Инциденты в школах, возвращение детей на родину из горячих точек, бесконтрольное использование интернет-пространства подростками и учителя, до которых другим почему-то нет дела, – прошедший год столкнул Уполномоченного при президенте РФ по правам ребёнка Анну Кузнецову со множеством серьезных вызовов.

В эксклюзивном интервью омбудсмен рассказала РАПСИ, со всеми ли проблемами удалось справиться, где грань между свободой и безопасностью и как на такой должности сохранить свой личный ресурс.

О бессмысленности школьных рамок, серьезности детских вопросов и мерах, которые помогут избежать трагедий

• Самая резонансная тема, связанная с защитой прав детей в этом году, – случаи проявления насилия и агрессии несовершеннолетними, в том числе инциденты с причинением увечий и погибшими. Также актуальна проблема подростковой преступности и жестокого поведения детей. Какие основные меры уже предприняты для профилактики случаев нападения на учеников и учителей, проявления агрессии в образовательных учреждениях?

К сожалению, сделано не так много, как хотелось бы. Я была практически во всех регионах, где случались чрезвычайные происшествия – в Перми, Бурятии, Кургане – и общалась со всеми участниками этих конфликтов и трагедий. Но пока мер, которые бы мы назвали достаточными, не наблюдается, и это надо признать.

Вопрос об этом мы задавали министру просвещения Ольге Васильевой на итоговой встрече с уполномоченными по правам ребенка. Одно из решений, которое было найдено в этой сфере – принятие Концепции развития психологической службы в школе. Она подразумевает под собой и обучение специалистов, и их наличие в школах, и требование к обладанию тем объемом знаний компетенций, которым должен обладать современный психолог в образовательном учреждении.

Но мы понимаем, что психолог – это не панацея, ведь сегодня мы пришли к ситуации, которая сложилась из целого комплекса факторов. Очень хотелось бы взмахнуть волшебной палочкой, чтобы завтра утром все проснулись добрыми и счастливыми, но такого не бывает, а существует большая работа, лишь благодаря которой можно достичь результатов.

Теперь поговорим о мерах, которые разработаны уполномоченными по правам ребенка. Они не взяты с потолка, это абсолютно конкретные меры. Мы проштудировали все законодательство, проверили всю нормативную базу, которая была в субъектах, мы видели все эти инциденты в приближении и разбирались в каждом из них. Но мы бесконечно будем «вскидывать руки», если не примем последовательных шагов, в то же время понимая, что одномоментно решить проблему точно не получится, как бы нам этого ни хотелось.

Прорабатывался вопрос со школьными психологами, параллельно мы говорим о необходимости отладить алгоритмы работы со случаями проявления агрессии другого детского неблагополучия, чтобы было четко понятно, как идет маршрутизация случая.

И здесь самый интересный вопрос: как диагностировать проблемы? Мы привыкли к тому, что проблемы в основном диагностируются сами собой. Например, ребенок ведет себя вызывающе, наблюдается отклоняющееся поведение, сначала немножко шалит, потом все больше и больше. И тогда мы говорим, «все-таки есть о чем тревожиться, давайте подумаем, а что с ним дальше делать?»

А случается так, что это тихие ребята, которые просто ходят и у них все горит внутри, они не находят понимания. Как было в случае с самоубийством девочки в Смоленске, и потом в этой же школе второй суицид. Это о чем говорит? Что вообще никаких выводов не сделали, вообще ничего не поняли.

Или взять ребят, которые приходили искать меня в Общественную палату (ОП), и вопрос был один: директор не хочет общаться с нами. И эти дети, пришедшие в ОП, не шалят в школе, не бьют стекла и мебель, у них нет девиантного поведения. Это просто обычные ученики, а необычным их поведение становится тогда, когда они не находят понимания у взрослых.

Когда взрослые настолько некомпетентны и не считают важным обратить внимание на изменения в поведении ребёнка или на какие-то его проблемы, тогда дети прибегают к иным мерам: маленькие кричат, когда у них болит животик, а более взрослые ищут понятные формы поведения, которыми хотят привлечь внимание, продемонстрировать, что что-то не так, сигнализировать о том, что проблема для них большая и серьезная.

Возвращаясь к конфликту учеников с руководством московской школы. Одну из просьб учеников выполнили – уволенного учителя вернули, вот детский совет так и не создан, а мы о нем говорили с руководителем. Взрослые стараются спрятаться от проблемы и рассчитывают, что как-нибудь все само уладится, но так не происходит.

Возьмем случай в Бурятии. Я спрашивала у сотрудников школы, как вы не увидели это раньше, что ребенок планировал несколько месяцев убийство и взрывы, отвечают: «Ну как же, он был одет, обут, одежда всегда была наглажена». Но это не значит, что нужно сейчас на каждого тихого ребенка вешать ярлыки или про каждого ребенка в классе думать, а не придет ли он завтра в школу с топором?

Это, конечно, другая крайность непрофессионализма.

С одной стороны, школа оказалась перед новыми вызовами, с другой – не все педагоги готовы к тому, чтобы реагировать на них, и им нужны очень четкие инструкции, как правильно действовать. И самое главное, чтобы педагог не остался один на один с этой проблемой.

Нужно подключить все уполномоченные ведомства и структуры. Но это, в свою очередь, не умаляет роли семьи. Сейчас не всегда семья становится тем оплотом поддержки, той защитой, которые так нужны ребенку.

Последнее исследование, проведенное в Петербурге, показало, что природа и первопричины проявлений агрессии и аутоагрессии – проблемы в семье. И когда в семье не все ладно, остается только одна надежда – на школу, что там эта проблема хотя бы выявится, диагностируется, и уже специалисты будут с этим работать. Вопрос более многогранен, чем нам хотелось бы, но, к сожалению, не так много сделано из того, что в принципе можно было уже сделать.

В регионах, где прогремели трагедии, приняты довольно серьезные меры, в этих субъектах выводы сделали. Не так давно мы встречались с ведомствами, курирующими в каждом субъекте вопросы безопасности в образовательной среде. В ближайшее время можно будет посмотреть, какие меры дают обратную связь.

Порой регионы находят эти пути, решения, которые нам так нужны на федеральном уровне сегодня. И я считаю, что меры должны быть более решительными, более комплексными, и сегодня нельзя ни в коем случае экономить силы и средства на вопросах безопасности наших детей, психологической и физической в том числе. Мы можем увешать школы камерами, установить рамки, но без стремления понять, что происходит с детьми, в этом не так много смысла.

• То есть первоочередной шаг – укомплектование школ психологами?

Вот на этом этапе, на сегодняшний день, скорее да, чем нет. Дети – участники последних трагедий – как будто находились в некоем вакууме. Вроде бы хорошая семья, родители состоятельные, все вроде бы положительно, а ребенок чувствовал себя одиноким. Он не то, что не занимался ничем, может быть, посещал какой-то кружок, важно, что им никто не занимался.

Здесь вырисовывается другая насущная задача: дети должны получать ответы на те вопросы, которые у них есть.  Не просто «в чем мне завтра в школу пойти» или «нужно ли учить уроки»? Речь о других вопросах: «Как мне дальше жить? Какими ценностями я живу? Что для меня важно в этой жизни?» Кто-то должен брать на себя ответственность за коммуникацию по данным вопросам.

Когда я общаюсь с детьми, я вижу, насколько им это важно. Сейчас дети задают очень много вопросов самим себе и всей среде, которая вокруг них. Порой они находят эти ответы в интернете, и зачастую не самые правильные. Поэтому мы не так давно сваливали всю ответственность за трагедии и беды с нашими детьми на социальные сети. Сейчас, когда вопрос звучит гораздо шире, мы понимаем, что это только один из факторов, который может оказывать влияние.

О свободе в виртуальном пространстве, доверии, травле и классах доброты

• А в сфере организации охраны образовательных учреждений нужно что-то менять?

Как говорится, «надеяться нужно на лучшее, но готовиться к худшему». Бабушка у входа в школу – это не обеспечение безопасности, так как не дети, а какие-то другие непонятные личности могут навредить ученикам. Здесь нужно принимать меры в части обеспечения фактической безопасности, назовем это так.

И в Крыму как раз было заседание штаба после Керченской трагедии, где мы эту меру также обсуждали. Все крымские школы будут проверены на предмет безопасности. Там принципиальные отличия образовательных учреждений в части обеспечения лицензированными услугами по охране по сравнению с остальными регионами России. А, например, в Перми уже разработано типовое техзадание по обеспечению безопасности школ. В этом, безусловно, есть резон.

• Вы выступали с инициативами по повышению безопасности интернет-пространства для детей. Работа в данном направлении – это не только политика по созданию позитивного контента, но и определенные ограничительные меры.  В связи с этим, что бы вы могли ответить гражданам, которые негативно относятся к присутствию государства в интернете, воспринимают регулирование как притеснение их свободы и права на информацию?

Каждый имеет право на свою позицию, безусловно. Мы встречаем разную информацию в интернете, взрослые ее пролистают, дети могут ее проигнорировать, а могут и обратить внимание. Мы можем бесконечно говорить о том, что надо увеличивать количество позитивного, созидательного контента, но фокус в том, чтобы воспитать в ребенке запрос на хорошее, чтобы он кликал на добро! В этом и загадка: как воспитать маленького человека так, чтобы он не стал искать дурного?

Однако, пройдя по помойке, нельзя не запачкаться. Поэтому, если будет только грязь в информационном пространстве, которая окружает наших детей, что-то негативное и агрессивное, это свой отпечаток наложит. Но и бесконечными ограничениями ничего не добьемся.

Не так давно я была на премии «Рунета», мы тесно сотрудничаем с интернет-сообществом и профессионалами в отрасли, и над некоторыми мерами работали с ними. Многие из профессионалов и представителей индустрии, входящих в нашу рабочую группу, тоже хотят, чтобы в сети было больше положительного, хорошего, интересного и полезного.

Важно также, чтобы частные инициативы нашли свое отражение в последовательной государственной программе по созданию положительного контента. Если при этом будут прививаться запросы на хорошее, тогда нечего будет бояться, и мы с вами все меньше будем говорить о запретах.

Есть серьезные проблемы, например, пропаганда суицида. Была законодательно запрещена соответствующая информация, потом статья 110 Уголовного кодекса была дополнена ответственностью за доведение до самоубийства с помощью сети интернет. Сейчас продолжается законодательное регулирование в этой части, но мы понимаем, что мяч на другой стороне – на стороне созидания, создания того контента, который нужен сегодня нашим детям, который был бы модным и интересным. Конечно, важно, чтобы за контентом стояло еще и действие. И здесь отлично подходит волонтерство, добровольчество.

Мы только попробовали создать классы доброты в школе, и вы не представляете, какой отклик получил этот проект. Многие видят в классах доброты возможность самовыражения, другие задаются вопросом о соотношении добра и справедливости. Есть большой запрос на справедливость у наших детей, это понятие сейчас как-то особенно дорого многим подросткам, им интересна тема добра как защиты права обездоленных.

Нужно дать ответ на запрос созидательной деятельности, пусть это будут классы доброты, почему нет? Дети ходят в детские дома, помогают пожилым людям, составляют графики, кто, когда и за кем идет ухаживать, обмениваются информацией друг с другом.

Недавно на съезде уполномоченных директор одной из школ призналась: «Честно скажу, в начале я не понимала, зачем это надо. А потом, когда все началось, мы вдруг узнали, сколько всего надо нашей школе изменить. Мы наладили контакт с детьми. Мы перекрасили школьную столовую, оказывается, детям не нравился цвет стен. В продаже в столовой появились фрукты. Потом мы узнали, что нужна мягкая мебель на этаже, где малыши учатся». Если люди настроены на добро, то и доверие друг к другу вырастает.

Нельзя недооценивать конкретных точечных мер, но и забывать о системных решениях не стоит. Мы сегодня говорим о целенаправленной политике по созданию позитивного созидательного контента, внедрение которой поддерживает президент.

• Анна Юрьевна, обсуждаются ли с представителями IT-индустрии конкретные проекты по информационной безопасности детей?

Мы встречались с некоторыми разработчиками и, зная нашу позицию о том, что поддерживать надо хорошее и на нем сосредотачивать свои усилия, к нам приходили разработчики некоторых детских поисковых систем. Например, проект «Битошка»: авторы этой технологии предложили полностью детский браузер.

То же самое и с некоторыми другими инициативными группами, мы встречались для обсуждения новых подходов и решений. Дети должны знать правила безопасности в интернете, какую информацию можно оставлять о себе, о чем нельзя сообщать неизвестным собеседникам.

И здесь мы запаздываем: объясняем опасность перехода на красный, но вряд ли так много родителей предупреждает о том, что нельзя сообщать адрес незнакомцам в сети.

Сегодня есть очень серьезные инициативы по включению информационной безопасности в процесс обучения детей. Так что виртуальная безопасность – это и правила поведения, и меры предосторожности, и альтернативный контент, и позитивная деятельность, и технические решения в комплексе.

• При обсуждении темы буллинга, травли учеников, неизбежно встает вопрос о роли школы в разрешении конфликтов. Как вы считаете, какова зона ответственности учителей, директора, школьного персонала?

Ответственность всегда на стороне взрослых. Есть еще один элемент – семья и родители, и его ни в коем случае нельзя исключать. От родителей многое зависит, вспомним случай в одном регионе, где родители не особо беспокоились, чем занимается их ребенок, какие у нее проблемы в школе, а мама даже не могла вспомнить фамилию классного руководителя. Ну и со своей стороны педагог не стремился особенно донимать родителей, позвони учитель хотя бы пару раз, мама бы вспомнила, как ее зовут.

Мы понимаем, что несовершеннолетний может быть с разными особенностями характера.

Если нет достаточных компетенций у педагогов, если родители пассивны, то заложником ситуации становится ребенок. Система стремится к исключению трудного ребенка вместо того, чтобы работать с ситуацией. Или происходит перекладывание ответственности, такие истории тоже бывают.

Все-таки надеюсь, что инициатива со школьными психологами будет развиваться активно. Ребенок имеет право на самое лучшее, что есть в воспитании, на квалифицированных специалистов. Ясно, что это будет непросто.

Иногда не получается заметить скрытые предпосылки, признаки конфликта. Бывает и так, что педагог сигнализирует о тревоге, а система не реагирует или оставляет учителя один на один с ситуацией, с которой он уже разобраться не способен. Проблема может требовать решения на совсем другом уровне, с привлечением психиатров и иных специалистов.

Недавно институт комиссий по делам несовершеннолетних отпраздновал столетний юбилей, и я хочу напомнить о нашей позиции: нужно вводить специальные требования к специалистам в составе комиссий. Где-то комиссии работают хорошо, изучают, разбираются, а где-то нет.

Когда изучали деятельность комиссий, в проверяемых актах нашли рекомендации сироте поговорить с мамой. Иногда ярко проявляется карательная функция комиссии. Например, в одной бедной семье: мама – уборщица, отец не работает и пьет. Маленький ребенок зимой ушел гулять босиком по недосмотру отца – семье комиссия по делам несовершеннолетних выписала штраф. А кого наказали в итоге?

Наказали ребенка, лишив семью тех маленьких денег.

Должны быть взвешенные, разумные, профессиональные и серьезные решения. Необходимо повышение квалификации членов комиссий по делам несовершеннолетних. Это важное требование наше.

• Говорят о проблеме провокаций учителей на недопустимые действия со стороны учеников. Как нам помочь детям, когда это действительно необходимо, и как не сделать жалобы на учителей инструментом расправы над неугодным педагогом?

Главный тезис – учитель не должен оставаться один на один с этой ситуацией. Есть риски нагнетания ажиотажа: подставить педагога, провокацию устроить. Но этого не бывает, когда есть доверительные отношения с учителем. А когда их нет, то можно ожидать разного и от детей, и от класса.

При этом личностный ресурс педагога требует постоянной подпитки. Если педагоги не имеют методических инструментов для решения проблем, работают на личностном ресурсе, то происходит колоссальное выгорание. Здесь речь не только о классе, а о школе в целом.

Недавно Рособрнадзор проверил несколько школ: там воспитательные программы не обновлялись годами и как одна копируют друг друга.

Эту ситуацию нужно менять, в обозримом будущем должны появиться критерии эффективности воспитательных программ.

И самое важное: если воспитанием не занимаются целенаправленно, это не значит, что тема повисает в воздухе. Вместо нас, воспитанием подрастающего поколения займется кто-то другой. Мы сейчас стараемся активно бороться с криминальными и деструктивными субкультурами, и надо понимать, что пробелы в воспитании детей начинают заполнять совсем другие «учителя».

• Возможно, в школах нужно больше педагогов-мужчин?

В этой связи мне очень понравились рассуждения победителя конкурса «Учитель года». Он говорил о том, что современному педагогу тяжело конкурировать с интернетом. В youtube ученики способны найти спикеров, на фоне которого учитель может выглядеть блекло.

Педагогу важно глубоко знать тех, с кем он работает, быть интересующимся и интересным современному ребенку. И тогда вряд ли важно, мужчина это или женщина. Ведь ничто не заменит непосредственно личного общения педагога и ученика.

Об опасности неорганизованного отдыха, важности занять детей и питании в школе

• Каковы итоги летних каникул? Какова ситуация с организованным и неорганизованным отдыхом?

В этом году мы специально провели анализ и увидели, что детей, которые гибнут в рамках неорганизованного отдыха, на порядки больше. Этим летом погибли 492 ребенка, не охваченных организованными формами отдыха, из них 343 утонули. Это больше, чем в прошлом году.

Мы подготовили отдельный доклад с рекомендациями ведомствам, но в данный момент хочу остановиться на самом важном. Главное – чтобы наши дети были заняты. Хотелось бы, чтобы к следующей летней оздоровительной кампании в каждом регионе были разработаны специальные программы по полной занятости детей. Кто-то уезжает отдохнуть на 20 дней, кто-то на 14, и мы понимаем, что все остальное лето этот ребенок будет где-то находиться, и не факт, что под присмотром.

В первый месяц лета мы наблюдали за рядом ЧП. С июля мы запустили акцию «Безопасность детства». Начиналась она локально, а теперь ее уже невозможно остановить, она перешла в народное движение. К нему присоединились не только организаторы, члены Молодежки ОНФ и Совета отцов, но и множество неравнодушных граждан, которые устраивают патрули, отмечают опасные места, сообщают надзорным ведомствам, а зачастую сами устраняют нарушения.

Но все равно мы потеряли очень много детей за лето. Отдельный крик души – случаи падения из окон многоэтажек. С мая этого года погибли 717 детей, выпавших в окна, и это в XXI веке. Призываю все СМИ, медиа присоединиться к информационной кампании. Уже с марта нужно будет бить во все колокола, показывать предупреждения, социальную рекламу по ТВ, в социальных сетях, расклеивать объявления прямо у входов в подъезды, повышать бдительность взрослых.

• Как реализуется право детей, находящихся в непростой жизненной ситуации, на отдых?

У меня душа болит за решение этого вопроса. Нам постоянно отчитываются, что все воспитанники детских домов отдыхают прекрасно. Но на деле они выезжают всем своим детдомом опять в тот же условный лагерь «радуга», как и много лет назад. Может быть там неплохо, но все-таки – тем же составом, тем же детским домом, в том же регионе.

Если дети-сироты выезжают в другой субъект, с этим тоже возникают проблемы, там за ними не смотрят. Был случай, когда устроили карцер для детей и уже заведены уголовные дела по данному факту. На самом деле привезти детей в другой регион – неплохое решение.

Мы говорим, что как раз и надо, чтобы дети меняли обстановку.

Конечно, некоторые дети выезжают, это правда, но необходимо решить этот вопрос в принципе: важна смена атмосферы, целая программа летнего отдыха, а не список из одного пункта все с тем же условным лагерем «радуга». И в новом году мы будем внимательно смотреть на то, как организован летний отдых для детей-сирот. Мы подготовили целый перечень мер в соответствующем спецдокладе.

• Общая тема для детсадов, школ, домов отдыха лагерей – питание. Есть жалобы на качество питания и его доступность, были случаи отравлений детей. При этом ситуацию держат на контроле и Роспотребнадзор, и антимонопольная служба, и ОНФ, и другие структуры. Как вы можете прокомментировать ситуацию?

Вопрос питания касается каждого ребенка, но здесь много аспектов. Есть многодетные семьи, дети с особенностями развития и требованиями к продуктам, разные подходы к организации питания в каждом субъекте. Здесь точно есть над чем работать.

Те суммы, которые в некоторых регионах выделены на питание ребенка, плохо соотносятся с рыночными ценами на качественные продукты, они ничтожны и малы. Важно, чтобы главы регионов обращали внимание на тарифы на питание детей в школах. Где-то 36, где-то 50 рублей – о чем мы говорим, как обеспечить полноценное питание за эти средства?

На наш взгляд, на данном этапе максимально эффективными будут следующие меры.

Во-первых, выявление лучших моделей организации детского питания в субъектах РФ путем экспертизы. Каждый подход должен быть обмерян и проанализирован, и после того, как эксперты признают эффективность, модель нужно предлагать к внедрению в регионах.

Во-вторых, необходима организация родительского контроля. Совет отцов при уполномоченном занимается этим вопросом, в планах создать рабочую группу для сбора отзывов о качестве питания в детских учреждениях.

Когда внедрение успешных подходов к организации и налаживание системы обратной связи включатся параллельно, мы получим желаемый эффект.

О нянях с сертификатами и о том, безопасно ли водить детей в ТЦ

• По итогам года остались вопросы к безопасности торговых центров. Может нужно отходить от такой формы семейного досуга?
Наличие различных форм досуга, само по себе, хорошо. Разве плохо, когда в выходной день есть выбор: торговый центр, развивающие занятия или прогулки на свежем воздухе. Тем более маме с ребенком удобно туда пойти, это сравнительно новая форма досуга, и многими родителями она востребована.

С безопасностью другая история. Ни в коем случае нельзя успокаиваться и отдавать на откуп коммерческим структурам вопросы безопасности. Вот опять наши отцы после событий в Кемерове пошли проверять безопасность детских комнат. Конечно, если они организовывались по остаточному принципу, вопросы безопасности никто не поднимал.

Время идет вперед и нужно сейчас на новом этапе пересмотреть все эти подходы: где должны располагаться детские комнаты с учетом конструкции здания. Важны пожарная безопасность и антитеррористическая. А коммерческим структурам важно понимать, что если все измерять «копейкой», расходов может оказаться значительно больше, не говоря о трагических последствиях.

Но доводить деятельность проверяющих структур до абсурда не надо. Есть случаи, на которые нельзя отреагировать: в ТЦ на детей вылили жгучую жидкость, серьезные травмы получают ребята после прыжков на батутах. Кто виноват? Нужны, безусловно, требования к организации безопасного досуга и их нужно соблюдать и контролировать. Но не нужно кидаться из огня да в полымя, и тем более ограничивать родителей вправе выбирать формы досуга.

• Как оцениваете ситуацию с местами в детских садах и услугами по присмотру за детьми?
Мы знаем официальную статистику: более 98% дошкольников обеспечены местами в детских садах. Но ситуация по субъектам разная, и это факт, в некоторых регионах реестры не точны, а работа с ними до конца не отлажена. И мы, выезжая в субъекты, всегда затрагиваем данный вопрос на встрече с руководителем региона, если проблемы диагностируются. Хорошо, когда есть выбор: отдать ребенка в сад или остаться с ним.

Отдельный разговор о детях до 3 лет, и здесь тоже должен быть выбор. Все больше становится многодетных семей, сегодня мамы, как правило, трудоустроены и им нужно дать возможность продолжить трудовую деятельность, а есть еще матери-одиночки, которым жизненно важно выходить на работу. Удалось добиться утверждения сертификата нянь. Следующим шагом должна стать «социальная няня».

• В том, что касается права несовершеннолетних на здоровье, в этом году вы неоднократно затрагивали тему обеспечения детей с орфанными (редкими) заболеваниями необходимыми лекарствами, приводили данные о дефиците препаратов в регионах. Как идет работа по данному направлению?

К процедуре установления инвалидности для детей с орфанными заболеваниями есть большие вопросы. Там ситуация абсурдная: в ходе медико-социальной экспертизы ребенку выдают инвалидность в связи с вызванными болезнью ограничениями жизнедеятельности, функциональными расстройствами здоровья и др.

Чтобы ребенок получил пожизненную инвалидность, он должен прийти с тяжелым течением заболевания, которые помогут комиссии сделать вывод о нуждаемости ребёнка в социальной защите государства и ограничении его жизнедеятельности. Очевидно, что ни одна мама не доведет своего ребенка до проявления тяжелых симптомов, ведь последствия могут быть страшными.

Ребенок приходит на комиссию под воздействием препаратов, которые могут дать ему нормальное качество жизни, но лишь благодаря им он выглядит нормально и способен самостоятельно прийти на комиссию. И вот, в связи с достижением положительного результата медикаментозного лечения у ребёнка, отпадают основания для признания его инвалидом, а ведь болезнь с человеком уже навсегда, особенно когда речь идёт об орфанных заболеваниях.

И что делать матери – не давать препарат, рисковать жизнью и здоровьем ребенка? Нужно внести изменения в законодательство о порядке проведения медико-социальной экспертизы, обязать комиссию учитывать влияние препаратов. Все мамы детей с орфанными заболеваниями об этом просят.

Опыт системного решения вопросов у нас есть. Мы разрабатывали дорожную карту по оказанию паллиативной помощи детям, представляли меры президенту, затем была принята госпрограмма, реализацией которой занялся Минздрав. Теперь мы предлагаем таким же путем двигаться в сфере лекарственного обеспечения детей с орфанными заболеваниями, мы работаем вместе с Минздравом.

О спасении детей и восстановлении личного ресурса

• Что бы вы отметили в сфере международной деятельности по итогам года?

Самое главное, что наша работа по возвращению детей из Ирака вышла на финишную прямую. Это особая зона и поэтому была организована специальная работа. Хотя мы со многими государствами работаем, в Ираке ситуация принципиально иная. Сейчас там в тюрьмах находятся российские граждане, и их дети находятся там же. Условия тяжелые, сейчас там уже холодно, ситуация кризисная, речь идет о выживании детей. Рассказы оттуда вводят в ужас. Хочется скорее довести ситуацию до логического завершения.

На своей площадке мы собрали все ведомства и службы, которые могут поучаствовать в решении данного вопроса. Главная роль в процессе возвращения детей все-таки принадлежит Министерству иностранных дел. Сначала были составлены списки, потом была сформирована рабочая группа, и сразу встал вопрос выработки алгоритма возвращения в Россию без документов.

Установить гражданство находящихся в Ираке можно только со слов матери «я его родила», а документов нет, хотя о каких бумагах можно говорить в условиях войны. Исходя из этой ситуации нужно было найти родственников ребенка, установить его личность и понять по ДНК, кто его мама. Затем восстановить все документы, оформить доверенности, опеку, найти родственников и построить весь маршрут возвращения оттуда к нам.

Огромная работа была проделана. Иракская сторона пошла нам навстречу, но детей нужно было вывозить в течение суток с момента принятия решения местного суда и платить штраф за пересечение границы, законы другой страны нужно уважать. Минпросвещения приняло специальную форму документа, по которому мама временно передает ребенка опекуну. Мы первый раз летали в Ирак, специалисты осуществляли забор материалов ДНК. Из ста с лишним детей нет результатов в отношении девяти.

Все что я рассказала, это только часть работы, затем возращенным детям нужно будет помочь с реабилитацией. Они приезжают в очень тяжелом состоянии после войны, тюрьмы, лагерей, стрельбы, и им так нужна помощь. Сейчас все дети дома.

Хочу отметить, что нами была сделана целая программа, ее поддержал президент. Отработав единожды эту схему, в будущем будет легче возвращать наших детей.

Что касается защиты прав и интересов детей за рубежом, то здесь много разного.

В этом году мы подписали меморандум о взаимопонимании с уполномоченным Киргизии. Такие документы скорее носят формальный характер, они рамочные, абстрактные, но они гарантируют порядок взаимодействия и обратную связь.

Например, соглашение с Финляндией: сейчас случаи отбирания наших детей там единичны, хотя до этого сплошь и рядом были такие инциденты. И проблемы решались в ручном режиме. Но после подписания документов вся информация разбирается в рабочем режиме.

Еще из международной деятельности в этом году: из Австрии вернули четверых детей из приюта, выиграли несколько судов, по итогам которых дети вернулись в Россию к российскому опекуну.

Что касается профильного закона об уполномоченных по правам ребенка в России, отмечу, что с принятием этого закона в международной деятельности будет новый этап для уполномоченного, появится возможность для полноценного присутствия на ключевых площадках, на которых обсуждается проблематика защиты прав детей.

Межгосударственное взаимодействие не всегда дается просто. До сих пор не решен вопрос с США: мы вообще не понимаем, что происходит с нашими детьми в Америке – живы они вообще или нет. Ни одного ответа на запрос не приходит, так что снимать эту тему с контроля нельзя.

Нужно добиваться, чтобы нам дали обратную связь, отвечали, где дети. Они одного возраста, в чужом государстве и не ясно, что с ними происходит. Ситуация осложняется тем, что в США не ратифицирована профильная конвенция ООН.

• 2018-й был годом добровольца в России. Какие встречи, события вам больше всего запомнились?

Так сразу и не выбрать что-то одно, столько всего было. Вообще 136 общественных организаций входит в наш общественный совет при уполномоченном. Недавно вот познакомились с Советом матерей, они планируют проводить народную оценку качества родильных домов, и я нахожу эту тему интересной и полезной.

Совместно с добровольцами мы начали мониторинг детских домов-интернатов, и на волонтерском форуме познакомились с теми, кто работает в больницах. Помощь волонтеров-медиков пригодилась маленькому добровольцу – Сереже из Пензы. У него самого тяжелое заболевание, но раньше он ездил в больницу к детям, выступал перед ними в костюме. Когда Сереже стало трудно двигаться, он увлекся изготовлением икон из бисера, продавал их и направлял деньги другим детям, которые нуждаются в помощи. Сейчас Сережа вернулся домой после лечения.

В Санкт-Петербурге мальчик Саша из хосписа музыку сочиняет, рассказал мне о том, что у него не получается, чему он хотел бы поучиться. Тут же я встретила знакомую из фонда «Шаг навстречу», она профессиональный преподаватель музыки, попросила ее позаниматься с Сашей. Теперь мальчик рассказывает мне о своих успехах, приглашает на импровизированный концерт. Мы вместе с волонтерами реализуем наши акции «Класс добра» и «Безопасность детства».

• В этом году многие НКО отметились проектами по поддержке семьи, материнства и детства. Проводились конкурсы «Вектор. Детство», «Все лучшее - детям», конкурсы Фонда президентских грантов. Как наш взгляд должны тиражироваться наиболее успешные, инновационные практики? Опыт НКО нужно использовать в государственных учреждениях, например, в интернатах или предлагать наиболее удачные решения некоммерческому сектору и стимулировать активность других НКО?

В данной связи хочу выделить конкурс «Вектор «детство». Я считаю очень важным, чтобы общественные организации, кроме воплощения некой близкой и важной им идеи, в которой они точно эффективны, еще чувствовали важные государственные задачи, которые являются мэйнстримом на данном этапе.

Важно все: помощь инвалидам, организация досуга, информационная безопасность, но все же есть инновации – то, что сейчас наиболее точно отвечает запросам времени. Мы организовали «Вектор «детство» и не ошиблись. В этом году 10 проектов, победивших в векторе, мы признали инновационными и эффективными по ряду параметров. Экспертная комиссия это подтвердила и лучшие практики уже внедряются в ряде регионов.

Проект года «Социальная служба экстренного реагирования» от центра для несовершеннолетних «Семья» из Тюмени стал реализовываться в Пензенской области, и еще 6 регионов проявили интерес к инновационной практике. Формат режима одного окна для оказания экстренной социальной помощи – это не просто общественный проект, но и очень важное для социальной политики, инновационное решение.

Что касается помощи НКО, то сегодня есть разные грантодатели, частные организации, благотворительные фонды. У оператора от государства – Фонда президентских грантов – особая роль, как мне кажется. Важной чертой, отличающей Фонд президентских грантов от подобных организаций, должна быть особая чувствительность к наиболее современным, отвечающим запросам социальной государственной политике. Побеждать должны все хорошие и полезные проекты, но особое внимание федерального оператора следует направлять к задачам, которые стоят сегодня в сфере социальной политики особенно остро. Помогать сиротам всегда хорошо. Вопрос – «как помогать»!

• Анна Юрьевна, могли бы вы назвать самые важные проекты, дела, которые, к сожалению, не удалось завершить в 2018 году? Что нужно будет продолжить в 2019 году в первую очередь?

Сразу назову решение проблемы с жильем для детей-сирот. Рядом с этим карта постинтернатного сопровождения – большая программа. С указанными предложениями мы пришли к президенту, подняли вопрос о необходимости принятия государственной программы в отношении детей-сирот. И это точно нужно доводить до конца.

Пока еще не получили ответов на наши предложения с комплексными мерами по школьной безопасности. Рассчитываем на понимание и на то, что теперь есть новый инструмент, новая площадка для продвижения инициатив – совет при президенте РФ по делам семьи и детей.

Очень хочется, наконец, всех наших ребятишек привезти из Ирака, и 2019 год будет посвящен завершению этой операции.

По лекарственному обеспечению детей с орфанными заболеваниями будем обязательно доводить до ума тему с централизацией закупок.

Переселенцы-соотечественники – до сих пор у 60 семей в Новосибирске отбирают материнский капитал. Абсолютно недопустимая история, особенно после выхода концепции президента по миграционной политике.

Вопросов на этот год много: от налаживания нормального образовательного процесса в СИЗО до реформирования органов опеки и попечительства.

Так что работа предстоит большая, благо принят наш профильный закон, который станет серьезным подспорьем.

• Большой объем работы истощает как физические, так и душевные силы. Как восстанавливаете внутренние ресурсы, что позволяет набраться сил?

Как отдыхаю? У себя дома с детьми – поговорим обо всем и все нормально становится. И, конечно, результаты, которых мы добиваемся, придают сил. Прислали ответ, что ребенку выдали лекарство – радуешься, и сил прибавляется.

Закон наш об Уполномоченных по правам ребёнка опять же приняли. Особенно радует, когда к нам приходят общественные организации и неравнодушные люди, которые могут приблизить решение тех задач, которые мы перед собой ставим.

Единомышленники вроде общественных активистов и специальные ведомства, когда помогают. Благодарности, которые приходят из регионов, очень поддерживают наш коллектив. И верить надо в то, что ты делаешь, как без этого!