РАПСИ продолжает публикацию цикла исторических расследований кандидата исторических наук, депутата Госдумы первого созыва Александра Минжуренко о событиях, случившихся в России сто лет назад. Одиннадцатый материал описывает ситуацию весны 1917 года, когда Россия стала, возможно, самой демократичной страной в мире. Происходящие в стране события получили одобрение от всех влиятельных сил, включая Церковь, а голос единственного недовольного, Ленина, не воспринимали всерьез даже однопартийцы.

И вдруг в апреле грянул гром. Воистину среди ясного неба: ничто не предвещало. Революция ведь получилась действительно «славная» и относительно бескровная. Она была, на самом деле, всенародная: редчайшая, потрясающая солидарность всех слоев населения. Контрреволюционеры растворились и исчезли.

Даже Священный Синод Русской православной церкви принял революцию и не стал защищать своего православного государя. 3-го марта были опубликованы манифесты Николая и Михаила об отречении, а уже 4 марта из зала заседания Синода было вынесено царское кресло, и с 5 марта во всех церквах было велено больше не провозглашать «многолетия царствующему дому».

А затем вышло послание Синода «К верным чадам Православной Российской Церкви по поводу переживаемых ныне событий». В этом обращении главным был призыв довериться Временному правительству: «Свершилась воля Божия. Россия вступила на путь новой государственной жизни». Русская православная церковь (РПЦ) таким образом признала государственный переворот правомочным, а революционные события объявила как свершившуюся «волю Божию».

Получается, и самим фактом отречения императора, и вот этим признанием революции со стороны церкви все офицеры были освобождены от присяги, которую давали императору. Потому и неоткуда было взяться контрреволюционерам: у них не было ни идеологии, ни имени, ни организующего центра.

Такое быстрое «предательство» царя со стороны высших церковных иерархов до сих пор удивляет многих исследователей. Ведь главный лозунг, мобилизующий людей в военные годы, «За Веру, Царя и Отечество!» был, казалось бы, неразделим и нерушим. Почему же так спешно «сдали» своего монарха священники? Ведь именно церковь совершала обряд коронации и миропомазания на царство, она – как посредник между богом и людьми - от имени небесного владыки наделяла властью земного царя.

Ответы на эти вопросы лежат в истории российской государственности петровской эпохи. Петр I ликвидировал патриаршество и подчинил церковь светскому государству. И это было тяжкой незаживающей раной и травмой для всей РПЦ. Ведь до этого патриарх считался равным царю, если не выше, и именно он возлагал корону на голову монарха, а теперь во главе церковного ведомства стоял обер-прокурор Синода, не имевший никакого церковного звания и сана.

РПЦ превратили в часть государственного аппарата. Эту обиду на монарха и самодержавную монархию церковь затаила глубоко, и никогда не прощала. Вот поэтому, как только запахло радикальными переменами в государственном устройстве России, иерархи оживились, понадеявшись на положительные перемены, и внесли свою лепту в крушение монархии, лишив ее сподвижников всякой идеологической и религиозной опоры.

Не имея фактически противников справа, Временное правительство по-хорошему договорилось и с возможными соперниками слева – с социалистическим Советом рабочих и солдатских депутатов. И всё было замечательно. Целый месяц – с начала марта по начало апреля - в России буйствовал всенародный праздник. По улицам Петрограда ходили гражданские лица, рабочие, солдаты, офицеры – все с красными бантами на груди, все улыбающиеся и веселые. Незнакомые люди разных социальных слоев обнимались, поздравляли друг друга с победой революции. Эйфория охватила всё и вся.

Демократия царила стопроцентная: все решалось на собраниях и на митингах. Общепризнанно было, что Россия вдруг стала самой демократичной страной в мире. Временному правительству, опиравшемуся на Совет рабочих и солдатских депутатов, доверяли все. Возникавшие было разногласия с Петросоветом решались в согласительных комиссиях путем переговоров и достижения компромиссов. Ну, в общем – полное благоденствие и взаимопонимание. И кто бы посмел нарушить такую небывалую в истории России всеобщую солидарность!?

Такой человек нашелся. Это был вождь большевиков Ленин. Находясь в эмиграции в Швейцарии он с 7-го по 12-ое марта написал четыре статьи для большевистской газеты «Правда»: «Письма из далека». И в них он впервые говорит о том, что Февральские события и свержение монархии всего лишь первый этап революции. Поэтому перед рабочими России он ставил задачу: «…Вы должны проявить чудеса пролетарской и общенародной организации, чтобы подготовить свою победу во втором этапе революции».

Какой второй этап?! О чем он пишет?! Даже большевики не понимают Ленина. Они сочли, что, будучи оторванным от России, он просто не разобрался в обстановке, не сориентировался. Публиковать такие абсурдные письма полностью лидеры большевиков не решились: им было неловко за своего вождя. Первое письмо редакцией «Правды» было значительно сокращено и исправлено (в редакции тогда работали Л.Каменев и И.Сталин), а второе, третье и четвертое в 1917 году так и не были опубликованы.

Удивлению соратников Ленина не было предела: разве не он сам учил всех тому, что социалистическая революция происходит только в тех странах, где капитализм развивается до своих высших пределов, где наемные работники составляют большинство населения. Но ведь, однозначно, Россия не была таковой страной. Как ни странно, но большевики, варясь в той атмосфере, которая царила в России и за рубежом, были на то время последовательными демократами. Для того времени это было естественным. И говорить об установлении в России власти одного класса – пролетариата – они и не помышляли: ведь рабочий класс составлял всего 7% населения (цифры разнятся из-за различных методик подсчета, но всё равно удельный вес пролетариата был не более 10%).

Крестьянство марксисты никогда не считали своими союзниками: это мелкая буржуазия, которая только и мечтает разбогатеть и выбиться в среднюю и крупную. Следовательно, при такой социально-классовой структуре разве можно было человеку демократических убеждений заговаривать о диктатуре пролетариата?! Нет, Ленин тут не встречал понимания даже у партийной большевистской элиты.

Не докричавшись до своих товарищей «из далека» Ленин лихорадочно ищет пути возвращения в Россию. Ему надо было срочно попасть туда, в гущу событий и лично, прилагая все свои усилия и способности убеждения, развернуть партийный корабль совсем в другую сторону. Однако, вся Европа была разрезана линией фронта, а плыть вокруг Скандинавии в Мурманск было делом рискованным: или англичане задержат, или немецкие подводные лодки потопят пароход.

И тогда появляется совершенно неслыханный в истории вариант переезда: через воюющую с Россией Германию. Но ведь все лица, являющиеся гражданами враждебного государства, если они оказываются на территории противника в военное время, подлежат там интернированию, т.е. задержанию, до заключения мира.  Тем не менее именно этот вариант затем и реализовывается. Почему?

Не впадая в конспирологию, будем говорить только о безусловном: Германия была крайне заинтересована в том, чтобы Ленин оказался в России. Ради этого можно было поступиться буквой закона и положениями международного права. Немцам хорошо были известны антивоенные взгляды Ленина, а лозунг одностороннего выхода России из войны был пределом мечтаний германского Генерального штаба. Ленин же давно носился с идеей «превращения войны империалистической в войну гражданскую».

Снабдили ли немцы Ленина деньгами для ведения антивоенной пропаганды, об этом еще поговорим. Здесь пока отметим, что эта версия потому и появилась, потому и живуча до сих пор, что она чрезвычайно правдоподобна. У Германии, действительно, были все резоны подпитать средствами ту партию, которая и без всякого подкупа собиралась работать на разложение русской армии, на сепаратный мир. Для Берлина выход России из войны был вопросом жизни и смерти в буквальном смысле слова, и для этого, естественно, никаких денег было не жалко.

И Ленин с помощью немцев появляется в России. Действительно, встреча его была в Петрограде пышной, но точно так же встречали многих видных революционеров, возвращавшихся из ссылки и эмиграции: Георгия Валентиновича Плеханова, вождя эсеров Виктора Чернова, основоположника русского анархизма князя Кропоткина, «бабушку русской революции» Екатерину Брешко-Брешковскую и других.

А вот ленинские «апрельские тезисы» встречены были более, чем прохладно. Достаточно привести название статьи Г.Плеханова «О тезисах Ленина и о том, почему бред бывает подчас интересен». Председатель Петросовета Чхеидзе предвещал вождю большевиков полное одиночество: «Вне революции останется один Ленин, а мы пойдём своим путём».

Да что уж говорить о представителях других партий, если идеи Ленина о выходе из войны и немедленной подготовке «мировой социалистической революции» отвергали и большевики. 8 апреля Петроградский комитет большевиков голосует против «Тезисов» (два голоса за, тринадцать против, один воздержался). Л.Каменев, Ф.Дзержинский, М.Калинин и другие видные лидеры большевиков решительно не поддерживают Ленина. Но он не унимается и добивается решения перенести обсуждение «Тезисов» на уровень районных организаций: Ленин обращается к партийным низам. Так он потом будет делать неоднократно.

Удастся ли одному человеку переломить мощнейший тренд, в котором дружно участвуют абсолютно все политические сил страны? Неужели это у него получится?! Вот прекрасный повод поговорить о роли личности в истории.

Продолжение читайте на сайте РАПСИ 5 мая.