Революционный трибунал вынес приговор по делу «о чуде» в орловской Покровской церкви: на одной из икон зацвёл засохший венок. Местные священники проповедовали, что такое необычное явление свидетельствует о Божьей благодати к месту и в Орловскую губернию кинулись толпы паломников, которые платили щедрые взносы за соприкосновение к чуду. Между тем местный архиерей обеспокоился небывалым ажиотажем и напомнил священникам о нарушении указа Петра I от 1722 года, которым запрещалось разглашать о чудесных божественных проявлениях без тщательной проверки. Предчувствия архиерея не обманули: власти, опасаясь, что шумиха вокруг чудесного цветка может привести к религиозным волнениям и этим воспользуются контрреволюционные элементы, проводят собственное расследование. В итоге два священника, поднявшие шум вокруг «чуда», оказываются на скамье подсудимых. 

РАПСИ продолжает знакомить читателей с правовыми новостями столетней давности, на дворе 9 апреля 1919 года*.

Дело о венке расцветшем

Часть II

Дело в том, что еще Февральская революция расколола орловское духовенство на два враждующих лагеря — макарьевцев и серафимовцев.

При царском строе на орловской кафедре сидел николаевский помпадур, небезызвестный Макарий Гневушев, монархист, ярый черносотенец, активный член «Союза русского народа» и каких-то «палат Архангела Михаила». Был он нрава дикого и неукротимого, в епархии его определенно не любили и за глаза называли «поповской смертью». Кроме своего ярого монархизма, Макарий был известен хищениями, совершенных им в бытность настоятелем Новоспасского монастыря; на почве этих хищений т для того, чтобы избавиться от казначея, игумена Тихона, человека прямого и безупречной честности, Макарий отравил его, подмешав к чаю стрихнина.

Прошлое орловского архиерей, конечно, не было тайной для орловских церковников. Образовавшийся в Орле после февральской революции «Исполнительный Комитет духовенства и мирян» в первую же очередь потребовал от центральной власти смещения Макария. Макарий был удален, а на орловскую кафедру был избран Серафим.

Макарий, как, впрочем, и все шарлатаны в рясах, имел в Орле кучку своих приверженцев, главным образом, из членов союза русского народа и палаты архангела Михаила.

Эта группа орловских Гамзей Гамзеевичей и Сашек Половневых успела вовремя перекраситься и организовала союз, громко назвав его союзом «церковного обновления».

Душою этого нового общества являлись священник Серебрянский, в церкви которого регулярно происходили собрания членов союза, и священник Беляев, занявший должность секретаря нового союза.

Беляев, между прочим, написал брошюру «Временное управление Орловской епархией епископа Серафима», в которой не только облил грязью нового епископа, но подробно изложил цели и задачи нового союза.

Так, на стр. 20 мы узнаем, что названное «общество организовалось для восстановления поруганной в отношении к епископу Макарию правды»; на стр. 24 — что «его целью является борьба против исполнительного комитета и епископа Серафима», главным образом, за то, что они вступили в деловой контакт с революционной властью (правда, еще при Керенском).

Любопытно отметить, что для борьбы с Серафимом общество не брезговало ничем — писанием доносов, активными выступлениями и даже фабрикация «чуда» оказалась направленной не более как к «вящему прославлению общества» и к посрамлению Серафима, в отношении чудес бесплодного, как евангельская смоковница. Чудо было нужно, чтобы окружить членов союза «некоторою мистической святостью», «ореолом хотя бы возможного в будущем мученичества за веру».

Попутно члены союза инсинуировали, конечно, по адресу Советской власти; на крестных ходах, на ежечасных молебнах пред «венком расцветшим» рекламировали свой монархический по идее и по составу членов союз.

Все вызванные защитой свидетели оказались членами союза. Членом же союза объявила себя гр. Юрьева, та самая, которая, принесла в церковь венок и распустила в народе слухи о чудесном исцелении своей невестки.

Серафим не покрыл своим епископским авторитетом чуда в Покровской церкви, так как «чудо-творцами» являлись люди из враждебного ему лагеря; как образованный человек, он не мог не сознавать, что «чудо милости Богоматери» льет воду не на его архиерейскую мельницу, а на мельницу его врагов. Но если бы к фабрикации чуда оказались прикосновенными «свои» для Серафима люди? Кто знает, таково ли было бы тогда отношение «святителя» к «мистическим толкованиям венка расцветшего».

—  Все они одним миром мазаны, одна шайка, — скептически сказал кто-то из свидетелей на суде, спрошенный о Серафиме, и сказал глубокую правду.

— Советская власть, — говорил он, — раскрыла все подлинные приемы и всю гнусную работу черных воронов, которой они стремились всегда затемнить народное сознание для того, чтобы легче было его держать в повиновении барам и царю, а, кстати, и эксплуатировать безнаказанно, но прошли золотые дни жандармов и попов. Охранки уничтожены и рассмотрены все дела. Их осведомители, провокаторы, сотрудники, все насильники над телом народа разоблачены и раскрыты. Теперь настала очередь насильников над разумом и духом человека, и вот потянулись попы вереницею на грозный суд народа. Раскрыты уже масса подлостей. 

После совещания, которое продолжалось 1 час 10 минут, народные заседатели вынесли такой приговор: «Гр. Серебрянскому, принимая во внимание время, проведенное им в предварительном заключении, семейное положение и преклонность лет, — меру наказания считать исчерпывающей, а гр. Беляева, как вредного для Советской Республики человека, подвергнуть тюремному заключению на 1 год и 6 месяцев».

Так закончилось дело о «венке расцветшем».

Мих. Горев.

(Вечерние известия)

Подготовил Евгений Новиков

*Стилистика, орфография и пунктуация публикаций сохранены