Руководство анатомического театра оказалось на скамье подсудимых за кошмарную антисанитарию в морге, в ходе процесса были озвучены жуткие подробности об условиях хранения тел и месте работы сотрудников. Подсудимый все беды свалил на бюрократию: если бы был декрет, позволяющий хоронить без документов, такая дикая ситуация бы не сложилась. Виновным советник правления себя не признал.

РАПСИ продолжает знакомить читателей с правовыми новостями столетней давности, на дворе 5 декабря 1918 года.

Дело анатомического театра

В Народном Суде Хамовнического района разбиралось дело по обвинению советника Правления анатомического театра при Московских клиниках гр. Федорова в содержании рабочих клиники в невозможных санитарно-гигиенических условиях.

Из протокола инспектора труда видно, что отделение для вскрытия трупов содержится в ужасном состоянии. Трупы валяются в крови и грязи, окна грязны, умывальники не в порядке, дезинфекции никакой, полы не моются, воздух ужасный и т. д.

Рядом со вскрывочной находится кладовая с одеждой умерших, откуда несется запах разложения. Одежда в мокром виде лежит, издавая зловоние, по четыре месяца, только на пятый месяц сдается в цехгауз.

В подвале трупы лежат по несколько месяцев, от трупного запаха мутится в голове.

Жилища рабочих, которых при клинике до 1000 человек, темные, серые, смрадные, скученные. В окна жилищ рабочих доносится трупный запах. Коридоры грязные. 

Антисанитарное состояние жилищ рабочих является источником болезней. Рабочий Иванов потерял глаз, заразившись при вскрытии. Рабочим не выдается при вскрытии очков, перчаток и несмотря на мокрые полы и сырость, не выдается галош.

Просьбы рабочих хоронить лежащие по несколько месяцев трупы не имели успеха.

Несмотря на составление протокола инспектором труда, администрация не очистила трупного подвала, и только после приказания Президиума Московского Совета Раб. и Кр. Деп. он был очищен.

По делу были вызваны работающие при анатомическом театре Шурыгин, Трофимов и врач Хамовнического и Пречистенского района Василевский.

Гр. Федоров, не признавая себя виновным, в оправдание ссылается на 45 ст. о надзоре за помещениями, из которой видно, что внутреннее состояние помещения клиник находится не в его ведении, а в ведении директора института судебной медицины проф. Минакова.

Трупы не хоронились, по словам обвиняемого, по вине комиссаров милиции.

До революции, - говорит он, - трупы лежали всего 2 – 3 дня. В настоящее время он не может добиться уборки трупов, несмотря на неоднократные обращения к комиссарам. Проф. Минаков также обращался к Рогову, чтобы убрали трупы. Сами же сделать этого не вправе из-за отсутствия необходимых документов, выдаваемых комиссариатами.

Свидетель Шурыгин, ведающий лабораторией, вскрывочной и похоронами трупов показывает, что неполучение разрешения на похороны из комиссариата делало невозможным очищение трупного подвала. 

Инспектор труда интересуется, когда были изданы правила о непогребении трупов без документов комиссара. Оказывается, что правила эти были изданы еще в 1905 году, обстоятельство это заносится в протокол.

Свидетель Шурыгин, желая выгородить Федорова, говорит, что советник Федоров не ведает погребением трупов, что занимается этим он, Шурыгин. Он обращается в комиссариат за документами и получает от советника Федорова лишь деньги на погребение. Инспектор труда спрашивает Шурыгина, хороши ли помещения рабочих и в порядке ли уборные. Шурыгин отвечает, что помещения сырые, грязные, окон нельзя открыть, уборные неисправны. «Рабочие не жаловались на плохие жилища», прибавляет Шурыгин, - сам громче всех кричавший на собрании клинических рабочих, что жилища невозможны.

Инспектор труда заявляет и Шурыгин подтверждает, что он слышал о приказе комиссара Рогова немедленно похоронить трупы, а счета представлять для оплаты в Совет Рабочих Депутатов.

Инспектор труда спрашивает Шурыгина, сколько у него детей и какое он занимает помещение. Он отвечает, что семья в 5 человек занимает одну комнату. Есть семьи в 7 человек, занимающие одну комнату. На вопрос, какое помещение занимает советник и какая у него семья, Шурыгин ответил, что семьи не знает, но знает, что советник занимает особняк с садом и огородом.

Врач Василевский констатирует, что морг при женско-медицинском институте, устроенный по последнему слову техники с холодильниками, также был невероятно загрязнен и переполнен. В апреле месяце он видел там трупы, лежавшие около 7 месяцев. Он сам обращался к двум комиссарам Хамовнического и двум комиссарам Пречистенского района, чтобы убрали трупы, но комиссары заявляли, что за ними трупов не значится. Проф. Минаков сказал Василевскому, что денег на погребение трупов ему не отпущено.

Свидетель подтверждает, что комиссары милиции задерживали доставку документов, а следовательно, и похороны трупов.

Далее врач подтверждает антисанитарные условия жилищ рабочих. Ремонта никакого не производилось. Всеми помещениями клиники, двором и общежитием ведает смотритель и правление в лице советника Федорова. Свидетель подтверждает, что после протокола инспектора труда анатомический театр начал чиститься.

После опроса свидетелей обвинения слово предоставляется инспектору труда. Он говорит, что Инспекции Труда не было бы дела до анатомического театра, если бы безобразия, творящиеся там, не затрагивали жизнь и здоровье рабочих.

Привлекаем мы Федорова за то, - говорит она, - что он не пекся о здоровье рабочих и их семейств, которые ему были вверены. Пускай советник правления не ссылается на законы 5-го года, теперь не имеющие силы, и знает, что его не освободит от скамьи подсудимых эта формальная отписка. Всякий честный, деятельный гражданин обязан был приложить все усилия к уборке трупов и к улучшению жилищ рабочих.

Две бумаги, - говорит она далее, - которые были получены от советника правления были без печати. Что это значит? Либо в правлении есть старая печать с двуглавым орлом, которую они поставить не могут, либо у них есть печать Российской Социалистической Федеративной Республики, которую они поставить не хотят. Это несомненный саботаж старого царского чиновника. 

Несознательных рабочих, как выступавших только что свидетелей, которые плохо знают свои обязанности, будем также привлекать к суду. Жалобы о червях и невыносимых условиях подвальной жизни были мне присланы Рабочим Коллективом, а свидетели заявляют, что ничего об этом не знают. Мы знаем, что когда холерное заболевание грозило жизни не только черной, но и белой кости, советник правления не дожидался бумажек комиссара, а моментально похоронил трупы.

Мы считаем, что самое суровое наказание должны понести те, кто повинен во всех ужасах и безобразиях антисанитарных условий жизни клинических рабочих. Нельзя ссылаться, что нет бумажки, чтобы хоронить. До особняка советника не доползали черви и не доносился трупный запах, ему не было дела до гибели сотен рабочих. Такие люди, как советник, должны были либо уйти, либо исполнять свое дело охраны здоровья вверенных ему рабочих.

Обвиняемый Федоров в своем последнем слове не мог ничего другого сказать, как только то, что «пускай выйдет декрет, по которому можно хоронить без документов, и он станет поступать по этому декрету».

«Мы должны подчиняться приказам высшего законодательного учреждения Моск. Сов. Раб. Депутатов, - говорит он, - и потому совершенно правильно замечание обвинителя, что после полученного приказа от Президиума Моск. Сов. Раб. Деп. началась немедленная очистка». 

Подготовил Евгений Новиков

*Стилистика, орфография и пунктуация публикации сохранены