Ради увековечивания памяти мирного населения Советского Союза, подвергшегося изгнанию и истреблению в годы Великой Отечественной войны, РАПСИ изучило архивные материалы*, свидетельствующие о геноциде граждан СССР.

В районе Минска Внезапным разбойничьим ночным налетом немцам удалось захватить один из наших городов в районе Минска. 

Жители, не успевшие уйти из города, были согнаны на площадь. Пьяное фашистское офицерье, глумясь над населением, прежде всего разлучило матерей с детьми. Детей на грузовиках увезли в одном направлении, матерей погнали в другом... 

Те из мужчин, которые пробовали протестовать, были брошены на землю, избиты до потери сознания и вывезены за город. Никто их больше не видел. 

Оставшихся мужчин немцы стали делить на группы. Евреев, рабочих, пленных красноармейцев, коммунистов, командиров, работников городского совета поставили в разные места площади и тут же стали чинить расправу. Всех евреев, командиров и пленных красноармейцев били прикладами, топтали сапогами, выламывали пальцы, зубы и, когда избиваемые уже перестали стонать, облили их водой, привели в чувство и заставили тех, кто еще мог двигаться, построиться в шеренгу. Эту, шеренгу погнали через город, в лес и там расстреляли. 

Те из рабочих и советских работников, которых не тронули, ждали своей участи. Они были уверены, что за первой шеренгой последует вторая.

"Мы были готовы к смерти, — рассказывает рабочий Мураев, чудом вырвавшийся из фашистского ада. — Мы знали, что с немцами нам не жить. К нам подошел офицер и на ломаном русском языке крикнул, что жизнь будет сохранена тем, кто будет послушно себя вести и хорошо работать. А тот, кто осмелится протестовать, пусть вспомнит то, что он видел сейчас на площади... После такого напутствия нас согнали в сарай и заперли. Восемь дней мы пробыли там без пищи. 

В виде особой милости нам иногда совали ведро мутной, протухлой воды, и несколько десятков заключенных делило между собой каждый глоток. Восемь дней мы медленно умирали с голода. Те из нас, кто был нездоров, так и не дожили до того дня, когда нас послали на работу... А работа заключалась в том, что нас заставили разобрать обломки зданий и чинить дороги. Нам не дали ни лопаты, ни молотков, мы должны были работать голыми руками. Немцы боялись, что молоток или лопата даже у истомленных восьмидневной голодовкой людей может оказаться грозным оружием против них, нашей стражи, вооруженной автоматами. 

Обессилевшие от голода люди с трудом ворочали камни, падая от изнеможения. Упавших били нещадно. Но никакая боль от побоев не могла заставить подняться тех, кто и без этого был на грани смерти. 

После первого дня работы те из нас, в ком еще осталось хоть немного сил, были вновь согнаны в сарай. Нам дали по маленькому куску хлеба и предупредили, что это вся наша пища на два дня. 

Но даже этого кусочка многие проглотить не смогли, у них начались голодные спазмы"... 

Рассказ рабочего Мураева

***

В Холме на бульваре немцы соорудили виселицу на восемь петель. На площадях Пскова они построили несколько виселиц на 32 петли. Это было первое, что преподнесли фашисты местному населению. 

Несколько дней, а иногда и недель продолжаются оргии „внеплановых" грабежей и насилий, после чего немецкое командование приступает к „плановому" установлению так называемого „нового порядка". Так, 22 сентября в г. Пскове на видных местах был вывешен приказ немецких властей, в котором говорилось, что движение по городу разрешается с 6.00 до 22.С0 часов. Лица, которые появятся на улицах после указанного времени, будут расстреливаться без предупреждения. 

Этот приказ —образец подлой, садистской жестокости захватчиков. Все жители Пскова на весь день угоняются за город на земляные работы и возвращаются только поздним вечером. 

Грабежи, чинимые немцами, имеют несколько стадий. В первую неделю „реквизируются" все продовольствие и одежда. Затем немцы начинают выламывать двери и рамы для постройки блиндажей. 

— Если бы мне, — говорит Ковальчук, — месяц назад сказали, что возможны на земле люди, способные на такие гнусные зверства, какие чинят германские фашисты в Бресте, я не поверила бы. Только хищные звери могут так терзать людей.

Ворвавшись в город, фашистские бандиты занялись грабежом. Весь день и ночь рыскали они по квартирам, забирали все, что можно взять. Там, где ночью им не открывали квартир, фашисты силой выламывали двери, убивали обитателей жилищ, расхищая и уничтожая их имущество. 

24 июня гестаповцы согнали на футбольное поле много мирных жителей Бреста. Тут были белорусы, поляки, украинцы, русские, евреи, здесь были мужчины и женщины, старики и дети. У многих женщин на руках были грудные дети. Путь к футбольному полю был ужасен. Удары прикладов фашистские изверги обрушивали на головы своих жертв. Не пот, а алая кровь струилась с лиц мужчин и женщин.

Но настоящая дикая расправа над безоружными людьми началась на футбольном поле. Фашистские изуверы, садисты начали расстреливать людей поодиночке. На глазах у матерей расстреливали их детей. Одна молодая женщина крепко прижала к груди своего плачущего младенца. Жирный фашистский изверг вырвал у матери ребенка и с силой бросил его на землю. Мать бросилась, как львица, на душегуба, но другой фашист сбил ее с ног ударом приклада в голову. Над полем стоял стон, крики, неистовые вопли, плач, рыдания. Мужчины стояли молча, спокойно. Только в глазах их можно было прочесть великую ненависть к лютым врагам. 

Оставшимся в живых фашистский офицер скомандовал: Бегите! - и толпа побежала. Вслед бегущим застрочил пулемет. Поле покрылось трупами. Меж трупов убитых с земли привстал смертельно раненый старик с окровавленной головой. Он поднял кверху сжатый кулак и крикнул палачам: — Помните, гады, придет возмездие, и скоро придет. Сыны наши, Красная Армия отомстит за нас! 

Подбежавшие фашисты затоптали старика своими грязными сапогами. 

После расправы на футбольном поле не проходило ни одного дня без новых кровавых жертв. Несколько дней я скрывалась на чердаке одного дома. Темной ночью бежала из города, как из ада, где воздух отравлен смрадом гниющих трупов. Три дня бродила я голодная, обессилевшая по лесу. Много других жителей каждый день бежит из города куда глаза глядят. 

Рассказ жены младшего лейтенанта Елены Ковальчук

*Стилистика, орфография и пунктуация публикаций сохранены