарата. Не было же такого даже по цифрам.

Тогда где-то больше половины законопроектов вносили сами депутаты. Сейчас же все вносит правительство, и Дума просто штампует, утверждает. Я еще не помню, чтобы был внесен правительством закон, а Дума бы его не приняла. Сейчас не бывает такого. А там это было сплошь и рядом. Вообще, мне кажется, тогда черновой законодательной работой депутаты занимались больше. По крайней мере, два созыва я была, и все законы, которые в это время принимали, я не просто голосовала за них, я участвовала в их написании, я занималась формулировками, я ходила с этими законами в разные аудитории на обсуждение. То есть, мы черновой работой занимались больше.

- Самым удивительным тогда стало, что на первых выборах в Думу по спискам выиграла ЛДПР. Как Вы думаете, за счет чего это произошло, ведь это не прогнозировалось и не предрекалось?

- Ничего не было удивительного. ЛДПР – партия, созданная сверху, и она поддерживалась сверху негласно. Там первое место занимал все-таки «Выбор России».

- По количеству депутатов, а по спискам выиграла ЛДПР.

- В «Выборе России» было 78 голосов, а у ЛДПР — 63.

- «Выбор России победил количеством одномандатников, став самой крупной фракцией в Госдуме первого созыва, а ЛДПР — по спискам.

- Да. Но в народе, который, по-моему, еще не опомнился, что произошло, 1991 год, 1993, но неосознанный протест был очень сильным.

- То есть, это было все-таки протестное голосование?

- Безусловно. Они громче нас кричали и против Ельцина, и о незаконности этой Конституции. Крику было много. Притом, обстановка такая была, на КПСС, в чем-то заслуженно, в чем-то не очень, было вылито столько грязи. Они во всем обвиненные. Они под судом. Поэтому то, что люди вообще голосовали тогда в первый раз за коммунистов, это само по себе удивительно. Никакой кампании не было. Это кто так изначально был предан коммунистам, вот они за них проголосовали. В ЛДПР – новая партия, это новое слово, поэтому это, конечно, протестное голосование.

- Уже в начале работы Думы произошло еще одно удивительное событие: спикером парламента стал рядовой член не самой, мягко говоря, многочисленной фракции — Иван Рыбкин от аграриев. Почему именно он, как Вы думаете?

- Это как раз было неудивительным. Было пять кандидатов. Поскольку ЛДПР занимала протестную позицию, коммунисты — тоже протестную, там еще были несколько нейтральных, и, когда стали голосовать, ни от одной стороны никто не проходит. Ведь голосовали не один раз. И списки обновлялись. И тогда стали искать компромиссную фигуру. Компромиссной фигурой, которая эту сложную Думу как-то могла примирить, оказался Рыбкин. Я сейчас цифру не вспомню, но за него ведь не очень много голосовали. Сначала было рейтинговое голосование. Посмотрели, у кого было больше всех. У него было больше всех, но где-то на 20-30 он опередил следующего за ним. А потом стали голосовать, и за него было двести с чем-то, а за тех, других, существенно меньше. Когда осталось два кандидата, естественно, он и выиграл.

- Он справился со своими обязанностями?

- В том, первом составе, он был, пожалуй, единственный приемлемый человек, потому что все, что мы принимали, любые законы, принимались в борьбе. Вот такого дружного голосования, как сейчас, не могло быть, в принципе. Все в борьбе. Мы так подолгу обсуждали каждый закон.

- И там каждый голос имел значение.

- Конечно. И должен был быть кто-то такой, который во всех этих спорных вопросах умел бы как-то смягчать противоречия. А он таким характером обладал. Ваня Рыбкин — он такой уговаривающий, спокойный. Я не помню, чтобы он когда-нибудь вышел из себя. Когда коммунисты были запрещены, им нельзя было официально создавать партийные организации коммунистов, тогда возникла социалистическая партия трудящихся. Она была левой партией, но не коммунистической, как бы новая. И не случайно возглавляли эту партию Волтозарова и Рыбкин. То есть, вот такие они по сути своей компромиссные были.

- То есть, умеренные левые?

- Да, Дума ведь была очень острая в это время. И первая, и вторая. Тогда же, я считаю, во второй Думе просто случайно не прошел импичмент Ельцину. Просто случайно, потому что в последний момент «Яблоко» струхнуло. Было уже четыре обвинения Ельцину, обвинение за войну в Чечне проходило по всем предварительным просчетам. Не хватило десять с чем-то голосов, чтобы объявить импичмент. А достаточно ведь было проголосовать даже за одно положение.

- Во второй Думе еще голосовали за вотум недоверия правительству.

- Да, по-моему, два раза мы голосовали. Но там все шло на острие. Эта Дума сделал очень многое. Во-первых, она пришла и сформировала порядок самой работы Думы. Один из первых законов это «О статусе депутатов». Это же очень был спорный закон. Он определял, что Дума может, что не может. Он принимался не одну неделю. За каждое положение шла борьба. Все законы, которые формировали власть, структуру власти, их все разрабатывала и принимала первая Дума. Большая часть работы над Гражданским кодексом, о выборах. А Гражданский кодекс – самый главный закон. И все они были большие. Вообще, во всех Думах было интересно то, что не было равнодушия к принятию законов. Сейчас же спроси у большинства депутатов, я общаюсь с ними, они даже не знают, какие законы принимают.

- Они их не читают?

- Да, они не читают.

- Им прислали, они проголосовали?

- Сверху правительство прислало, всё, раз правительство… Я говорю, Господи, вы бы для интереса один бы закон правительственный не приняли. Они отвечают, что, мол, они на предварительных этапах возражают и что-то там делают. Ничего они не делают, на самом деле. Не понимают это. Отсюда к законодательному органу очень низкий уровень уважения.

- То есть, современные созывы нивелировали то, что было наработано первым, вторым и даже третьим созывом?

- Да. Это было, как анекдот: Дума — не место для дискуссий. Если есть в государственных органах хоть какой-то орган для дискуссии, так это только и исключительно Дума!

- Некоторые депутаты первого созыва говорят о том, что на народных избранников оказывалось давление со стороны исполнительной власти. Другие же говорят, что был подкуп со стороны бизнес-структур. Вы испытывали хоть что-то из этого на себе?

- Я не только на себе, я про всех членов фракции знаю, у нас ничего подобного не было. Даже близко не было. А как можно было на нас давить? Жили мы в гостиницах, зарплаты у нас были отнюдь не такие большие, как сейчас. Чем еще на нас давить? Мы же были в экономическом практически независимы. Не было еще никаких оснований. Год с лишним мы жили в гостинице.

- Сначала в «России», потом в «Москве», а потом только в служебные квартиры переехали.

- Да, вы знаете, что это обычный дом, 94 серия. Не то, что квартиры, как сейчас, чтобы было, что терять. На заседания мы ездили, кстати, на автобусе. Это же было совсем другое, давления не было никакого. Что касается давления силовых органов, может быть, потому что само правительством только формировалось, но одно то, что дважды вопрос о недоверии правительству ставился — какое тут давление? Я помню, как краснел, бледнел и потел Виктор Степанович Черномырдин на трибуне, потому что такие вопросы задавались из зала, какое там давление!?

- Да, с него там регулярно по семь шкур снимали.

- Это все-таки был парламент! Он знаете, чем еще отличался? В этом парламенте было много очень ярких личностей. Сейчас я народ спрашиваю, кого знаете из Госдумы, каких депутатов? Два-три человека, и то, по прежним заслугам: известных спортсменов, например, или артистов. А в первом созыве были личности. Было очень много юристов экстра-класса , их знала вся страна. Они были коллективами своими выдвинуты. И вообще, что касается таких людей, которые были личностями, я столько всего узнала в первой Думе просто из-за этих людей.

- То есть, в парламенте была потрясающая школа, обмен опытом?

- Конечно. Люди там были с достоинством. Для них депутатство было работой, никто почти не делал это карьерой, они уже и так состоялись. Поэтому все обсуждения шли на очень высоком уровне, на фракциях, на всяких конференциях, на круглых столах. Поэтому для меня эта Дума — это колоссальная школа и собрание вот таких ярких очень личностей.

- На первом заседании первой Думы выступал Черномырдин, и он призвал депутатов исключить из лексикона народных избранников слова «нетерпение» и «нетерпимость». Депутаты толерантно относились друг к другу, терпимо? Они прислушивались к призыву премьера?

- Я, когда сейчас слышу, как оскорбляет всех Жириновский, и все это глотают, я думаю, что эта ситуация хуже. У нас были резкие столкновения, но никогда не доходило до личностных оскорблений. Поэтому я общалась и с Гайдаром, и со всеми, кто был в Думе. С Гайдаром у меня вообще был общий вопрос, который надо было решать. На личностные отношения не распространялась наша политическая позиция. Я не помню, чтобы кто-то кого-то оскорблял. Я помню, что как-то Жириновский завелся, что все «Яблоко» - это Моссад, еще что-то такое. Так его живенько в порядок привели: просто встали и сказали, что подают в суд. А сейчас ведь он кому угодно, что угодно, как угодно оскорбляет. Хотя сами заседания были очень острыми. Но просто позиции разные. Это была такая Дума - с позициями. Борьба точек зрения, мнений, то есть, борьба содержательная. Мы готовились к заседаниям Думы, старались взять материалы заранее. Это считалось в порядке вещей.

- Вы трудились в комитете по культуре, науке и образованию оба созыва. Вас что больше интересовало: образование, наука или культура?

- Культура. Хотя я всю жизнь в образовании работаю, я вузовский преподаватель, но все мои научные темы связаны с культурой. Одна моя разработка — гносеологическая функция искусства, вторая – диалектика духовного мира личности. Так что, меня больше интересовало вот это.

- Как Вы считаете, Вам удалось реализовать себя, свой потенциал, свои идеи, работая в этом комитете?

- Я даже не знаю, как сказать. Когда я себе задаю вопрос, что удалось сделать… Я достаточно много, по-моему, сделала для просвещения молодого поколения в этих вопросах. Я, по-моему, одна из редких людей, которые читают студентам курс законодательства о культуре. Я абсолютно убеждена, что, если бы наши работники культуры лучше знали законодательство, даже то, которое есть, меньше было бы проблем. Они бы просто научились бы себя защищать.

- Это, как мне кажется, проблема общества в целом, которое не знает даже Конституции.

- Вот сегодня мне позвонили, пришлют мне сегодня, Минфин запускает новый закон, называется «О социальном заказе», и вводит такой термин «социальное предпринимательство». По последствиям это страшная вещь. Неграмотному человеку это подадут как? Ну, мы же давно считаем, что в культуре должны активно участвовать некоммерческие организации, гражданское общество. Это повышение роли гражданского общества. На самом деле, речь идет о том, что часть финансов, которые на культуру даются сегодня, государственным театрам, музеям и так далее, они будут даваться НКО. И там даже называется десять и более процентов. На самом деле, это снятие государством с себя ответственности за существование сферы культуры. Мы оглянуться не успеем, как у нас уменьшится число библиотек, он и так уменьшается из года в год, число театров. Я хорошо отношусь к инициативе гражданского общества, но ведь никто не интересуется содержанием их работ. И на что эти деньги пойдут?

- А есть законы, которые Вы могли бы поставить себе в заслугу?

- Я много сделала для принятия закона об объектах культурного наследия, памятников истории и культуры, принятия закона о ценностях, перемещенных в итоге Второй мировой войны и находящихся на территории Российской Федерации, внесения поправок в закон о музейном фонде и музеях. И целый ряд других. Я активно работала над законами. Я же была членом Межпарламентской ассамблеи СНГ, и там я сама представляла с большой трибуны. По-моему, восемь законов по культуре. Я считаю, что мне удалось принять программу «Культура русского севера». Она стала частью государственной программы, и почти двадцать лет северные области получали дополнительные деньги на объекты культуры благодаря этой программе. Еще есть целый ряд дел, которые я делала.

- А Вы можете выделить какой-нибудь самый существенный, с Вашей точки зрения, закон, который был принят первой Думой?

- В области культуры мы занимались совершенствованием законов, которые остались от Верховного совета. Поэтому в это время был принят закон о библиотечном деле. В это время были внесены поправки существенные в основы законодательства Российской Федерации о культуре. Это то, что касается вопросов культуры. И другие я просто не все вспомню. Но активно мы над этим работали. Это было, как наследие от Верховного совета. И очень много занимались, очень много. В том варианте нам все-таки удалось защитить существующую тогда систему образования, ее не сразу стали рушить. Ее разрушили в последние десятилетия. Могу сказать, что сейчас в системе образования такая беда.

- Первая Дума была местом для дискуссий?

- Конечно. Дискуссий там было очень много.

- И это правильно, как Вы думаете?

- Я считаю, это правильно. Там совпадали две вещи. Я сказала, там был большой процент профессионалов, притом, профессионалов высокого класса. Много юристов, настоящих юристов. Я сегодня в памяти перебрала, но десятки два – это просто первого уровня юристы. Разговор-то о законах шел не на уровне общей болтовни, а на уровне серьезных вещей.

- Как долго Дума сохраняла дискуссионность?

- Во второй Думе она была еще. Во второй Думе стали проявляться какие-то начала, по-моему, бюрократических вещей, но дискуссия была. Ее не могло не быть, потому что Дума примерно из двух частей состояла. Явно левые – это почти двести человек, и остальные… Центристы были, кроме этого. Я понимаю, правительство после второй Думы очень встревожилось. Тогда начался явный нажим. Притом, нажим осуществился так: сначала согласились, что три четверти законов вносится правительством. Это осуществили, а потом получилось, что правительство не только вносит, а правительство отдает, что проштамповать. Поэтому, я считаю, что пока Дума не станет самостоятельным законодательным субъектом, она не поднимет свой авторитет. Они же нынче апеллируют тем, что это все делается на предварительных этапах - пока закон готовится, депутаты участвуют. Мы тоже участвовали, мы тоже ведь не работали, замкнувшись от правительства, но, тем не менее, процесс принятия всегда был процессом сопоставления мнений, позиций и так далее.

- Последний вопрос, который я задаю всем. Продолжите фразу: «Первая Госдума России – это...»?

- Это, скажем так, начало настоящего, подлинного, безусловно, сложного парламентаризма. Она начала становление на хорошем уровне, она не была балаганом. Я бы хотела, чтобы Вы подчеркнули, что Госдума первого созыва - это высокий профессиональный уровень многих депутатов.

Справка: ГУДИМА ТАМАРА МИХАЙЛОВНА.

Родилась 5 июня 1936 года в Архангельске. 

В 1959 году окончила историко-филологический факультет Архангельского педагогического института. 

В 1972 году окончила Академию общественных наук при ЦК КПСС. Кандидат философских наук, доцент 

С 1967 по 1969 годы — секретарь Ломоносовского райкома КПСС Архангельска.

С 1972 по 1977 годы — лектор, заведующая лекторской группой Архангельского обкома КПСС.

С 1977 по 1989 и с 1991 по 1994 годы — старший преподаватель, доцент кафедры философии Архангельского лесотехнического института. 

С 1989 по 1991 годы — секретарь Архангельского обкома КПСС. Избиралась депутатом Архангельского городского Совета народных депутатов. 

С 1993 по 1995 годы — депутат Государственной Думы РФ первого созыва, Член Фракции КПРФ, чден Комитета по образованию, культуре и науке. 

С 1996 по 199 годы — депутат Государственной Думы РФ второго созыва. Член фракции КПРФ, член Комитета по культуре, член комиссии Межпарламентской Ассамблеи государств-участников СНГ по вопросам культуры, науки, образования и информации, член Комиссии по вопросам религиозных объединений при Правительстве РФ. 

С 2000 года — советник министра культуры РФ. 

Беседовал журналист, исполнительный директор историографического сообщества «Политика на сломе эпох» Артем Амелин.