Спроси любого циничного обывателя, настоящие адвокаты нынче редкость, поэтому не нужны. Какая разница, будет ли срывать процесс в суде, громко повествовать о деталях уголовного дела и личностях доверителей в социальных сетях или передавать вознаграждение следователю юрист с лицензией или же без оной? Главных героев обывательской ненависти, понятное дело, такая постановка вопроса до крайности возмущает. К тому же ценность настоящей адвокатской риторики в суде к сегодняшнему дню не девальвировалась. То же самое можно сказать и о двух других особенностях настоящего адвоката – отношению к тайне доверителя и профессиональной этике.

"Если ваша речь – всего лишь цитирование положений кодекса или других законов, нечего удивляться невнимательности судей. Они знают кодексы не хуже нас. Важно, чтобы адвокат нашел ту изюминку, ту скрытую сущность, которая выделит данное дело из ряда других аналогичных дел. Тогда и судья будет вас слушать", - совет от одного из старейших мэтров адвокатского цеха Семена Арии.

В свободной продаже книг Арии нет, да и никогда не было. Поэтому, наверное, нынешний пятитысячный тираж его главного сборника воспоминаний и судебных речей сейчас по значимости для юристов сопоставим с миллионным в советское время. "На всех желающих не хватает, придется допечатывать", - тихо смеется Семен Львович, потихоньку редактируя у себя в квартире рядом со Сретенкой четвертое по счету издание "Жизни адвоката".

В конце декабря прошлого года ему исполнилось девяносто. Может, еще и поэтому патриарх отечественной адвокатуры не любит пристального внимания к собственной персоне. Для РАПСИ Семен Ария сделал исключение, согласившись поговорить о недавней кончине, наверное, самого знаменитого своего клиента, гуттапперчевости современного понятия "адвокатская этика" и своем взгляде на имперские настроения части российского общества.

"Где большой бизнес, совесть спит"

- Процесс "Аэрофлота", кульминация которого случилась в 2007-2008 годах, был вашим последним на сегодняшний день резонансным адвокатским делом?

- Наверное, так и есть. Хотя в 2009 году я представлял в Преображенском суде Москвы Светлану Бахмину по делу об условно-досрочном освобождении. Однако вскоре после этого я действительно прекратил активную практику. Просто почувствовал, что не могу дальше на должном уровне осуществлять адвокатские функции. Слух ослаблен настолько, что в судебном заседании перестал слышать некоторые реплики судьи. О свидетелях вообще не говорю, ведь они дают показания стоя ко мне спиной. Есть проблемы со зрением, ходьбой. Подумал-подумал, и перестал заниматься деятельностью в судах.

- Тогда вспомните, с какого момента стали контактировать именно с Борисом Березовским?

- Его адвокатом я был с 1999 года, и почти весь период лондонской эмиграции. Относился он ко мне в высшей степени уважительно. Я был нужен по целому ряду причин. Во-первых, постоянно консультировал его английских адвокатов по российскому законодательству. Ведь его бесчисленные дела за границей вели именно английские адвокаты. Во-вторых, мог быть полезен тем, что имел возможность его притормозить.

- То есть уберечь от авантюр и необдуманных поступков?

- Именно.

- Можете пример привести, не разглашая адвокатской тайны?

- А теперь-то какие тайны? Разве что те, что могут дискредитировать его как личность. Вот тут уста мои замкнуты навсегда. Разумеется, я многое знал о его личной жизни, поэтому не вправе открывать рот на эту тему и сейчас.

А пример могу привести такой. В один из визитов в Лондон мы общались с Дубовым (Юлий Дубов, один из ближайших сподвижников Бориса Березовского, в настоящий момент проживает в Великобритании – РАПСИ). И от него слышу, что решено начать подготовку иска против российских правоохранительных органов по поводу какого-то уголовного дела, возбужденного против Березовского в России. Он хотел обратиться сразу в Европейский суд по правам человека. Мне пришлось настоять на том, что эта акция представляет собой очень сомнительную ценность.

- Почему же? ЕСПЧ в то время российское государство не сильно жаловал.

-  Все очень просто. Ведь если б он выиграл такое дело, то в теории мог бы использовать решение ЕСПЧ против российских властей в целом, по остальным спорным вопросам. Но ведь не секрет, что и Россия может, что называется, проигнорировать решение ЕСПЧ, так как они до поры до времени носили и вовсе рекомендательный характер. Но вот если он продул бы в Страсбурге, можете не сомневаться, что такое решение ЕСПЧ стало могучим аргументом против него самого.

Вот Дубов мне и говорит: "Сами ему все это скажите!". Я согласился. Он позвал Бориса Абрамовича из кабинета, который был в том же лондонском офисе, и я повторил свои аргументы. Березовский пару минут подумал, а потом дал команду прекратить все работы по данному иску. Не полез в Европейский суд.

- Но ведь были же моменты, когда он действовал вопреки любым советам и предостережениям.

- Очевидно. Лично я не могу взять на себя роль человека, который был для него непререкаемым авторитетом.

- Вернемся к "Аэрофлоту". Вам же тогда чуть ли не моментально пришлось выйти из дела. Таково было указание клиента?

- На самом деле я и мой напарник, адвокат Андрей Михайлович Боровков, прекратили свою деятельность по данному делу не в 2007 году, как писали многие СМИ, а только два года назад. Причем Березовский не давал нам указания именно выйти из дела. Он запретил принимать участие в судебных процессах, которые должны были начаться, действительно, почти шесть лет назад. Это была его своеобразная форма протеста. Мы были вынуждены подчиниться. Однако вся информация осталась, и мы имели дело с адвокатами, которые были привлечены уже судом.

- Одной из причин депрессии Березовского перед смертью многие называют проигрыш в лондонском суде Роману Абрамовичу в прошлом году. Данный процесс тоже был авантюрой?

- Это была не просто авантюра, а совершенно необъяснимое импульсивное действие. Как можно было позволить себе лезть в процесс, не имея на руках ровным счетом никаких доказательств, и оперируя исконно российскими понятиями "крыша", или что-то в этом роде? Единственное, что у него было, так это уверенность, что у Абрамовича в суде проснется совесть. Но там, где есть большой бизнес, совесть спит. И очень печально, что меня в тот момент не было рядом. Все ж лежало на поверхности в этой дикой затее!

- Другие выводы тут уместны?

- Кроме оплошностей тактического и правового характера можно говорить и о судьбе. Его отношения с Бадри Патаркацишвили для меня секретом не были. У него же с Березовским был общий бизнес. И когда Борис Абрамович занялся политическими играми, времени на бизнес не осталось. Тогда Бадри объявил ультиматум: я рисковать своими средствами из-за твоих политических амбиций не намерен, поэтому бизнес беру в свои руки, а ты будешь получать столько, сколько тебе нужно. Оговорюсь, что я излагаю не факты, а свое представление о них.

Так и поступили. В результате, когда Бадри скоропостижно скончался, Березовский оказался в том же самом положении, что и перед процессом с Абрамовичем. То есть с одной лишь надеждой, что вдова Патаркацишвили вспомнит о совести. Она же все знала об их общем бизнесе. Как известно, эффект был тем же самым. Нулевым. Повторюсь, я излагаю и здесь не более чем свое видение ситуации.

- Что станет с наследством Березовского? У него много детей, бывшие жены, имущество, говорят, и здесь, и - в Англии. Все запутано до предела. К вам не обращались с просьбами помочь разобраться, по старой памяти?

-Начнем с того, что сейчас непонятно, кто, собственно, может обращаться. Первая жена была материально удовлетворена еще при его жизни здесь, в 90-х. Галина Бешарова, вторая супруга, получила то, что она хотела, проживая в Англии. И ко мне она обращаться не может хотя бы потому, что никаких судебных процессов нет. Елена Горбунова теперь его враг, насколько мне известно. И лично мне кажется, что стрессы частной жизни отчасти стали причиной его самоубийства.

- Вы склоняетесь к этой версии гибели Березовского?

- Да, что бы там ни говорили сейчас, это, скорее всего, самоубийство. Но повторюсь, это мое личное мнение, не более того. Дождемся окончательных выводов британского следствия.

- Когда последний раз общались с ним?

- Мы время от времени созванивались. Но последний раз был достаточно давно – года два назад. К тому же телефонные разговоры не дают достаточного представления о выражении лица. И голос нередко не выдает. Вот из интервью тех, кто был рядом с ним в последнее время, и получаются вполне доказательные версии того, что это могло быть именно самоубийство. Я же запомнил его собранным, предельно активным, без малейших признаков депрессии или упадка сил.

"Корифеи советской адвокатуры саморекламой не занимались"

- Более полувека тому назад вы защищали нескольких диссидентов. А совсем недавно, на одной из встреч со студентами-юристами, произнесли следующую фразу:  "В те времена судебная система работала лучше, чем сейчас, как это ни поразительно". В чем отличие тех процессов от нынешних, например, по так называемому болотному делу?

- Системы правосудия СССР и России, в принципе, схожи. Но можно особо не трудясь отыскать отличия. Во времена СССР правосудие являлось одним из инструментов осуществления диктатуры пролетариата. Сразу после войны, когда я был еще студентом, нас учили ленинскому тезису, что диктатура пролетариата есть не связанная законом и опирающаяся на насилие власть трудящегося большинства. И этого тогда не скрывали, в первую очередь, власти. Поэтому процессы над диссидентами были проявлением насилия, причем совершенно открытого.

- "Диктатура пролетариата", также как и "всенародное государство", еще один расхожий термин тех лет, к счастью, не актуальны уже давно.

- Сейчас действительно нет никакого нерушимого блока коммунистов и беспартийных. И президент наш очень небезразличен к тому, каким останется в истории. Так что насилия не нужно. Сейчас имеется то, что условно можно назвать давлением воздуха. Судьи прекрасно знают сами, что и кому надо. Вот мы когда сидели в деле "Аэрофлота", власти очень внимательно следили за ходом процесса. А когда по его ходу дело начало разваливаться, это вызвало нервозность. Был там момент, когда судья признала несостоятельность целого комплекса доказательств обвинения. Дело катилось к развалу. Но на следующий день все переменилось с точностью до наоборот. Словно волшебной палочкой кто-то махнул… Эта же история с "болотным делом", как мне кажется, наше правосудие не красит.

- Сменим тему. Ряд известных практикующих сегодня адвокатов, чьи имена у всех на устах, уже не первый год используют в своей работе приемы, характерные больше для публичных политиков. Любят мелькать в прессе по любому поводу, и даже вступают в открытые конфликты со СМИ, если не нравится тональность отдельных публикаций. Это веление времени или пренебрежение профессиональной этикой?

- Если все так, как вы говорите, то порой в таких действиях и выступлениях действительно можно уловить нарушение этических норм. Адвокат сколько угодно может расхваливать свое юридическое бюро и даже рассказывать о каких-то своих делах, не упоминая при  этом фамилий. Упоминать фамилии, считаю, недопустимо. Но при этом рассказывать о себе он не имеет права. А они, выходит, выставляют себя напоказ. Получается, это лишь способы набить себе цену. И меня радует, что такое поведение у многих вызывает отвращение. Но в каждой подобной ситуации надо четко понимать, что заслуживает наказания, а что – лишь порицания.

- Где точка невозврата?

- Одним из факторов, который работал на меня в течение всей адвокатской карьеры, было жесткое самоограничение в вопросе, чего может о себе говорить адвокат, а чего не может. Это было мое личное правило. Да, слухи допустимы. Можете за глаза хвалить, можете ругать. Но рассудит нас клиент, который пойдет либо к тебе, либо от тебя. Это - обязательное условие для любого адвоката. Приличного адвоката. Корифеи российской адвокатуры были пожизненно связаны этическими правилами. Никто из них саморекламой не занимался. Потому что это позор.

- У российского обывателя бытует мнение, что сегодня адвокаты очень часто не нужны вовсе, так как вся их задача – обеспечить передачу взятки судье или следователю, а если денег нет, то и слушать их в зале суда никто не станет.

- Это мнение не просто ошибочно, оно уродливо. Те, кто носит взятки, не адвокаты вовсе, а маклеры, даже если имеют адвокатский статус. Обсуждать их не хочу.

Общая же негативная позиция парируется достаточно просто. Вспомните, как себя ведут представители высшей власти или крупного бизнеса, когда попадают в деликатное положение?

- Стараются скорее скрыться с глаз долой.

- Не только – тут же идут к адвокату. Ведь он – не только законник, но и советчик, специалист, который найдет юридический путь к выходу из практически любой ситуации.

- Слышал, что как минимум один ваш совет в нынешние времена стоил бы не меньше миллиона долларов. Но и тогда, в Союзе, оказался на вес золота.

- Дело было еще в 60-е годы, когда я работал вместе со своим ныне покойным другом Ефимовым в адвокатской консультации подмосковного Долгопрудного. Мы сидели на первом этаже, а на втором квартировал районный прокурор по фамилии Григорьев, дельный и скромный мужик. Мы общались, что, в общем, было удивительным событием. Кто такой советский прокурор, даже районный, и какие-то там адвокаты?

Однако как-то случилось событие, из ряда вон выходящее. Григорьев пришел крайне подавленный. Оказалось, что партия решила бросить его на архисложный участок – сельское хозяйство. Поручили ему возглавить колхоз "Красная Нива", который тогда располагался на территории нынешнего московского района Бибирево. Хозяйство было нищее, сам Григорьев в сельском хозяйстве не понимал ровным счетом ничего. Беда. А в случае отказа – партбилет на стол.

- Так что же вы посоветовали?

- Дело в том, что колхозные земли примыкали к даче Клима Ворошилова, председателя президиума Верховного совета СССР. Вот мы и рекомендовали напряженному Ивану Васильевичу написать знаменитому маршалу письмо, попроситься на встречу, чтобы получить совет мудрого старого большевика, как лучше обустроить нищий колхоз, чтобы он не позорил место рядом с угодьями, по сути, президента страны. Прокурор не сразу решился – могли же натурально голову оторвать за такое! Но написал. И Ворошилов, представляете себе, пригласил его в гости! Поил чаем с вареньем. И в итоге по наводке влиятельного советчика на уровне ЦК КПСС было принято решение, что на колхозных землях следует организовать тепличное хозяйство, для ранних овощей. У колхоза в итоге через год-другой появились дикие деньги, так как он выбрасывал в московские магазины и сельхозрынки неплохой картофель. Бывший прокурор через год вырос в большого начальника: стал депутатом Верховного совета, получил орден, и был назначен секретарем Солнечногорского горкома партии. Впрочем, те первоначальные волнения пагубно сказались на здоровье. Через два или три года его подстерег инфаркт.

На эту тему я написал рассказ под названием "Из прошлого страны советов". Советов – с маленькой буквы.

"Парад ветеранов на Красной площади меня не интересует"

- Вас, как действительного участника Великой Отечественной войны, не раздражает активность властей в преддверии каждого Дня Победы?

- Если оценивать в целом ту эпоху, советское государство после войны независимо от проводимой внутриполитической линии, уделяло много внимания участникам войны и в особенности инвалидам. И это понятно. На мой взгляд, праздник победы из всех имеющихся сегодня национальных праздников – важнейший, и имеет всемирное историческое значение. Надеюсь, что он останется таковым и в перспективе, более того – будет вечным национальным праздником России. Так что когда в СССР был принят целый пакет законов о различных ветеранских льготах и преимуществах, это было правильно, мне это нравится. Причем не из-за каких-то шкурных интересов, но и просто потому что это объективная необходимость. Однако как это ни грустно констатировать, чем меньше остается ветеранов войны, тем меньше льгот они имеют. Вы, наверное, заметили, что везде исчезли таблички "Ветераны ВОВ обслуживаются вне очереди"? Кому нужно это внеочередное обслуживание? Никто из участников войны таким внеочередным обслуживанием и не пользовался. Но сам факт наличия таких указаний как-то грел душу, что государство опекает как-то нас, не забывает.

Нас становится по естественным причинам все меньше. Но легкий звон на ветеранскую тему продолжается до сих пор. Лично я этот звон считаю таким декоративным явлением. Никто на самом деле ничего не делает. Да, кому-то из ветеранов в канун праздника дают квартиру. Но сколько в прессе сведений о том, в каких нищих и позорных условиях живут многие участники войны до сих пор! Как и все кампанейское, срок выходит – кончается и забота.

- При этом многочисленные ветеранские организации активны едва ли не круглый год и их мнение, хоть нередко анонимное, звучит чуть ли не по каждому общественно-значимому поводу.

- Действительно, постоянные отсылки к голосам ветеранов с пропагандистской точки зрения оправданы. Но хочу заметить, во многих ветеранских организациях, собственно, ветеранов уже и не осталось. У нас, к примеру, в коллегии адвокатов есть горстка, буквально дюжина. А инвалидов – вообще я один. И надеюсь, что когда счет дойдет до единицы, это я и буду. Хотя надежда слабая. Мне ж в декабре стукнуло 90 лет.

Так вот, что касается привлечения к любой кампании ветеранов или лиц, которые себя за них выдают – ну так в любой организации без дураков не обходятся. А памятная шумиха вокруг той же "Антисоветской" шашлычной в Москве носила откровенно глупый характер. Кого это трогало и беспокоило?

- Ну как же… Выходка владельца шашлычной оскорбила лучшие чувства заслуженных пожилых людей! По крайней мере, так об этом говорилось в официальных источниках.

- Глупости все это! Ну, какие "лучшие чувства"? Шашлычка поесть – вот и все чувство! Это просто смешно. И нет тут ничего ни антипатриотического, ни антисоветского. Я уж не говорю о том, что иронично относиться ко многому советскому совершенно естественно для думающего человека. Ведь Советы как органы власти себя полностью дискредитировали. А тут – обычная игра слов.

- Лично вас не пытались привлекать к деятельности такого рода?

- Нет, не пытались. Все эти нынешние дела, связанные со льготами и какими-то подарками к праздничным датам, вся эта ветеранская работа, до меня почти не доходит. Но даже когда редко раздается звонок из совета ветеранов с просьбой забрать очередной подарок, говорю: "Ребята! Распределяйте кому хотите, мне не надо".

- И на парад, на Красную площадь, ни разу не позвали? Вы же войну встретили водителем "Т-34", закончили – в гвардейских минометных войсках.

- Ни разу. А если и пригласили бы, не пошел. Чего я там мерзнуть буду? Не терплю холода. Я ж худой. Замерзаю в таких местах.

Курьезно другое. Знаю стариков, которые к войне никакого отношения не имеют, но на парады их приглашают регулярно.

- Старики-мошенники?

- Не мне оценивать. И как такое происходит, тоже не знаю. Один из таких со мной делится впечатлениями. Ведь их иногда возят туда-сюда на грузовиках как участников исторического парада на Красной площади ноября 1941 года. И вот этот мой приятель числится у них такой удобной фигурой, которую при случае можно представить ветераном. И таких ведь не один человек! На самом же деле получается профанация. Как и многое у нас.

- Повальная общественная мода на Сталина, "новый сталинизм" – тоже профанация?

- Мне кажется, это своеобразная форма выражения протеста против того, что не нравится сейчас. Мол, раньше было лучше. И такой подход стандартен для любой политической системы. Ну, вот вам пример. Я вполне допускаю, что среди тех же еще живущих ветеранов войны сохранилось трепетное отношение к благодарностям Верховного главнокомандующего. У меня в столе лежит несколько таких книжечек. На фронте ведь действительно имя Сталина с помощью политического аппарата превозносилось до небес. Вероятно, это оттуда идет. Либо же это народная тоска по сильной руке. Сложно сказать, что является единым побудительным мотивом. Может, просто время такое…

Беседовал Владимир Новиков