Большевики крайне недовольны условиями содержания в Крестах и ежедневно пишут жалобы министру юстиции, наиболее придирчивым и требовательным оказался ближайший сотрудник Ленина присяжный поверенный Козловский, добившийся перевода в камеру с окнами на солнечную сторону и двух прогулок в день. Это, а также постоянные посылки с провизией для большевиков, раздражает уголовных преступников. «Почему нас обходят, ведь мы порядочнее большевиков! Мы, по крайней мере, не изменники и не германские агенты», — возмущаются арестанты.

Политические разногласия раскалывают и адвокатское сообщество: в суде зафиксирована драка присяжных поверенных, которые оказались недовольными взглядами оппонента на ситуацию в стране.

Украина продолжает настаивать на независимости, но теперь она высказывает претензии не только России: под огонь критики попадают власти Англии и Франции. Украинцы дают союзникам шанс исправиться — они готовы простить ошибки английских и французских властей в обмен на их поддержку независимости Украины. В противном случае Украина угрожает «обратить свой взор в сторону Австро-Германии».

Источники сообщают, что министры-кадеты настаивают на переезде Временного правительства из Петрограда в Москву, члены кабинета министров считают, что в Петрограде сложилась «немыслимая атмосфера», не позволяющая правительству благотворно работать. 

РАПСИ продолжает знакомить читателей с правовыми новостями столетней давности, на дворе начало августа 1917 года*.


7 августа

В Крестах

Находящиеся в крестах арестованные большевики предъявляют каждый день к администрации тюрьмы все новые и новые требования.

Наиболее придирчивым требователем оказался ближайший сотрудник Ленина, присяжный поверенный Козловский. Он все время шлет заявления своим товарищам, которые передают его жалобы министру юстиции. Козловский в последней жалобе уверяет, будто бы его били в Крестах. На самом деле ничего подобного не было.

Козловский пользуется всякого рода льготами вплоть до того, что имеет две прогулки в день и переведен в камеру, окна которой выходят на солнечную сторону и проч., и проч.

Среди матросов и солдат, арестованных за участие в беспорядках 3 – 5 июля, ведется усиленная агитация, поддерживаемая извне против существующего режима Крестов.

Солдаты-большевики требуют, чтобы камеры были открыты и чтобы им всем было выдано белье. Несколько раз большевики грозили голодовкой, но угрозы не приводили в исполнение.

Солдаты пишут жалобы в совет рабочих и солдатских депутатов о том, что будто бы их содержат в тюрьме под охраной, не предъявляя к ним никакого обвинения. Это неверно. Огромное большинство матросов и солдат числятся за контрразведкой.

Когда большевиков переводили из первого комендантского управления, то начальник Крестов был поставлен в известность, «что к нему переводятся неспокойные арестанты», и эту характеристику вполне оправдали большевики.

Более спокойно держал себя Луначарский. Он не заявлял никаких претензий, все время читает и пишет. Вопреки сообщениям, Луначарский пока не освобожден из Крестов.

Сильное возмущение в тюрьме вызывает посылка консервов и другой пищи из исполнительного комитета совета рабочих и солдатских депутатов большевиков. Уголовные считают, что исполнительный комитет, присылая продукты одним арестованным, явно обижают других.

— Почему нас обходят, — говорят уголовные, — ведь мы порядочнее большевиков! Мы, по крайней мере, не изменники и не германские агенты.

На лучшем счету у начальника тюрьмы считаются «союзники» и бывшие сановники.

А.Н. Хвостов очень любезен с администрацией, удостаивает другой раз «милостивыми» расспросами и беспрекословно подчиняется режиму. Бывшему министру внутренних дел разрешено свидание с женой, но его посещают очень редко.

Находящийся в тюрьме тибетский врач Бадмаев ныне освобожден.

Переведен также из тюремной больницы Крестов Штюрмер, бывший председатель совета министров, в урологическую лечебницу.

В тюремной больнице Крестов находятся Колышко и генерал Курлов.

(вечерняя газета Время)


8 августа

Беспорядки в Харькове

В Харькове произошли беспорядки, организованные темными силами, пытавшимися разгромить участок милиции. На Павловской площади, по требованию вагоновожатого, с конки был высажен постовым милиционером ехавший на подножке офицер. Покидая вагон, офицер произнес: «На фронте мы нужны, а здесь нас гонят». Вокруг офицера быстро образовалась большая толпа, требовавшая ареста милиционера. Милиционер прибыл в участок, здесь в дежурную комнату ворвалось несколько десятков солдат.

Дежурный младший помощник комиссара узнал в вагоновожатом грабителя Козуб-Черного, бежавшего 1-го августа из каторжной тюрьмы. В числе ворвавшихся в дежурную комнату солдат было много переодетых преступников. Они набросились на дежурного и другого помощника комиссара, бывшего в дежурной. Оба бросились бежать; толпа побежала за ними. Помощнику комиссара удалось благополучно скрыться. Тем временем толпа возле участка и управления милиции прибывала. Начали раздаваться возгласы о необходимости обезоружения всех милиционеров. Были вызваны конные милиционеры и отряд драгун. При появлении конницы толпа, наполнявшая помещение участка, начала разбегаться. Некоторые выбрасывались прямо через окно на мостовую.

Скоро толпа оправилась и начала надвигаться на милиционеров, окружила их и скинула с лошадей. Несколько человек начали скидывать с лошади ротмистра. Нескольким конным милиционерам и помощнику начальника Зеленскому удалось освободить ротмистра, когда кто-то из толпы уже направил на него дуло браунинга. Ротмистру, Зеленскому и двоим конным милиционерам удалось ускакать. В погоню за ними погналось несколько солдат на лошадях, отнятых у милиционеров. Милиционеры направились в противоположную сторону и скрылись. Оставшаяся толпа начала разыскивать милиционеров и склады с оружия, имевшиеся в участке, а затем после увещания комиссара и его помощника, начала расходиться.

Другая часть толпы, подстрекаемая темными личностями, направилась на Змиевскую улицу, где находятся казармы драгунского отряда и казармы конной милиции. Вскоре возле казарм драгун, на Змиевской улице, образовалась громадная толпа, пытавшаяся приступить к разгрому казарм, но после успокоительной речи ротмистра Дейнберга, начала расходиться.

У 6-го участка положение было угрожающим. Толпа, приблизившись к казармам, начала врываться в помещение, разыскивая конных милиционеров и оружие. Милиционеры успели разбежаться. Толпа начала грабить оружие. В это время в участок приехал исполняющий должность комиссара 6-го участка Любимов. Не успел Любимов выйти к толпе, как его моментально окружили несколько лиц, один из них схватил Любимова за горло, другой за грудь, третий за руки. Любимова стали душить. В это время появился адъютант военного комиссара прапорщик Старченко и взводный командир драгунского отряда унтер-офицер Деревоев. Они буквально вырвали их из рук насильников, оказавшихся, как точно установлено, профессиональными ворами. Толпа, собравшаяся у участка, начала расходиться лишь после ухода прапорщика.

(Утро России)

Побег арестованных

Вчера из пересыльной тюрьмы бежало 10 арестованных, заключенных на разные сроки.

Арестованные с утра работали в столярной мастерской снарядного завода тюремного ведомства, помещающегося по соседству с тюрьмой. Бранд-мауэр тюрьмы вплотную примыкает к кирпичному сараю городского общественного управления и этим обстоятельством, по-видимому, воспользовались арестованные.

Они сделали пролом стены в аршин диаметром, имея несомненно орудия, доставленные им извне. Незамеченные надзирателем арестанты быстро скрылись в пустыри.

За бежавшими была организована погоня, но безуспешно. До настоящего времени арестованные не возвращены в тюрьму; все они уголовные.

(вечерняя газета Время)


9 августа

Столкновение адвокатов

В помещении совета присяжных поверенных произошло столкновение М.Ю. Гольдмана и Терновского. Присяжный поверенный Гольдман является членом совета рабочих депутатов. В группе других адвокатов он беседовал по вопросам текущего момента и, в частности, говорил с ними о деятельности совета рабочих депутатов.

В это время в помещение совета вошел присяжный поверенный Терновский. Услышав, что речь идет о совете рабочих депутатов, он, ни к кому не обращаясь, с осуждением отозвался об их деятельности.

Присяжный поверенный Гольдман на его слова ответил грубым замечанием.

Терновский ударил по лицу Гольдмана с такой силой, что Гольдман упал на кушетку.

Гольдман вскочил и ответил тоже ударом. Тогда Терновский снова повалил Гольдмана на кушетку и стал наносить ему побои. Товарищи разняли дерущихся.

Оба, и Терновский, и Гольдман, подали в совет присяжных поверенных заявление с просьбой рассмотреть их действия.

Дело будет рассматриваться на днях в совете присяжных поверенных.

(вечерняя газета Время)

Перевод Временного Правительства в Москву

Как нам передают из источника, заслуживающего доверия, на московском совещании будет поднят вопрос о переводе Временного Правительства из Петрограда в Москву. На необходимости такого перевода настаивают министры-кадеты, которые утверждают, что в такой атмосфере, которая стоит в Петрограде, немыслима благотворная работа Временного Правительства, и что при таких условиях Временное Правительство никогда не сможет представлять собой твердой власти и всегда будет испытывать в своих действиях колебания. Министр внутренних дел Авксентьев, как передают, ничего не имеет против осуществления предложения министров-кадетов. Не протестует против переезда в Москву и М.И. Терещенко. Говорят, что детально вопрос этот будет обсуждаться в закрытом заседании Временного Правительства, посвященном московскому совещанию.

(Утро России)

Задержанная цензурой телеграмма

Петроград, 08,08. Нашей военной цензурой задержана передачей следующая телеграмма, адресованная в редакцию газеты «Intransigeant» в Париже ее петроградским корреспондентом:

«Председатель совета и глава украинского движения Винниченко проездом в Петрограде сделал для газеты «Intransigeant» следующее важное сообщение: «Нас, украинцев, — начал Винниченко, — 30.000,000 в России. Насколько ненавистно было иго царизма, настолько сильно наше желание достигнуть национальной свободы. Мы имеем повелительное право совершить это ныне же, немедленно, не ожидая конца войны, так как завтра может оказаться уже слишком поздно. Мы тотчас же приступаем к созданию нашей автономной жизни, несмотря на затруднения и препятствия со стороны великороссов. Мы учредили центральную украинскую раду в роде парламента, состоящую из более 400 членов. В связи с радой мы создали исполнительный орган — генеральный секретариат, состоящий из 14 министерских департаментов. Я занимаю пост председателя секретариата и секретаря внутренних дел, Ефремов — иностранных дел, еврей Рафес — государственного контроля, Петлюра — военного. Мы приехали в Петроград, чтобы сговориться с русским правительством, назначить министра по делам Украины, установить статут ее автономии. Последняя должна быть расчленена по крайней мере на 9 губерний: Киевскую, Черниговскую, Подольскую, Волынскую, Полтавскую, Харьковскую, Екатеринославскую, Херсонскую и Таврическую.

Автономия не является единственным требованием, и во время Учредительного Собрания украинцы будут требовать, чтобы Россия была преобразована в федеративную республику. В том они не пойдут ни на какие уступки. С военной точки зрения мы желаем, чтобы наши 3.000.000 солдат-украинцев были соединены в одну отдельную армию, которая должна будет защищать исключительно лишь украинский фронт. Прибавьте, что украинцы сражаются вдвое лучше великороссов. Что касается до союзников, мы достаточно недовольны их политикой в течение трех лет войны: ни Франция, ни Англия не дали себе труда заметить существование украинского народа и ни разу не подняли голос против ужасного преследования его царизмом.

Полное безразличие к нашим задачам возбудило у украинцев скорее недружелюбное чувство к союзникам, но старые ошибки могут быть исправлены, если Франция и Англия объявят и гарантируют права украинцев на государственную автономию. Они укрепляют этим путем связь между Украиной и Россией, а также Украиной и союзниками. Французская печать нас обвиняет, что украинское сепаратистское движение поддерживается на германские деньги. Это совершенно ложно и бессмысленно, так как мы получили более 1.000.000 от одних лишь русских украинцев, но вот что является правдой: чем более русское правительство противится нашим требованиям, тем сильнее некоторые украинцы останавливают свой взгляд на Австро-Германии, так как в нашей раде заседает известное число германофилов. Лучшим исходом было бы удовлетворение наших требований без задержек». На вопрос: «Отправитесь ли вы в Стокгольм?», — последовал ответ: «Это само собой разумеется; но если нам откажут в паспортах, мы будем представлены австрийскими украинцами или социалистами».

На вопрос: «Как вы представляете себе конец войны», — последовал ответ: «Мы считаем, что Германия не будет разбита, но думаем, что она будет принуждена принять формулу мира «без аннексий и контрибуций». Таким образом, Стокгольм имеет огромное значение для союзников». На вопрос, что следует напечатать в заключение, — последовал ответ: «Ничего, или упомяните великолепную мысль Ледока, что незнание психологии народов было во все времена источником пагубных политических ошибок». Заявление Винниченко, говорящего от имени 30 миллионов украинцев и 3 миллионов солдат, заслуживает самого серьезного внимания Парижа и Лондона».

(Утро России)


10 августа

Интервью с Винниченко

Петроград, 09,08. В беседе членов Временного Правительства с находящимися в Петрограде украинскими делегатами был затронут вопрос об опубликованном вчера интервью Винниченко с иностранными журналистами. Члены Временного Правительства квалифицировали интервью Винниченко, как государственную измену и ждет объяснения по этому поводу, как со стороны рады, так и со стороны самого Винниченко. Украинские делегаты заявили, что они сами в недоумении и что они запросили раду по поводу содержания инкриминируемого Винниченко интервью. Во избежание однако обвинения в какой-либо предвзятости по отношению к Винниченко министры, после обмена мнениями, решили не прибегать сразу к каким-нибудь мерам, а дать возможность Винниченко представить свои разъяснения по поводу того мнения, которое приписано ему французским корреспондентом. Между прочим, министры были осведомлены, что французский журналист Обак категорически утверждает, что составленная им телеграмма вполне точно передает высказанные ему Винниченко мысли.

Как передают, не исключается возможность, что по отношению к Винниченко, в случае получения неудовлетворительных объяснений, будет применен закон о внесудебных арестах и ему будет предложено также покинуть пределы России. Украинский делегат Зарубин в беседе с представителями печати по поводу интервью Винниченко заявил:

— Я поражен тем интервью, которое дал председателю парижской газеты г. Винниченко. Я думаю, что в интервью мысли Винниченко искажены; но, поверьте, что рада об этом интервью абсолютно ничего не знала и даже украинские с.-р. не разделяют мыслей, высказанных в интервью. Я думаю, что Винниченко сам опровергнет положение, высказанное в интервью.

(Утро России)

Беспорядки

Гельсингфорс, 8,VIII. Сегодня в Мальме возобновились беспорядки, бывшие неделю тому назад на почве безработицы. Группа безработных, заручившись поддержкой местного русского гарнизона, устроила демонстрацию против милиции с целью отомстить за подавление беспорядков в прошлый понедельник. Были попытки насилия над милиционерами. Последние укрылись в доме полицейского управления. Толпа окружила дом, угрожая разнести его. Милиционеры дали знать в Гельсингфорс, откуда на место беспорядков немедленно выехали на автомобилях 30 человек так называемой «буржуазной» гвардии и несколько членов Гельсингфорского Исполнительного комитета. Дорогой автомобиль с членами Исполнительного комитета отстал и заблудился. Прибывшие на место автомобили с буржуазной гвардией были встречены выстрелами. Часть гвардии прорвалась и укрылась в здании вокзала. Обезумившая толпа солдат и безработных подвергла дом сильному обстрелу; затем солдаты ворвались в здание, вывели оттуда укрывшихся и объявили их арестованными. Толпа безработных требовала расстрела буржуев. В это время прибыли члены Исполнительного комитета, которые своим авторитетом внесли успокоение, объявили задержанных членов буржуазной гвардии арестованными и обещали расследовать дело. Благодаря корректному образу действий милиции и буржуазной гвардии событие не сопровождалось жертвами. По-видимому, наши солдаты также стреляли в воздух. Арестованная буржуазная гвардия по доставлении в Гельсингфорс освобождена.

(Московские ведомости)


11 августа

Наше несчастье

Печать за последнее время весьма часто касалась бедственного положения русских финансов, причем почти неизменно шел печальный припев:

— Налоги совершенно не поступают, решительно никто ничего не хочет платить!

Известными налогами обложены только имущие классы, ибо с неимущих мудрено что-либо получить. Бедняки не обложены у нас ни подоходным, ни квартирным, ни иными налогами. Таким образом, в освещении печати дело имело такой вид, что имущие не хотят помочь даже и грошем находящемуся в катастрофическом состоянии государству, прекратив уплату каких бы то ни было налогов. Но вот, на этих днях, в заседании экономического совета лицо официальное, директор департамента государственного казначейства г. Дементьев сообщил весьма интересные цифры поступления наших доходов, и цифры эти в корне опровергают все утверждения печати, сваливавшей по незнанию всю вину нашей финансовой разрухи с больной головы на здоровую. Оказывается, виновников этой разрухи следует искать совсем не там, где указывает печать.

По истине, Россия страна необычайных возможностей! Кто бы мог поверить, что при современной разрухе жизни, разрухе транспорта и продовольствия, гибели многих фабричных предприятий и земельных хозяйств, воцарившихся на Руси беззаконии и бесправии, доходы государственного казначейства поступают в достаточной мере исправно и за пять месяцев текущего года их сумма равняется 1.665 миллионам рублей, причем в 1917 году их поступило на 258 миллионов более, чем в 1916 году, когда доходы поступали исключительно хорошо. Но этого мало. Министерство финансов надеется, что за весь текущий год, благодаря увеличению железнодорожных тарифов, подоходному налогу, увеличению налога на табак, росту прибылей государственного банка и т.п., поступить 5.400 миллионов доходов, против 4.000 миллионов руб., поступивших в прошлом 1916 году. Увеличение это – колоссальное, по истине, небывалое увеличение.

Но если так, то почему же наша печать, а по справедливому замечанию одной из петроградских газет, и наши «революционные» министры, подрывая государственный кредит, на каждом шагу кричали, что «государственная казна – пуста», что «налогов никто не платит», и что мы стоим над бездной, на краю финансовой гибели! Если никто ничего не платит, откуда же взялись лишние 1.400 м. р. против поступлений минувшего года?

Очевидно, дело не в бездушии имущих хотя что-нибудь классов, а в чем-то другом. Классы эти вполне исправно взносят все суммы, причитающиеся с них отечеству, и если все же отечество стоит на краю финансового краха, то для краха этого следует поискать иных причин. Из сводки государственных расходов причины эти становятся совершенно ясными.

Наше несчастье не в малом поступлении доходов; наше несчастье — в отсутствии экономии, на которую власть наша беспричинно махнула рукой; наше несчастье в невероятном, беспримерном росте государственных расходов с первых же дней революции. Наше несчастье в том, что в наши дни только один ленивый не предъявляет непомерных требований к государственному сундуку, что воцарилась какая-то безумная эпидемия грабежа и нахрапа под угрозой забастовок и иными угрозами, и что чувство патриотизма сменил самый грубый, самый бесшабашный эгоизм.

Вот сравнительный рост наших расходов. Общая сумма государственных расходов общих и военных в 1914 году равнялась 5.000 м. р., в 1915 году — около 12.000 м. р., в 1916 году – около 18.000 м. р., а в текущем 1917 году она делает грандиозный скачок до суммы не менее 30.000 м. рублей. Чем же вызван этот грандиозный скачек? Единственно непомерными требованиями, предъявленными к государству. Возьмем одну маленькую деталь из хаоса требований. Весь расход на выдачу пайков солдатским женам за 2,5 года войны составил два миллиарда, в 1917 году (за один год!) на это по новым расценкам должно быть израсходовано уже до трех миллиардов, а если держаться совершенно невероятных расценок, предъявленных некоторыми сторонами, то придется израсходовать даже не три, а свыше одиннадцати миллиардов! Конечно, против увеличения пайка нельзя было бы сказать и слова осуждения, если бы положение солдаток было бедственно; жены защитников родины должны быть обеспечены государством. Но действительность говорит иное: ничего бедственного в положении солдаток нет. В деревне денег безмерно много, деревня совершенно обеспечена и даже не хочет ничего продавать городу, съедая и кур, и уток, и масло, и все остальное, что ранее составляло у ней предмет «вывоза». А в городе бедствуют единственно средние классы, но опять-таки не солдатские жены, ибо цены в городе на всякий физический труд страшно высоки, и порядочную, работящую прислугу за умеренную плату нельзя найти; все хотят брать громадное жалование и ровно ничего за него не делать. Значит, где же резоны для увеличения пайков до беспримерной и бессмысленной высоты? А что эта высота бессмысленна, ясно из следующего соображения: одиннадцать миллиардов, при одиннадцати миллионной армии дают на паек каждой солдатской жене или семье около 1.000 рублей в год. Скажите пожалуйста, сообразно ли это хоть с чем-нибудь, и может ли такой расход находиться в соответствии с доходами какого бы то ни было государства?

Далее. В какую область ни заглянешь, везде безмерное увеличение расходов при безмерном падении труда. Несмотря на полное расстройство работы железных дорог, расходы на них в текущем году возросли до 2.818 мил. руб., против 860 мил. руб. прошлого 1916 года; почтово-телеграфное ведомство при отчаянном ухудшении работы требует на себя 364 мил. руб., между тем, как еще недавно, только в 1913 году, бюджет его равнялся только 80 мил. рублей, и т.д.

Но кроме безмерного увеличения расходов по ведомствам, существовавшим в прежнее время, явились совершенно невероятные расходы на новые, не бывшие ранее известными, затеи с довольно проблематичной пользой для государства и, во всяком случае, до сих пор не умевшая выявить этой пользы. Так, например, на земельные комитеты, созданные министром земледелия, требуется расход в 140 миллионов, а на продовольственные комитеты — свыше 500 миллионов, то есть свыше полумиллиарда. Но улучшили ли эти съедающие 500 мил. комитеты снабжение нас продовольствием, уменьшили ли своевременностью закупок и заготовок стоимость продуктов питания сравнительно с прошлым годом? Ничуть. Цены на все растут, и к зиме, если не случится чуда, мы, по слухам, можем остаться без дров, без керосина, без хлеба. Такие «приятные» перспективы рисуют жителям даже товарищи министров, уверяя, например, что грядущей зимой москвичам, по всей вероятности, придется сидеть по своим квартирам в шубах и из всех комнат с грехом пополам отапливать только одну.

Но, в конце концов, где же спасение от нашего несчастья?

Увы! Никакие налоги, никакая государственная монополия, вроде предполагаемых монополий на торговлю чаем, сахаром, спичками, не могут дать тех миллиардов, которые стремятся урвать у казны вновь объявившиеся, наделенные такими широкими аппетитами, эгоисты. В нашем несчастии может помочь единственно всемерная экономия, да твердый окрик власти на всех этих, с позволения сказать, мародеров тыла, тянущихся к скудным государственным сбережениям:

— Руки прочь!

Вне этого нам, конечно, не дождаться спасения ни откуда.

(Московские ведомости)


12 августа

Украинцы. Телеграмма Винниченко

Киев, 11,08. В связи с появлением в печати беседы председателя генерального секретариата Винниченко с французским корреспондентом, Винниченко послана следующая телеграмма правительству: «Категорически отрицаю мысли и слова, приписанные мне. С корреспондентом французской газеты я не говорил и не мог говорить, что в центральной раде есть германофильские течения. Это может подтвердить корреспондент другой французской газеты «Victoire», который имел со мной беседу в Киеве. Тому и другому я говорил еще до революции, что в среде украинского общества, вследствие жестоких гонений царизма на украинство, существовали германофильские течения, но они после революции совершенно исчезли. Это вполне естественно и понятно, так как демократический и республиканский строй России ближе по духу украинской демократии и в большей степени обеспечивает права украинского народа, нежели монархическая Германия и Австрия. В беседе своей с корреспондентами заграничных газет я касался того, что недоверие правительства к стремлениям украинцев и противодействие им, действительно, порождают сепаратистские тенденции среди крайних групп, но не в смысле тяготения к Австрии и Германии, а в смысле полной самостоятельности Украины, и указывал, что эти течения значительным влиянием в стране не пользуются. Рост их, питающийся явно недоверчивым отношением правительства, является для нас самих нежелательным и служит существенным препятствием к организации единой воли украинской демократии при проведении основной автономии Украины.

Меня приводит в крайнее недоумение, как можно так извратить мои слова, отражающие мои убеждения, которых я никогда не скрывал, ни до, ни после революции и характер которых можно ясно видеть из речей, произнесенных мной на раде, по поводу инструкции правительства. Я привожу выдержку из одной своей речи, помещенной в «Киевской Мысли»: «Рада обязана взять власть и не идти на разрыв, который может привести к появлению на Украине немцев, которые дадут чисто немецкую инструкцию и вместо единой Украины будут две половины ее».

Объясняю сказанное выше злым умыслом или плохим пониманием корреспондента французской газеты русского языка, на котором велась беседа».

(Утро России)


13 августа

Государственное заседание

Всероссийское Совещание торжественно открыло свою работу в помещении Большого театра. Зал переполнен. В настроении собравшихся однако не замечается особой приподнятости, скорее чувствуется налет не то равнодушия — ничего дескать нового не услышишь, — не то будничности. Появление Керенского встречается шумными аплодисментами, звучащими со всех сторон. Он открывает заседание и говорит уверенно, отрывисто, отчеканивая каждое слово. В начале речи он определяет цель совещания: «Сказать правду всенародно, в самом сердце государства Российского, чтобы никто не мог сказать, что он не знал ее и тем бы оправдывал свою деятельность на гибель родины». Кроме Керенского выступали еще после перерыва, последовавшего за речью Керенского, министр внутренних дел Авксентьев, министр торговли и промышленности Прокопович и министр финансов Некрасов.

Речь каждого из выступавших представителей Временного Правительства строилась по одной и той же схеме: сперва было обрисовано положение страны, затем указывались мероприятия, предположенные правительством. Министры призывали население к жертвам, порядку и обороне, подчеркивая, что отечество находится на краю гибели. Но странно: их речи звучали как то ровно и спокойно, и аудитория тоже спокойно их воспринимала. Сильнее всех захватывала, конечно, речь Керенского. Но он сам говорил, что хотел бы «найти новые нечеловеческие слова, чтобы передать муку, которую испытываешь, когда видишь отовсюду опасность, и там, и здесь». Таких новых слов найдено не было. Моментов высокого потрясения или яркого подъема пережить не пришлось.

Керенский подчеркнул, что правительство останется верным своей декларации. Тем не менее было ясно, что правители пришли искать в Москву мира и единения. Все время говорилось об истинной государственности, о внеклассовой и внегрупповой точке зрения, о долге спасения наследства наших предков, об отказе от личных, групповых и классовых интересов. Знаменательно прозвучало у Керенского признание заслуг русского офицерства, подхваченное громкими рукоплесканиями. Публика чутко ловила стрелы, пускаемые министром председателем и по адресу советов, и по адресу правой оппозиции. Впервые он с желчью отозвался о «большевизме наизнанку» и о своей решимости бороться с ним до конца.

Керенский говорил о попытках папы завязать мирные переговоры, явно инспирированные Германией и отвергнутые нашими союзниками. Это дало повод сделать овацию представителям союзных держав, бывшим в центральной ложе. Он говорил о Финляндии и Украине.

Но основная нота его речи — это необходимость твердой власти. Только в ней спасение от распада и гражданской войны. «Как министр юстиции, я отменил смертную казнь, как военный министр, я частично восстановил ее», — сказал он и в ответ на аплодисменты он остановил их. «Я положу предел домогательствам. Кто бы мне ультиматумы ни предъявлял, я сумею в корне пресечь их. Вы ошибаетесь, что мы бессильны. Наша власть — власть неограниченная, она идет с железом и всем аппаратом принуждения». Вот выражения, которые срывались у него с языка.

Речь Керенского была общей и лирической, речи его товарищей — более деловые и изобиловавшие цифровыми данными.

(Московские ведомости)

Подготовил Евгений Новиков


*Стилистика и пунктуация публикаций сохранены