Может ли гонорар успеха адвоката достигать колоссальных сумм, стоит ли ограничить размеры таких премий, выгодно ли клиенту оплачивать юридические услуги на условиях гонорара успеха и как уголовное преследование адвоката Игоря Третьякова может повлиять на весь юридический рынок, в эксклюзивном интервью РАПСИ рассказал сам обвиняемый в хищении более 330 миллионов рублей у «Роскосмоса».

- Озвученный следствием гонорар успеха, который вы получили, впечатляет, конечно. Откуда взялась такая огромная сумма?

Меня с командой «НПО им. Лавочкина» привлекли в сложный момент, когда собственные юристы предприятия оказались в крайне затруднительном положении и проигрывали в судах. После моего прихода ситуацию удалось радикально переломить и фактически спасти предприятие от банкротства, которое ему неминуемо грозило. Стоимость исков была действительно очень высокой, но мой гонорар был привязан к сумме отбитых требований (что было четко закреплено договором): я получил ровно то, что мне причиталось по документам.

- То есть работы были приняты?

Да, и по всей процедуре.

- Вас наняли по итогам тендера?

В строгом соответствии с Положением о закупках, которое дает возможность заключать договор с адвокатом без проведения тендерной процедуры. Это стандартное положение для многих государственных и окологосударственных компаний.

- Но вам не кажется, что сумма все же непомерно велика, чем и привлекла к себе внимание?

Я действовал исключительно в рамках договоренностей, закрытых всеми необходимыми документами, прошедшими серьезную внутреннюю проверку. Думаю, если бы предприятие условия не устраивали, работу бы мне не дали.

- Почему работала ваша компания, а не штатные юристы «Лавочкина»?

Решение о привлечении меня и моей команды было принято «НПО им. Лавочкина» после проигрыша штатными юристами трех дел о взыскании неустойки за нарушение сроков по госконтрактам. С момента включения в работу мы принимали активное участие во всех делах, по которым были привлечены, и участвовали во всех судебных заседаниях, что было установлено в арбитражном суде и прокуратурой не оспаривалось. Юридические услуги «НПО им. Лавочкина» были оказаны, а договоры реально исполнялись. За 2015-2018 годы «Роскосмос» предъявил к предприятию требования о взыскании на сумму свыше 5,7 миллиарда рублей. В перепредъявленном мне 26 сентября 2018 года обвинении между прочим указано, что услуги штатными юристами из моего партнерства оказывались!

По многим делам, где мы участвовали, были вынесены решения о полном отказе в удовлетворении исков или существенном уменьшении требований. Из общей суммы 5,7 миллиарда рублей в результате нашей работы «НПО им. Лавочкина» удалось отбиться от претензий на 5,5 миллиарда рублей, что явилось основанием для оплаты гонорара успеха в размере 330 миллионов рублей.

- А в чем смысл гонорара успеха, почему нельзя было работать по договорам?

Условие о гонораре успеха является законным и экономически обоснованным, так как гарантирует, что оплата адвокату производится только в случае успешной работы, то есть будет иметь экономический эффект для предприятия. В случае проигрыша доверитель избавляется от необходимости дополнительно платить адвокатам.

Договоры на оказание юруслуг были заключены в соответствии с Положением о закупках, принятым «Роскосмосом» и действующим на предприятии. Это положение, как и положения о закупках Сбербанка, Газпрома, Аэрофлота и многих других уважаемых компаний, устанавливает, что договор с адвокатом независимо от суммы заключается без проведения торгов.

Неосновательное обогащение вообще отсутствует, так как юридические услуги были оказаны, что подтверждается многочисленными процессуальными документами, подготовленными моей командой, а также судебными актами, протоколами судебных заседаний и аудиозаписями.

Отдельное удивление вызывает позиция прокуратуры в арбитражном деле. В исковом заявлении встречаются такие пассажи, как «стоимость одного судебного акта», вознаграждение «за выполнение судами Российской Федерации функций правосудия», «отсутствие профессиональной необходимости» для привлечения адвоката. То есть прокуратура определяет, нужен ли внешний консультант? Это очень тревожный сигнал и для системы правосудия, и для юридической профессии, и для общества в целом. Так мы придем к тому, что и защитник в уголовном процессе не нужен: следователь с судом разберутся сами. А то, что действия нашей команды фактически спасли от неминуемого банкротства гордость нашей космической отрасли, отбившись от претензий на 5 миллиардов рублей, – это, видимо, деятельность никак не характеризующая профессионализм и добросовестность.

- Проигранное штатными юристами «НПО им. Лавочкина» дело было схожим с делом, по которому вас привлекли. Вот и в решении арбитражного суда, по которому с вас взыскали больше 308 миллионов рублей, тоже упоминается о схожести и однотипности этих дел. Суд даже называет их делами, не представляющими особой сложности.

Во-первых, мне бы хотелось еще раз обратить ваше внимание на эти два дела: оба иска заявлены по одному и тому же госконтракту в связи с просрочкой выполнения работ со стороны «НПО им. Лавочкина» по разным этапам этого госконтракта. Но в одном случае (когда я еще не был привлечен к работе) иск «Роскосмоса» удовлетворяют в полном объеме, и «НПО им. Лавочкина» проигрывает дело, а штатным юристам даже не удается добиться снижения неустойки по статье 333 ГК РФ в связи с ее несоразмерностью.

В другом же деле, когда к работе подключился я, взыскиваемая неустойка была снижена судом более чем в три раза: из заявленных «Роскосмосом» 311 миллионов суд удовлетворил лишь 99. Также мы добились удовлетворения встречного иска почти на 17 миллионов. Впоследствии дело было возвращено судом кассационной инстанции на новое рассмотрение (суд согласился с общими выводами первой инстанции, но указал на необходимость проверить определенные обстоятельства), и на втором круге нам удалось доказать еще большее снижение неустойки: суд взыскал лишь 21 миллион. Почти все решения обжаловались, проходили как минимум до кассации. По одному и тому же делу иногда разные инстанции выносили разные решения. Например, одно из дел слушалось полтора года, прошло все инстанции, возвращалось на новое рассмотрение. Наверное, потому что дело легкое?

Следствие, прокуратура, а за ними и арбитражный суд в лице судьи, выносившей решение по моему делу, утверждают, что дела схожие и простые. Так почему же штатные юристы дело проиграли, а после того, как я был привлечен для оказания помощи по так называемому схожему делу, «НПО им. Лавочкина» удалось добиться значительного успеха? Думаю, что дело здесь как раз в нашей работе.

Ни в коей мере не хочу давать какие-либо комментарии по поводу квалификации штатных юристов «НПО им. Лавочкина»: во-первых, это нетактично, во-вторых, меня пригласили работать не для этого. «НПО им. Лавочкина» хотело результат, и я его дал. Именно за полученный результат, который, повторюсь, полностью устроил «НПО им. Лавочкина», я взял деньги.

- Но дела и правда выглядят однотипно!

Действительно, если посмотреть на иски «Роскосмоса», то они однотипны: есть заключенный между заказчиком и «НПО им. Лавочкина» госконтракт, по которому НПО обязуется выполнить опытно-конструкторские работы. Есть срок, в течение которого эти работы должны быть выполнены. Работы в срок не выполнены, и дальше нужно лишь посчитать период неустойки, сделать несложные математические выкладки и иск готов. То есть для истца работа по иску по таким делам действительно на первом этапе особой сложности не представляет. А вот ответчику приходится значительно тяжелее!

Законодатель устанавливает, что вина исполнителя работы в нарушении срока предполагается, и ответчику, как исполнителю опытно-конструкторских работ, нужно эту презумпцию опровергнуть, и тут простыми вычислениями не обойтись. Ответчик должен доказать суду, что имелись серьезные причины для задержки работ. При этом принципиальной позицией руководства «НПО им. Лавочкина» было именно доказать, что причины задержки были объективными, не зависящими от исполнителя, а не перекладывать вину на наших соисполнителей.

Для обоснования позиции ответчика нужно было подробно изучить условия госконтрактов, технические задания на выполнение опытно-конструкторских работ, а это создание космических аппаратов, космических систем или отдельных их частей, не только по спорному госконтракту, рассматриваемому в деле, но зачастую и по смежным госконтрактам, контрактам с соисполнителями, технические акты, переписку сторон кооперации. В работе необходимо было отталкиваться не только от норм гражданского законодательства, но и ориентироваться в ГОСТах и положениях, регулирующих создание космических комплексов. Это колоссальный объем работы. И обстоятельства совершенно разные не только по разным госконтрактам: они разные даже по разным этапам одного госконтракта.

- Как вы оказались под стражей?

Фактически меня сняли с трапа самолета, когда я прилетел из отпуска с Байкала. Я ни от кого не скрывался, а в мое отсутствие, в нарушение всех процедур, в офисе и дома провели обыски, а меня объявили в розыск. 31 июля Бабушкинский суд по ходатайству следствия заключил меня под стражу на 1 месяц и 20 суток по обвинению в совершении тяжкого преступления, предусмотренного частью 4 статьи 159 УК РФ. Потом срок содержания под стражей несколько раз продлевался. Последний раз – 21 января 2019 года, прямо в мой день рождения.

- Каковы условия содержания?

Терпимые. Не курорт, разумеется, но СИЗО есть СИЗО. Но ничего такого, на что нужно отдельно жаловаться.

- Следственные действия идут активно?

Нет. Меня, например, за все то время, что я нахожусь под стражей, допрашивали лишь дважды. Следствие постоянно корректирует свою позицию, думаю, потому, что обвинение рассыпается. С моей точки зрения, самое главное для него сейчас – добиться признания от меня факта хищения денег и, соответственно, вины, но этого не происходит. Именно поэтому, думаю, я и оказался под стражей: это хороший способ психологического давления.

- То есть вы считаете, что оказались в СИЗО по чисто экономическому спору?

Безусловно. Если и говорить о каком-то содержательном наполнении спора, то он лежит в чисто экономической плоскости, а по экономическим спорам, как вы знаете, лишение свободы не предусмотрено. Но общая тенденция такова, что заключение под стражу рассматривается следствием именно как удобный инструмент давления.

- Каковы основные пункты обвинения?

Следствие полагает, что договоры на оказание юридических услуг между «НПО Лавочкина» и мной являются ничтожными, так как, во-первых, заключены в нарушение Положения о закупках, во-вторых, само условие о гонораре успеха противоречит основам законодательства и означает торговлю правосудием, и, в-третьих, документооборот между сторонами договора был фиктивным, а услуги реально не выполнялись.

Моя защита неоднократно и очень подробно высказывалась по всем пунктам, но даже самые весомые аргументы не принимаются во внимание судом. Но мы будем отстаивать свою правоту последовательно и настойчиво. Все факты и цифры говорят о том, что работа была сделана и сделана хорошо, поэтому с обвинениями я не согласен и вины не признаю.

- Следствие заявило, что руководитель правовой дирекции «НПО Лавочкина» пошла на сделку…

- Следствие умолчало, что Екатерина Аверьянова при этом дала показания, что никакого хищения денежных средств с ее стороны не было. Более того, по информации, озвученной ее адвокатом, на нее оказывалось давление. На меня и моих коллег тоже оказывается давление, а моя семья находится под постоянным прессингом.

- Как вы думаете, чем все закончится?

Я считаю, что был лишен возможности реально осуществлять свою защиту в арбитражном суде, что противоречит Конституции. Но все же мне с моей защитой удалось донести до суда свою позицию. Мне не хочется забегать вперед и комментировать еще не вступившее в законную силу решение, но, конечно, я надеюсь, что окончательное решение будет принято в соответствии с законом, а значит, справедливость восторжествует.

Подготовила Ирина Новикова