Во второй половине XIX века основными препятствиями свободе и равноправию женщины посчитали не только сложности в получении достойного образования и трудоустройства, но и сам институт брака, сложившийся в России. О правовых причинах моды на фиктивные браки, а также историческом значении распространения типажа «курсистки» рассказывает в девятом эпизоде своего исследования вопроса гендерного равноправия в России кандидат исторических наук, депутат Госдумы первого созыва Александр Минжуренко.

Либеральные реформы 1860-х годов создали принципиально иную обстановку во всех сферах жизни российского общества. Освобождение крестьян, предоставление им широких полномочий, превращение их в полноценных субъектов права естественным образом поставили вопрос об уравнении в правах и всех других категорий населения. 

«Отмены рабства» потребовали и женщины. Это нашло понимание и отклик в обществе и государстве. Уже в самом начале шестидесятых происходит настоящий перелом в осознании общественностью того, что стало называться «женским вопросом». Все более явственно проявляется массовый интерес к правовому статусу русской женщины. В газетах и журналах всё чаще стали встречаться статьи известных публицистов на эту тему. 

Развернулась к данному вопросу и правовая наука: в университетах защищаются многочисленные диссертации о правах женщин в России и других странах. Как публицисты, так и ученые приходят к выводу о необходимости предоставления женщинам «всех высших прав». Распространенными в свете стали разговоры и дискуссии об «эмансипации женщин». Этот термин вошел в оборот и стал популярным и даже модным.

Своим правовым прошлым заинтересовались и сами женщины из образованных слоев. В печати появляются статьи с попытками выдвижения научных версий о причинах неравноправного положения полов. Согласно таким «женским» концепциям, главными причинами попрания прав женщин служили «утверждения патриархальных начал», влияние православия и распространение византийской литературы.

Интересно, что в статьях женщин об их дискриминации акцент был заметно смещен в плоскость ее неравноправного положения в браке. Отмечалось, что именно фактическое неравенство жены и мужа является первичным и основным во всей этой сложившейся и несправедливой системе отнесения женщин к гражданам второго сорта. 

И действительно, женщина в России часто не могла воспользоваться предоставленными ей светским законодательством правами только потому, что ей не давал это сделать ее муж, семейное окружение и укоренившиеся традиции. Поэтому на первый план у этих авторов и вышли вопросы освобождения, прежде всего, от брачных уз. Эти женщины считали, что только за пределами патриархальной семьи они могут стать независимыми, свободными и равноправными.

Такое смещение центра тяжести женского вопроса в сторону семейного патриархата лишний раз показывает, что главными ограничителями прав и свобод женщины в России было не столько законодательство, сколько обычаи, нормы морали и религии.

Слова публицисток поддерживались и делом. Радикально настроенные женщины в крупных российских городах стали решительно разрывать семейные узы (узы ведь делают человека узником). Это даже стало неким поветрием в то время. Быть в разводе для «продвинутой» женщины стало престижным. Разведенная женщина выступала как символ свободы. 

Однако, после развода женщина на практике попадала в еще более неравноправное положение. Большая часть общества, работодатели и казенные учреждения считали клятвопреступлением факт расторжения брака, скрепленного церковным обрядом. Этот пункт в анкете женщины считался «порочащим» и служил серьезным препятствием при ее трудоустройстве и социальной адаптации. 

Ситуация казалось безвыходной. Но российские женщины искали пути разрешения этой проблемы и таки нашли их. В итоге выход был найден в заключении фиктивных браков с теми из мужчин, которые понимали их и поддерживали борьбу за свободу и равноправие.

К концу XIX века резко возросло количество фиктивных браков, имевшие в основном своей целью избавление от родительской опеки. В этом случае молодая женщина получала свободу, уйдя из своей патриархальной семьи, но, не попадая в другую зависимость – от мужа. 

Против фиктивных браков развернули борьбу Русская Православная Церковь и многие общественные деятели. По их утверждению, фиктивные браки говорили о начале разложения морали и семейных ценностей. Однако воспрепятствовать распространению фиктивных браков было сложно, так как все юридические формальности в таких случаях строго соблюдались.

Реформистская идея равноправия супругов нашла своё отражение и в произведениях очень популярных тогда Д.И. Писарева и Н.Г. Чернышевского. Можно сказать, что именно с подачи этих авторов впервые стало признаваться право на замужество по любви. Эта тема рассматривалась не в лирическом контексте, а именно с правовых позиций: решение вопроса о кандидатуре мужа прерогатива не родителей девушки, а только ее самой. Женщина должна была иметь право выбора.

В 1862 году в Петербурге была образована первая женская трудовая ассоциация — «Общество женского труда». Вскоре подобные организации стали создаваться и в других крупных городах, таких, как Пермь, Харьков, Киев, Казань, Одесса и т.д. В это же время женщины стали собирать подписи под многочисленными петициями с просьбами и требованиями о предоставлении им права на получение высшего образования. 

В течение следующих десятилетий для женщин организовывались специальные учебные курсы, а желающие получить высшее образование уезжали за границу, однако в будущем такие женщины имели серьезные проблемы с трудоустройством. Для решения этих вопросов и было создано специальное «Общество вспоможения окончившим курс наук», имевшее цель найти работу для женщин.

После проведения крестьянской реформы 1861 года проблемы получения женщинами высшего образования и трудоустройства образованных женщин резко обострились. Что бы ни писали про эту «помещичью» реформу марксисты, но даже крестьянский поэт Н. Некрасов объективно отмечал, что, порвавшись «цепь великая» ударила «одним концом по барину, другим – по мужику». 

На первое место из пострадавших поэт справедливо поставил «барина». Результатом реформы явилось массовое разорение мелких и средних помещичьих хозяйств. Такие дворянские семьи перебирались в города, где их стали называть «помещичьим пролетариатом». Для женщин из этих семей получение высшего образования было единственной возможностью заработать себе средства к существованию.

И, в связи с этим, наконец, в семидесятых годах правительство России осознало, что необходимы действенные меры, чтобы русские женщины не уезжали учиться за границу. В 1870 году в Санкт-Петербурге были учреждены общие (то есть как для мужчин, так и для женщин) публичные лекции. Они проходили в здании Владимирского уездного училища и получили название «Владимирские курсы». 

В 1873 году была создана правительственная комиссия, которая выработала проект высшего педагогического учебного заведения для женщин. В 1876 году года последовало повеление разрешать министру открывать высшие женские курсы в университетских городах. 

Воспользовавшись этим, учредители Владимирских женских курсов в 1878 году добились разрешения открыть в Санкт-Петербурге высшие женские курсы с систематическим, университетским характером преподавания. Неофициально курсы получили название «бестужевских», а их слушательниц называли «бестужевками» по фамилии учредителя и первого директора, профессора К.Н. Бестужева-Рюмина. При открытии курсов на них поступило 468 постоянных слушательниц и 346 вольнослушательниц. 

Таким образом, в социальной структуре российского общества появился принципиально новый элемент – «курсистки». Быстро сложился и образ этого нового социального типа – всегда собранная, серьезная, строго одетая и вечно спешащая девушка. Данное событие, на наш взгляд, явилось революционным прорывом в процессе борьбы женщин за уравнение в правах с мужчинами. Высшее образование для них стало доступным.

Продолжение читайте на сайте РАПСИ 22 мая