В СМИ и блогах бурлят дискуссии о "банановом преследовании" Роберто Карлоса как симптоме "ренессанса" националистских настроений в российском обществе. При этом практически незамеченным осталось происшествие в более герметичной музыкальной среде. Между тем, националистская эскапада главного дирижера страны на крупнейшем музыкальном конкурсе позволяет более точно диагностировать "нацистскую болезнь" россиян.

 

Аркадий Смолин, обозреватель РАПСИ

 

Дирижер Марк Горенштейн назвал виолончелиста Нарека Ахназаряна из Армении "аулом", извинился и срочно "заболел". Предваривший финал XIV Международного конкурса им. П.И. Чайковского скандал выглядит кульминацией "фашистских законов", царящих в российском музыкальном сообществе. Однако при ближайшем рассмотрении большее значение приобретает совсем иной вопрос: что опаснее, нацизм или параноидальные поиски его признаков?

"Пусть вас совершенно не заботит, что играет этот талант, преподнесенный нам, этот аул, вы должны играть со мной". Эта фраза прозвучала 25 июня на репетиции в Концертном зале им.Чайковского, откуда велась веб-трансляция на весь мир. Произнес ее художественный руководитель Государственного академического симфонического оркестра (ГАСО) России. Другими словами – главный дирижер страны и фактически "музпред" государства. Адресат – гражданин другой страны. Свидетели – сотни тысяч зрителей по всему миру.

Все необходимые составляющие для международного судебного разбирательства присутствуют. Мер по его предотвращению, как и в случае с националистским скандалом в российским футболе (оскорбление Роберто Карлоса), профильными комитетами не принято практически никаких.

Дирижер принес Ахназаряну извинения, которые были приняты. Оргкомитет, осудивший поступок Горенштейна, решил прекратить его участие в конкурсе. Согласно официальной формулировке, решение о замене Марка Горенштейна во главе ГАСО принято "в связи с (его) болезнью".

Половинчатые решения РФС и оргкомитета конкурса не столько ставят под вопрос перспективы проведения в России Чемпионата мира по футболу и XV конкурса Чайковского (музыкальный аналог Кубка мира, проводимый раз в четыре года), сколько заостряют вопрос о необходимости распространения на все сферы жизнедеятельности единых правовых норм.

Эксплуатация "национализма"

Признание поступка Горенштейна националистским оскорблением при его последующей безнаказанности ставит под сомнение правовую полноценность российских законов. Представитель государства, который на международном форуме призывает игнорировать одного из участников на основании его национальной принадлежности, обычно подвергается обструкции собственными властями. Когда же власти безмолвствуют, санкциям со стороны международного сообщества могут подвергнуться они сами– вплоть до бойкота.

Особое значение нынешнему правовому прецеденту придает и тот факт, что подобное проведение Горенштейна музыканты и критики называют типичным для него. Что косвенно подтверждает полное отсутствие каких-либо эмоций, удивления или возмущения, на лицах оркестрантов во время эскапады дирижера. Можно смело утверждать: если бы не видеотрансляция, на это оскорбление никто бы не обратил внимания.

Получается, никаких признаков нетерпимости к проявлениям национализма в обществе не прослеживается? Такое положение дел говорит о бессилии профильных законов.

Конечно, можно сказать, что параллель между оркестром и обществом "притянута за уши". Однако еще полвека назад немецкий философ Теодор Адорно настаивал, что оркестр должен с полным правом рассматриваться как модель общества. Все те процессы, которые имеют место в социуме, происходят и в оркестре: в частности, функционирование государственных оркестров позволяет оценить угрозу появления диктаторской фигуры в стране, а гармония в межнациональном составе оркестра сигнализирует о стабильности общества. 

Именно поэтому особенно важно правильно трактовать нынешнее происшествие и сформулировать обвинения. Во-первых, в Армении нет аулов. Впрочем, если бы дирижер назвал исполнителя "деревня", разве от этого суть проблемы изменилась бы?

"ГАСТО России - многонациональный коллектив, в котором работают армяне, башкиры, белорусы, грузины, евреи, русские, татары, украинцы", - отмечает дирижер. Искать в такой компании платформу для национализма – задача трудоемкая и почти неразрешимая.

Практически каждый социально активный гражданин России хоть раз удивлялся чрезвычайно широкому толкованию понятия "экстремизм" российскими правоохранительными и судебными органами. Чаще всего статья 282 УК РФ рассматривается как репрессивный инструмент государства. Хотя, как мы можем увидеть на примере "аула" Горенштейна, инициаторами размывания смыслового значения терминов часто служит именно общество.

Если мы будем называть национализмом все подряд, как тогда привлечь к ответственности того же дирижера, когда он обзовет музыканта не "аулом", а, например, "бездарем". Включение в понятие "национализм" обычного бытового хамства и грубости обесценивает это тяжелое правонарушение, превращает его в обыденное, допустимое явление – мелкое хулиганство.

Вместо правового поля мы получаем мифологическое мышление: безрассудный страх перед запретными словами – внимание к личности Гитлера, как и дьявола в Средние века, грозит публичной фигуре карьерной "инквизицией". Табуирование темы нацизма нивелирует различия между насилием, вдохновленным фашистской символикой, непредвзятым художественным осмыслением наследия такого сложного явления как немецкий нацизм (в случае Ларса фон Триера) и банальным эпатажем, являющемся обязательным условием выживания в шоу-бизнесе (случай Джона Гальяно).

Паника, раздуваемая вокруг национализма и экстремизма, превращает борьбу с этими социальными болезнями низов общества в несерьезную игру интеллектуальных элит. Пока одни притягивают к любому неприятному высказыванию нацистские коннотации, а другие кривят губы при слове "экстремизм", некому реагировать на набирающие силу действительно опасные тенденции.

А для хамов, к слову, существует вполне дееспособная статья 151 Гражданского кодекса РФ, которая гарантирует компенсацию морального вреда за любое оскорбительное высказывание любого гражданина. И в данном случае, моральный ущерб Ахназаряна измеряется вовсе не в уровне его патриотизма, а в более прагматичных вещах: дирижер оскорбил конкурсанта накануне финала, чем поставил под угрозу успешное выступление виолончелиста. И в этой ситуации нет никакой двусмысленности, в отличие от поиска связи аула с армянской культурой.

Крепостные музыканты

Если бы в музыке действительно существовала проблема национализма, ни один современный оркестр не смог бы успешно работать. По своей многонациональности музыка не уступает футболу. Только вместо болельщиков там орудуют музыкальные критики и ценители, которые раздувают скандалы на пустом месте в угоду своим фаворитам.

Проблема не в национализме, а в форме трудовых отношений. По прошествии 150 лет после отмены крепостного права многие российские коллективы предпочитают строить работу на основе привычного уклада. И симфоническая музыка – один из наиболее вопиющих примеров. Фактически здесь можно говорить об использовании рабского труда.

Как судьба крепостных музыкантов в XVIII-XIX веках целиком зависела от воли и произвола помещика, так же и сегодня артисты оркестра чаще всего зависят от дирижера. Как отмечают эксперты, в настоящее время в России не существует юридической базы для введения в обращение полноценных контрактов со всеми музыкантами, участвующими в работе оркестра: от контрабасиста до главного дирижера.

В результате, следствием бунта отдельных музыкантов становится их попадание в "процедурную", где им зачастую выдается "волчий билет", а попытки консолидированного недовольства чаще всего приводят к профессиональному простою, а вовсе не к отставке дирижера. В отличие от западных оркестров, у российских музыкантов нет возможностей влиять как на систему собственной работы, так и на творческий процесс в коллективе.

Моральный фашизм

Впрочем, простым калькированием контрактной системы проблему дискриминации в российских оркестрах вряд ли можно решить. Зарубежные методы далеко не всегда успешно срабатывают в России. Специфика российских оркестров заключается в том, что наилучшее качество исполнения они обычно показывают лишь при регулярной работе с одним дирижером (многие из них носят имена "своих" дирижеров: ГАСО – "светлановский", оркестр Ленинградской филармонии - "Мравинского", Российский национальный оркестр - "плетневский"). Поэтому успех борцов с хамством (олицетворяемым здесь Горенштейном) вызывает определенный скепсис: будет ли музыкантам так же хорошо с новыми дирижерами, как с тем, кто руководит ими на протяжении последних десяти лет?

Беззащитность музыкантов, которой публика оправдывает их равнодушное отношение к ругани Горенштейна, выглядит сомнительной. Почти десять лет назад несколько месяцев ГАСО почти не имел работы, поскольку принципиально не желал выступать со своим художественным руководителем. Результатом этого бойкота и стал, в конце концов, приход Горенштейна.

Так что спокойная реакция профессиональных музыкантов на поведение дирижера объясняется, возможно, вовсе не их имморализмом, а особенностью репетиционного процесса. Споры дирижера и виолончелиста – абсолютно обыденное явление (как и, например, установка футбольного тренера перед матчем – об уголовных делах против коучей за оскорбление футбольных звезд нам ничего не известно). Это признает и сам Нарек Ахназарян: "Истина рождается в споре. Я не могу сказать, что у нас были споры (с Горенштейном), просто иногда, довольно редко, разные взгляды на фразировку".

Тем более, что спровоцировавшие скандал слова дирижера, на самом деле, были обращены к оркестрантам. Перед этим он выслушал пожелания конкурсанта и распрощался с ним до встречи в финале. Ни о каком давлении на виолончелиста, как видно из контекста, речи идти не может: "Вы играете очень громко, - обратился режиссер к "своим" музыкантам. – В Дворжаке. Вы просто забыли, что, как бы, это же не тромбон. Что бы он тут не наигрывал, вы должны играть тише, чем он играет".

Таким образом, на примере оркестра мы можем наблюдать интересное явление: т.н. "моральный фашизм" - жесткое навязывание гражданскими активистами собственных моральных норм представителям иной среды.

В последние годы много обсуждается проблема адаптации мигрантов и кавказцев в Москве, необходимость внушения им действующих в России правовых и моральных норм, законов. При этом практически у всех вызывает возмущение не столько даже поведение "понаехавших" как таковое, а то, что они руководствуются правилами, принятыми, как выражается Горенштейн, в "аулах", и навязывают их окружающим.

Случай с Горенштейном показывает, что вмешательство "профанных масс" в профессиональные субкультуры ставит их самих в положение "дикарей" и дискредитирует правовые нормы.

Творческое беззаконие

Вряд ли кто-то станет всерьез спорить о том, что перед талантливыми людьми, занимающимися искусством, стоит задача проверять на прочность границы допустимого, и по возможности преодолевать их, "расширяя пространство звучащего". Люди искусства – люди эксцесса, при ином положении дел, как показывает исторический опыт, культура впадает в стагнацию и медленно умирает.

При этом за всю историю мира никому не удалось найти ответ на вопрос: где должна проходить граница между экстремальными экспериментами художника и безопасностью общества. Насколько оправдано включение художника в правовые конвенции "обычных" людей, кого и от кого следует защищать?

Найти решение этой вечной проблемы в одной статье, конечно, невозможно. Однако резюмировать ее в контексте обструкции обществом действий дирижера позволяют слова Адорно: "Как раз социальное учреждение, охраняющее оркестр от эксплуатации, самым решительным образом помогает понять, что непосредственное включение, встраивание музыки в общество подвергает опасности самое музыку. Тарифные договоры, ограничение рабочего времени, соглашения, суживающие возможность чрезмерных требований, - все это при современных способах организации неизбежно приводит к снижению художественного уровня".