Проведению серьезных реформ во второй половине XIX века долгое время препятствовала необходимость расширить права большей части российского общества за счет привилегированного слоя. Решение о принудительном выкупе земли у дворянства стало одним из важнейших этапов радикального преобразования российского социума. О последствиях освободительной реформы и попытках государства остановить процесс умирания сословия, его создавшего и верно служившего, рассказывает в пятнадцатом эпизоде своего расследования кандидат исторических наук, депутат Госдумы первого созыва Александр Минжуренко.

Неумолимые законы диалектики гласят: после рассвета — закат, после расцвета — умирание. Российское дворянство к середине XIX века уже прошло точку пика своего расцвета. Огромный набор прав и привилегий, неограниченные права дворян в отношении крепостного крестьянства к этому времени уже стали выглядеть анахронизмом и дикостью.

Россияне, бывая часто в Европе, видели, как там обстоит дело с правами человека, и все громче возвышали свой голос в пользу необходимости радикальных преобразований в правовой сфере России. После европейских буржуазных революций идея равноправия уже и в российском обществе воспринималась как норма.

В верхах также было понимание целесообразности серьезных реформ. Однако право, как известно, такая сфера отношений, где расширение прав одной стороны всегда происходит за счет сокращения прав другой. Да, крестьянам надо было предоставлять гражданские права, уравнивать их с другими сословиями, надо было отменять их рабское положение.

Но такие меры неминуемо влекли за собой ограничение прав дворянства. Именно это следствие и тормозило начало освободительных реформ, о необходимости которых даже при дворе в открытую говорили уже в течение долгого времени.

Действительно ли грядущее освобождение крестьян так уж существенно затрагивало интересы дворян? Ну, если говорить о предоставлении широких гражданских прав крестьянам, об уравнивании их с другими сословиями, то это, пожалуй, не было болезненным для помещиков, против этого они не возражали. И даже дарование селянам свободы передвижения и прав ухода от хозяев само по себе не влекло за собой тяжелых для дворян последствий.

Как мы знаем из дальнейшей истории, подавляющее большинство крестьян никуда после освобождения не устремилось. Это у нас все еще школьные представления о сути отмены крепостничества преобладают: якобы крестьяне только и думали о бегстве от своих феодалов, а получив желанную свободу, сразу куда-то бросились бежать. Но этого не было: 99,9% крестьян и после реформы 1861 года остались на старых местах, что и свойственно для такого консервативного слоя населения.

Более всего затронул интересы дворян принудительный выкуп у них земли. Дело в том, что большинство помещиков вело свое хозяйство по старинке: получали от крестьян оброк и заставляли тех работать на своем поле на барщине. Это был классический феодальный способ производства, бытовавший и в предыдущие века.

Для середины XIX века прогрессивным этот способ производства уж никак не назовешь. На дворе уже явственно слышались шаги нового строя — буржуазного или капиталистического. Но дворяне-землевладельцы не умели и не хотели вести свои хозяйства по-новому. Однако реформа 1861 года их энергично к этому подтолкнула. И толкнула так сильно, что многие помещики не устояли: упали и разорились.

В нашей литературе по-прежнему господствует оценка освободительной реформы, сформировавшаяся в годы безальтернативного доминирования в исторической науке марксистских концепций, основанных на классовых принципах. В свете этих не правовых, а идеологических подходов, выводы звучат следующим образом: реформа, мол, проводилась крепостниками и в интересах крепостников.

По классовой сути государство-де было помещичьим и, естественно, всё сделало так, чтобы максимально ущемить крестьянство и облагодетельствовать дворян. Но это, мягко говоря, очень упрощенная трактовка. Одними классовыми подходами рассматриваемую реформу не объяснишь.

Разумеется, государство было озабочено соблюдением интересов помещиков, но стремилось также учесть и пожелания крестьянства, дабы обеспечить социальную стабильность в ходе таких радикальных преобразований. А главное — государство было обязано провести реформу, не выходя за пределы правового поля.

Самые большие упреки в адрес реформы связаны с выкупом крестьянами помещичьей земли. Но, оставаясь на правовых позициях, что можно было предложить вместо выкупа? Ведь помещичья земля находилась в частной собственности у землевладельцев. И каким образом можно было изъять у них эту собственность, не нарушая основные устои и принципы законности и права?

Детали реформы разрабатывали юристы, и, соответственно, исходили из правовых подходов. Не могли же они предложить безвозмездное изъятие земли у помещиков и бесплатную передачу ее в собственность крестьян. Так может поступать только революция, но не реформа.

А если и было здесь отклонение от законности и правовых принципов, то только в отношении именно помещиков. Их права собственности этой реформой были нарушены. Их насильственно заставили продать часть своей земли крестьянам. И причем не по рыночным ценам, а по формулам, предложенным государством. И где же здесь соблюдение основополагающего принципа о том, что частная собственность «священна и неприкосновенна»?!

Да и социальные последствия данной реформы сложились не в пользу дворянства: помещичья звезда явно пошла к закату. Даже тенденциозный певец крестьянства и постоянный плакальщик по поводу его тяжкой судьбы Николай Некрасов писал про реформу:

«Порвалась цепь великая,

Порвалась — расскочилася

Одним концом по барину,

Другим по мужику!..»

Поэт объективно отметил первым пострадавшим именно «барина». У него принудительно отняли землю и заставили кардинально поменять образ жизни. Правда, реализацию реформы растянули во времени как раз в интересах дворян, чтобы этот шокирующий переход не был таким резким.

Все крестьяне, которые не совершили полностью выкупные операции по земле, должны были продолжать нести повинности в пользу прежнего хозяина: и барщину, и оброк. Таких крестьян закон называл «временнообязанными». Но уже через 9 лет, к 19 февраля 1870 года, ровно две трети крестьян полностью завершили выкуп земли и больше никаких обязанностей перед помещиками не имели. Этим актом развод двух классов завершался.

Таким образом, с реформой 19 февраля 1861 года класс дворянства существенно изменил свою социальную и правовую природу. Если ранее взаимоотношения крестьян и помещиков покоились на феодальном праве, то с окончанием реализации реформы феодальные отношения исчезли. Соответственно и дворяне-помещики утратили тот объем прав, который их выделял из других сословий.

Не умея вести хозяйство по-новому, по-капиталистически, помещики стали сдавать в аренду земельные участки тем же крестьянам и массово приступили к распродаже своих оставшихся земельных угодий. Государство было не в состоянии остановить этот процесс умирания отжившего класса.

Последней попыткой правительства как-то по-особому выделить в правовом отношении и поддержать благородное сословие землевладельцев было учреждение в 1885 году Дворянского земельного банка. Это было государственное ипотечное кредитное учреждение, выдававшее на льготных условиях ссуды под залог земли. Воспользоваться правом получения таких ссуд могли только потомственные дворяне.

Льгота и особые права дворян в этом случае состояли в том, что Дворянский банк выдавал ссуды под 5% годовых, а позднее 4,5% и даже 4-3,5%, а частные банки давали представителям остальных «неблагородных» сословий кредиты под 6,25-7,5%.

Кроме этих «похоронных пособий» царизм уже не мог ничего нового предложить в правовом отношении для сословия, создавшего это государство и служившего верой и правдой трону. Помещичьи земельные владения неуклонно и стремительно таяли, число беспоместных дворян росло, и звание дворянина все реже и меньше совпадало с понятием «помещик».

Продолжение читайте на сайте РАПСИ 30 октября