РАПСИ продолжает публикацию цикла исторических расследований кандидата исторических наук, депутата Госдумы первого созыва Александра Минжуренко о событиях, случившихся в России сто лет назад. Двадцатая глава посвящена выдающейся личности Александра Колчака. А также его важнейшей роли в преображении Черноморского флота, служившего примером для подражания, как в событиях, предшествовавших 1917-му году, так и после революции.

Больше всего от бунтарских действий нижних чинов, о чем говорилось ранее, пострадал Балтийский флот, его офицерский состав. Матросами были убиты командующий вице-адмирал А.Непенин, губернатор Кронштадта адмирал Р.Вирен и многие другие старшие офицеры. В связи с этим естественно рассмотреть ситуацию и на другом воюющем флоте России – Черноморском. А как там обстояли дела?

И в глаза сразу бросается то, что ничего подобного на Черном море в дни февральско-мартовского перелома не случилось. Почему? Ведь условия службы на этих двух флотах были абсолютно одинаковы. Почему же в одном случае мы видим массовые случаи очень жестоких расправ с офицерами, а на Черноморском флоте никто из матросов на своих командиров не поднял руку?

Чтобы ответить на этот вопрос, надо, видимо, поискать различия в положении этих двух флотов. Но таких различий мы практически не находим, кроме двух моментов. Одну из этих причин спокойствия Черноморского флота активно упоминали в официальной советской историографии.

Советские историки делали большой акцент на то, что Севастополь, мол, был более отдален от промышленных центров страны, чем Балтика, и, соответственно, на Черноморском флоте было меньшим влияние пролетариата. Прямо скажем, нам представляется, что это объяснение - всё-таки натяжка в угоду пресловутому классовому подходу, с позиций которого в прежние времена пытались объяснить буквально всё происходившее в социально-политической истории.

Да, действительно, вблизи Севастополя было меньше крупных городов с большими заводами, но вряд ли это было решающим фактором. Да и каким образом оказывалось это самое пролетарское влияние на матросские массы? Ведь та же самая разгромленная и раздробленная большевистская партия, как известно, практически не работала даже в пролетарской среде накануне февраля. Никаких листовок она на флоты не поставляла.

Так в какой тогда форме проникала в матросскую среду большевистская пропаганда? Да и чем тут большевикам гордиться: ведь на Балтике был неорганизованный дикий беспощадный бунт без всякой идеологической подкладки. Неужели это была установка большевиков – физически истреблять офицеров?!

Далеко не в пользу версии о «географически-пролетарском факторе» говорит и история Черноморского флота. Именно здесь в Первую русскую революцию в 1905 году вспыхнули матросские восстания, прозвучавшие на весь свет.

Все знают про мятеж на броненосце «Потемкин», но мало кто помнит, что к восставшему кораблю затем примкнули броненосец «Георгий Победоносец» и крейсер «Очаков», а также учебное судно «Прут». Возглавил это восстание не представитель пролетариата или большевиков из крупного промышленного центра, а уроженец Житомирского уезда из села Великие Коровинцы Григорий Вакуленчук.

А затем, в этом же году, новое восстание на нескольких кораблях в Севастополе, которое возглавил опять же не социал-демократ из рабочих, а кадровый лейтенант Шмидт, отправивший знаменитую телеграмму Николаю II: «Славный Черноморский флот, свято храня верность своему народу, требует от Вас, государь, немедленного созыва Учредительного собрания и не повинуется более Вашим министрам. Командующий флотом П. Шмидт». Не универсален, в общем, классовый подход при анализе сложной революционной обстановки.

Тем не менее излюбленный советскими историками фактор близости баз Балтийского флота к промышленным и политическим центрам, пожалуй, не надо полностью сбрасывать со счетов. Однако, он скажется позднее, когда большевистская партия, действительно, развернет большую пропагандистскую работу среди матросов Балтики, опираясь главным образом на Петроград, и личный состав флота окажется в значительной степени «большевизированным».

А для первого периода революции - с марта по май 1917 года - нужно, видимо, искать другие причины, объясняющие нам, почему Черноморский флот не поддался бунтарским настроениям и оставался поэтому боеспособен.

Этой второй причиной была фигура командующего флотом вице-адмирала А.В. Колчака. Об этом факторе буквально сквозь зубы или вскользь вынуждены были упоминать даже советские историки. Они признавали, что спокойствие на Черноморском флоте во многом объяснялось «высоким авторитетом его командующего».

Да, в переломные революционные моменты для выдающихся личностей объективно создаются условия, в которых могут проявиться их особые качества, и мы в нашем расследовании еще неоднократно будем рассуждать о роли личности в истории. Пищу для размышлений на эту тему Русская революция дает богатую.

Высокая репутация Александра Васильевича Колчака создавалась им в течение всей его жизни. Морской корпус он закончил первым в списке, но уступил это место своему другу. Уже на первых местах службы он заслужил самые высокие отзывы.

Командир «Крейсера» Г.Ф. Цивинский писал: «Одним из вахтенных учителей был мичман А.В. Колчак. Это был необычайно способный и талантливый офицер, обладал редкой памятью, владел прекрасно тремя европейскими языками, знал хорошо лоции всех морей, знал историю всех почти европейских флотов и морских сражений».

Блестяще исполняя свои обязанности военного моряка, Колчак проявил склонности и способности к научной деятельности. На всех должностях он попутно занимался исследованиями тех акваторий, где приходилось плавать. Свои первые наблюдения над течениями Японского и Желтого морей он уже в 1899 году опубликовал в научном журнале по гидрографии.

Но больше всего его интересовала Арктика, и он рвется в экспедиции по изучению Северного морского пути. Ради этого он оставляет военный флот, поступает в распоряжение Академии Наук и в 1900 году отправляется в легендарную Русскую полярную экспедицию Э. Толля.

Руководитель экспедиции был настолько восхищен самоотверженной и крайне полезной деятельностью Колчака, что назвал его именем один из островов в Таймырском заливе и один мыс. За участие в этой экспедиции Колчак был награжден орденом и был избран действительным членом Императорского Русского географического общества.

В 1906 году уже за другую экспедицию и полученные научные результаты Колчак получает от этого общества Константиновскую медаль, которой до него были награждены всего три человека, включая знаменитого Ф. Нансена. Затем Русско-японская война, в которой Колчак, вернувшийся на военную службу, показал себя весьма достойно и получил много наград, две из которых имели девиз «За храбрость».

Первую мировую войну Колчак начал на Балтийском флоте. В этой фигуре удачно слились боевой офицер и ученый, он ко всему подходил творчески: как командир и исследователь одновременно, и поэтому разработанные им операции моряки порой называли даже «гениальными».

Вскоре эти данные привели к тому, что не только в России, но и среди союзников Колчак был признан лучшим специалистом минного дела в мире. В ноябре 1915 года за блестящую операцию он становится Георгиевским кавалером, а в декабре его назначают командующим Минной дивизией. Адмирал Тимирев вспоминал: «Редкое назначение приветствовалось столь единодушно всем флотом».

На этом посту он добился невероятного: перегородил своими минными полями всю Балтику и воспрепятствовал маневрам вражеского флота, обезопасив побережье. В результате, потери немецкого флота в части боевых кораблей превосходили аналогичные русские в 3,4 раза; в части торговых судов — в 5,2 раза. И всеми признавалось, что в такой статистике главную роль сыграл лично контр-адмирал Колчак.

Ясно, что такие выдающиеся заслуги не могли остаться незамеченными. Колчак производится в вице-адмиралы и назначается командующим Черноморским флотом. Адмирал Эбергард, которого сменял Колчак, так отозвался на это: «Всякое другое назначение показалось бы мне обидным».

Здесь ситуация была посложнее и в основном из-за пассивности наших адмиралов. Русские корабли в 1915 году фактически перестали выходить в море, там господствовали турецкие силы и два немецких корабля: линейный крейсер «Гебен» и крейсер «Бреслау».

Со вступлением в войну Болгарии на стороне Германии вражеский флот стал базироваться в Бургасе и Варне. Такое господство на море противника ставило в тяжелое положение Кавказский фронт, который продвигаясь по южному берегу Черного моря, мог снабжаться только морскими путями, так как гористая местность и бездорожье не позволяли подвозить все необходимое сухопутным путем с Кавказа.

Интересно, что Колчак, начав с места в карьер наводить порядки и устанавливать жесточайшую дисциплину, сразу заработал этим большой авторитет среди молодых офицеров и матросов. Про разносы, которые он устраивал старшим командирам, ходили легенды и анекдоты. Но все как-то моментально уяснили, что все это делается для пользы службы, а не из-за прихоти нового командующего.

И Черноморский флот на глазах переродился. Ранее моряки сидели на базах и не могли защитить даже свои транспорты: до Колчака было потоплено 30 наших пароходов, что составило четверть всего транспортного флота. А за весь период командования флотом Колчака противнику удалось потопить всего один наш пароход. И это при том, что активность перевозок резко возросла.

Вице-адмирал Колчак изменил ситуацию до противоположной. Расставив минные поля у Босфора и Варны, новый командующий накрепко запер противника в его портах. Черное море снова стало полностью «Русским». Стороны поменялись местами: теперь турки и немцы вместе со своими грозными «Гебеном» и «Бреслау» бесполезно стояли в своих бухтах. Отныне уже турки не могли снабжать свой фронт по морю.

В немецких документах содержатся очень высокие оценки деятельности Колчака: «Положение на Черном море радикально изменилось в пользу противника с приходом Колчака».

Всё это вместе взятое привело к тому, что авторитет Колчака поднялся на недосягаемую высоту, и никакие революционно настроенные провокаторы не смогли подбить матросов Черного флота к актам насилия. А на митингах выступал и сам Колчак.

В своих очень искренних выступлениях он смог подобрать такие слова, которые находили понимание у военных моряков. Ему верили – это главная разгадка феномена Черноморского флота. Верили в то, что он не «служитель царского режима», а самоотверженный защитник Родины.

Уже 10 марта Колчак выступил со всеми кораблями в боевой поход на Босфор. Большевик А. Платонов, служивший на «Екатерине Великой», писал в воспоминаниях»: «Частые походы отрывали массы от политики… служили препятствием развитию революции».

Нашел общий язык Колчак и с Центральным военно-исполнительным комитетом. Фактически этот ЦВИК полностью подчинялся командующему.

Однако, продолжая удерживать флот в состоянии боеготовности и сохраняя на нем должную дисциплину, Колчак, конечно, был не в состоянии влиять на положении дел в Севастополе и вообще на берегу. Там нарастал, по его словам, «политический сумбур и бедлам».

Командующего флотом пока не трогали. Матросы по-прежнему уважительно говорили: «Наш Колчак». Однако сам вице-адмирал уже чувствовал приближение той смуты, которая охватила уже все фронты и гарнизоны. Эта волна неизбежно должна была докатиться и до Севастополя. Колчак ощущал себя последним защитником последнего форта – оплота порядка и дисциплины.

Продолжение читайте на сайте РАПСИ 7 июля.