РАПСИ открывает новую рубрику, в которой будет знакомить читателей с резонансными и необычными судебными процессами прошлых эпох, оказавшими влияние на развитие юриспруденции в России, а также любопытными делами, дающими представление о становлении права в Европе. Уникальность проекта заключается в полном цитировании современников событий, что представляет удобство для изучающих историю права. Материалы будут выходить по пятницам.

Этот выпуск посвящен делу о первой дуэли Михаила Юрьевича Лермонтова.

На скамье подсудимых Михаил Лермонтов оказался по обвинению в участии в дуэли с бароном де-Барантом из-за ссоры на балу: французский поданный упрекнул поэта якобы в рассказе некой даме неприятных о нем слухов. Поединок между ними произошёл дважды: на шпагах, но у Лермонтова сломался ее кончик, и на пистолетах. Поэт на суде утверждал, что он нарочно выстрелил в сторону, что чуть не послужило причиной новой дуэли. Единственным свидетелем по делу проходил секундант Лермонтова поручик Столыпин, который одновременно находился и в статусе обвиняемого из-за запрета дуэлей.

Ссора на балу

Поручик лейб-гвардии гусарского полка Лермонтов 16-го февраля 1840 года, приехав с дозволения полкового командира в Санкт-Петербург и бывши того же числа на бале графини Лаваль, поссорился там с бароном де-Барантом. Поводом к неудовольствию между ними было (по показанию поручика Лермонтова) то, что де-Барант объявил ему на бале будто он, Лермонтов, говорил о нем какой-то особе, которой впрочем не назвал, не выгодно — требовал от него объяснения; когда Лермонтов уверил его, что это несправедливо, Барант, обнаруживая к нему недоверчивость, упрекнул его в дурном поступке, называя оный сплетнями. На это Лермонтов отвечал, что выговоров и советов не принимает и находит поведение его, де-Баранта, весьма смешным и дерзким. После этого де-Барант сказал, что если б находился в своём отечестве, то знал бы как кончить это дело; а Лермонтов возразил, что в России следуют правилам чести также строго, как везде, и что русские меньше других позволяют оскорблять себя безнаказанно. Затем Барант вызвал его на дуэль, и они расстались.

Через день после того, 18-го февраля, в 12 часов утра поручик Лермонтов и барон де-Барант съехались на Черной-речке по Парголовской дороге с секундантами, которыми были: со стороны Лермонтова — уволенный от службы лейб-гвардии гусарского полка поручик Столыпин, а со стороны барона де-Баранта — французский подданный граф Рауль д’Англес. Выбор оружия предоставлен был де-Баранту, как считавшему себя обиженным, и он выбрал шпаги, которые привезены были секундантом его; но в самом начале дуэли у шпаги Лермонтова переломился конец, и Барант нанес ему в грудь легкую рану, которая заключалась в поверхностном только повреждении кожи. После того противники, по сделанному предварительно условию, взяли пистолеты, привезенные секундантом Лермонтова, и должны были стрелять вместе по счету. Де-Барант сделал промах, а Лермонтов (как сам он показал), опоздавши несколько с выстрелом, выстрелил уже в сторону. Этим кончилась дуэль их, и они тут же помирились.

Показания свидетелей

В тот же день поручик Лермонтов отправился в полк и о произведенной им дуэли начальству не донес, единственно потому, как отозвался, что дуэль не имела пагубного последствия. Вскоре, однако ж, разнесшиеся слухи об этой дуэли дошли до сведения полкового командира, на спрос которого Лермонтов, признавшись во всем, объяснил вышеизложенные подробности сего происшествия, подтвердив их и по предании его потом военному суду. Показаний других лиц, которые бы подтверждали или опровергали объяснения подсудимого, по делу нет, кроме одного секунданта его, поручика Столыпина.

Сам барон де-Барант, по предании Лермонтова суду, выехал за границу, и как он, так и бывший со стороны его секундантом граф д’Англес остались не спрошенными; а других, которые бы были свидетелями ссоры их в доме графини Лаваль не открыто.

Поручик же Столыпин, отзываясь, что и его при ссоре не было, показал однако ж о ней по рассказам Лермонтова, согласно с его объяснениями. О самой дуэли Столыпин изложил точно то же, что сказал и Лермонтов, отзываясь, что куда направлен был пистолет Лермонтова при выстреле: в противника ли его, или в сторону, он определить не может, но утверждает, что Лермонтов стрелял, не целясь.

Что же касается собственного участия в этом деле поручика Столыпина, то он еще прежде, нежели Лермонтов открыл, что он был секундантом, принес повинную в этом шефу жандармов и как ему, так и в военном суде объяснил, что Лермонтов пригласил его быть секундантом на балу же у графини Лаваль, и он, Столыпин, находя неприличным для чести офицера отказаться, равно как и объявить об этой тайне, был в необходимости принять такое приглашение. Хотя же к примирению Лермонтова с де-Барантом приняты были меры, но они остались без успеха, потому что Барант требовал от Лермонтова извинений, от которых последний отказался.

Еще один вызов

Сверх того, во время производства суда подсудимый Лермонтов, узнав, что барон де-Барант распускал слухи о несправедливости показаний его, что он выстрелил при дуэли в сторону — пригласил его через неслужащего дворянина графа Броницкого к себе на арсенальную гауптвахту (на которой содержался), 22 марта вечером в 8 часов и, вышедши к нему без дозволения караульного офицера в коридор под каким-то предлогом, объяснялся там с де-Барантом по этому предмету и, как сам сознался, предлагал ему по освобождении из-под ареста снова с ним стреляться; но Барант, довольствуясь его объяснением, вызова не принял.

В карауле на арсенальной гауптвахте 22 марта стоял прикомандированный к гвардейскому экипажу 28-го экипажа мичман Кригер, который, равно и нижние чины бывшие в карауле, отозвались, что выхода поручика Лермонтова в коридор и объяснения его с иностранцем де-Барантом они не заметили.     

(газета Голос №59, 1867 год)

Подготовил Евгений Новиков

Продолжение читайте 21 сентября