Декабристское восстание стало завершением периода привилегированного положения дворян как класса. Николай I ограничил права большой части аристократов, сделав ставку на помещиков, благодаря введению имущественного ценза для участия дворян в выборах. О бюрократических реформах, заставивших дворян обменять свое первородство на звания, и о том, как это привело к феноменальному чинопочитанию рассказывает в пятнадцатом эпизоде своего расследования кандидат исторических наук, депутат Госдумы первого созыва Александр Минжуренко.

Восстание декабристов, вопреки замыслам его организаторов, не привело к положительному сдвигу в сфере защиты прав человека в России. Напротив, из этого факта власть сделала прямо противоположные выводы: нельзя в Российской империи «грешить» либерализмом и расширять права даже привилегированных сословий. Это-де может привести только к дестабилизации положения в стране и сотрясению основ государственности. 

Виновником небывалого мятежа дворян в декабре 1825 года был объявлен именно Александр I, зашедший, по мнению его критиков, слишком далеко в предоставлении гражданских прав и свобод населению. И заключения из этого урока истории были сделаны соответствующие. Теперь уже всё дворянство вышло из доверия у императорского трона. Целое сословие попало в опалу.

Николай I начал свое правление с жестоких репрессий в отношении дворян-мятежников. Всего по делу декабристов проходили 579 человек. Известно, что новый император был намерен подвергнуть крайне суровым карам всех участников заговора. 

Так, первоначально суд приговорил 5 человек подсудимых к четвертованию, а 31 – к отсечению головы. И только ходатайства знатных и высокопоставленных вельмож – родственников подсудимых – привели к тому, что Николай I смягчил приговоры почти по всем разрядам. 

Однако пять человек – лидеров движения – были казнены. Им только «смягчили» форму казни: вместо мучительного четвертования отправили на виселицу. А ведь право человека на жизнь в эпоху просвещенного абсолютизма в России соблюдалось. Смертные казни, даже по отношению к низшим сословиям, в империи уже не совершались в течение нескольких десятилетий (исключая Пугачева и его соратников). Других осужденных лишили дворянского звания и отправили на каторгу по этапу – т.е. пешком, закованных в «ножные железа».

Несмотря на то, что в движении декабристов принимали участие и аристократы, опасность царь увидел в «демократизации» состава дворянского класса. Поэтому и было принято решение сократить возможности пополнения этого сословия за счет пожалования титула дворянина лицам неблагородных сословий. 

Ведь со времени петровской Табели о рангах много способных простолюдинов, отличившись по службе, оказались в составе дворянства. Но эти люди, дослужившись до определенного чина и получив за это звание дворянина, часто не имели в своей собственности земли, не имели своих поместий. Поэтому с некоторых пор понятия «дворянин» и «помещик» перестали быть полными синонимами: достаточно много появилось беспоместных дворян. 

Тем самым фактически менялась в значительной степени социальная природа данного сословия: далеко не все дворяне стали принадлежать к классу земельных собственников.

Безосновательно лишить статуса таких заслуженных, но «безземельных» дворян Николай I, разумеется, не мог, но вот ограничить их права он попытался. Своей надежной опорой он считал все же крупных помещиков. Поэтому в Манифесте 1831 года и был установлен имущественный ценз для участия дворян в выборах кандидатов для замещения государственных и общественных должностей. Согласно этому закону право голоса получали потомственные дворяне, имевшие в собственности в пределах губернии не менее 100 душ крепостных или 3 тыс. десятин земли.

Опосредованно, через уполномоченных, могли участвовать в аналогичных выборах владельцы не менее 5 душ крестьян или 150 десятин земли. Таким образом, возможность активного участия в корпоративной жизни сословия представлялась, прежде всего, наиболее состоятельной части дворянства. 

Сама деятельность уездных и губернских дворянских собраний отныне ставилась под более жесткий контроль правительственных чиновников. Эту сословно-корпоративную работу правительство пыталось превратить в разновидность государственной службы. В этом также отразилось недоверие власти по отношению к самодеятельным дворянским собраниям.

Ограничив права беспоместных дворян, Николай I позаботился и о том, чтобы поднять планку выслуги для получения дворянства всем государственным служащим. Если раньше достижение XIV-го класса на военной службе уже влекло за собой получение права на потомственное дворянство, то по Манифесту 1845 года потомственное дворянство приобреталось только с производством в штаб-офицерский чин – а это VIII-ой класс. 

На гражданской службе ранее получение XIV-го класса давало право на личное дворянство, а чиновники, дослужившиеся до VIII-го класса, получали потомственное дворянство. Но с 1845 года гражданские чины X-XIV классов не производились даже в личное дворянское звание, для этого надо было дослужиться до IX класса. Вот такие правовые преграды пополнению рядов высшего сословия были воздвигнуты императором Николаем I.

Позднее эта планка была поднята еще выше. С 1856 года потомственное дворянство военные могли получить только дослужившись до чина полковника (VI класс).

Закрыв путь в ряды дворянства выходцам из купечества, духовенства и лицам с высшим образованием, Николай озаботился проблемой выделения и поощрения со стороны государства наиболее активных представителей этих сословий. В этих целях Манифестом 10 апреля 1832 г. была учреждена новая сословную группа «почетных граждан» (потомственных и личных). Они тоже получали относительно широкие права и привилегии, но все же в правящее сословие не включались.

В связи с расширением границ Российской империи и вхождением в ее состав других территорий, необходимо было решать вопрос о месте инонациональных привилегированных сословий в социальной структуре российского общества. Права российского дворянства получили немецкое остзейское рыцарство, польские магнаты и шляхтичи, украинская казачья старшина, бессарабские бояре, грузинские тавады и азнауры, мусульманские князья, ханы и т. п. Они составили значительный отряд российского дворянства. 

Из потомственных дворян в конце XIX в. лишь половина называла родным языком русский. Из других языковых групп наиболее многочисленная была польская, затем шли грузинская, турецко-татарская, литовско-латышская и другие.

В XIX веке права дворян не так жестко регламентировались в зависимости от чина, как в предыдущем столетии. По крайней мере они могли быть более свободны в частной жизни, в том числе выбирать себе одежду и заводить упряжку по собственному усмотрению. 

Однако инерция тех старых петровских регламентов все же еще ощущалась. Но теперь все эти разграничения выступали в виде пережитков, трансформировавшихся из норм права в нормы морали. Так, считалось неприличным одеваться в более пышные и дорогие одеяния, чем одевались коллеги по службе имевшие более высокий чин. Появилось и соответствующее осуждающее выражение: «Не по чину…», применявшееся в тех случаях, когда офицер или чиновник невысокого класса заводил роскошный дом или богатую карету. 

В высшей степени интересное описание нравов и порядков, доминировавших в русском дворянском обществе, оставил французский путешественник маркиз де Кюстин в своей книге «Россия в 1839 году». В частности, он был поражен культом чина, царившем в этой стране. Чин – это «единственная страсть, заменяющая все людские страсти. Чин – это нация, сформированная в полки и батальоны, военный режим, примененный к обществу в целом и даже к сословиям, не имеющим ничего общего с военным делом».

И в произведениях наших русских классиков верно описывается такой момент: любой пожилой помещик, находящийся давно в отставке, всегда вам представится полученным когда-то на военной службе званием, пусть даже не очень высоким. 

Так, И.Тургенев в повести «Степной король Лир» пишет о столбовом дворянине Харлове, ведущем родословную со времен Василия Темного, который очень гордился своим званием штык-юнкера в отставке, а ведь это нижайший чин, который, строго говоря, даже не был офицерским.

Таким образом, российское дворянство дореформенного периода, пережив период «опалы» со стороны императорского трона, уже не претендовало на дальнейшее расширение своих прав, хотя и предавалось приятным воспоминаниям о «золотом веке» своего сословия при Екатерине Великой. Но бунтовать по этому поводу они не собирались. 

Более того, дворяне приняли правила игры, навязанные ему бюрократическим государством, и стали ревностно служить ему, добиваясь получения соответствующих чинов. Свое первородство они обменяли на воинские и гражданские чины и звания. 

Дворянин стал оцениваться теперь не столько по его знатности и древности рода, сколько по полученному от государя чину. Абсолютная монархия по своей классовой сути по-прежнему оставалась дворянской, но опиралась она теперь, главным образом, на ту часть дворянства, которая находилась на государственной службе и тем самым входила в состав армии и бюрократического аппарата.

Продолжение читайте на сайте РАПСИ 23 октября